Зарево. Пекло

1

Кровь стучит в ушах, а внутри все дрожит и трепещет от ужаса. Каждый раз боюсь закрыть глаза, ведь не знаю, удастся ли их вновь распахнуть.

Холодный ветер. Такой сильный, что машину шатает из стороны в сторону. И мне страшно, глупо это скрывать. Деревья клеткой высятся вокруг. Сумрак. Жара, сменяемая холодом. Бесконечные бумаги и записи. В сотый раз пробегаю глазами по строчкам, которые уже не сотрутся из памяти. Что хочу еще здесь найти? Какую еще информацию пытаюсь отыскать? Неужели в тысячный раз прочитывая сухие факты я надеюсь, что написанное вдруг переменится, что происходящий кошмар испарится, как дурной сон с первыми лучами солнца?

Кашель Марка и кровь на его ладонях. Он хрипло нашептывает о военных в городе, о технике и загражденных кварталах. Об отце, в спешке сжигающем документы в кабинете. О том, что даже приближенные к Трем не ведали всего ужаса, происходящего на Севере. Речь его сбивчивая. А Марк все кашляет, и кашляет, и кашляет. И темные склизкие сгустки на его ладонях. Записываю каждое слово Нюстрама в блокнот. Меня успокаивает выводить эти корявые буквы на бумаге. Успокаивает разрисовывать поля в документах Гивори хитросплетениями ветвей.

Только занять себя чем-то. Заставить переключить внимание на что-то другое: когда-то меня это уже спасло. Спасет и сейчас. Не думать. Не анализировать. Не думать…

Иду за Крисом, почти не дыша. Каждый шаг – остановка сердца. Дом кажется пустым. От страха перед глазами все плывет и дрожит.

Когда появляется первый зараженный, страх становится настолько сильным, что я перестаю чувствовать тело. Замираю, не в силах ни дернуться, ни вскрикнуть. Когда Крис падает, оцепенение проходит. В этот же момент появляется второй мертвец. Он быстро надвигается на Льюиса. Вздрагиваю, резко поднимаю пистолет. Глубоко вдыхаю; руки вспотели. Выдох. Нажимаю на спусковой крючок.

Хлопок. Тело падает. А я осознаю, что сделала.

Немая истерика. Не слышу голоса Криса, не вижу, как в комнату влетает Норман. Не отвожу взгляда от мертвого тела на полу.

Внезапно мертвец поворачивает голову ко мне. Вижу лицо Эндрю.

"Помоги мне, Штеф".

И кричу. Кричу так, что закладывает уши. Кричу, надрывая горло. Кричу…

Проснулась от собственного крика. Подорвалась на кровати, отталкивая от себя сбитое одеяло и забиваясь в угол. Дышала глубоко и рвано, и каждый вдох отдавался резкой болью где-то ниже легких. Я не понимала, когда успела подскочить Сара; она перехватила мои дрожащие руки и говорила что-то, крепко прижимая к себе. Не замечала, как Карани, растолкала ногой спящего Нормана на соседней кровати, чтобы он принес воды. Меня трясло. Вцепившись в руку Сары, тихо поскуливала, боясь закрыть глаза, боясь вновь увидеть лицо Эндрю, боясь, что после его лица мне начнет сниться кто-то еще. Я не видела, как на край кровати присел перепуганный Сэм. Ничего не видела, ничего не замечала, и только страх, поглотивший с головой – вместо крови, вместо кофе по моим венам сочился яд, намешанный Фобосом и Деймосом, и в образе Эндрю являлись в ночи Керы.

Помню, как жадно выпила стакан холодный воды, как краем глаза посматривала в небольшой проем завешанного окна, лежа на руках Карани. Глаза заволокли слезы. Всё еще немного потряхивало. Сара что-то напевала, покачивая меня, точно ребенка, а я смотрела на темную улицу, на горизонт, который вот-вот должны были тронуть первые лучи восходящего солнца.

Хотелось, чтобы случившееся оказалось лишь страшным сном. Предрассветным кошмаром, который сотрется из памяти. Чтобы я проснулась дома, еще до той треклятой поездки; и чтобы все слухи о Северной заразе остались лишь слухами. Слезы текли по щекам, падали на руки Сары… Линия горизонта потеплела. Сегодняшний день наступал.

Ничего больше не могло стать прежним. Чуть больше трех недель назад инфекция перевернула все окончательно. Шесть дней назад я нажала на спусковой крючок. А сейчас лежала на коленях Сары, бездумно глядя на улицу.

Уже ничего не будет прежним. Уже нет надежды, что все в один миг изменится и придет в норму. Не придет. Никогда. Нужно смириться.

Но а дальше-то что?

А дальше пустота. Мы остались лицом к лицу с неминуемым и непоправимым. И было это куда масштабнее и яростнее, чем политический сыск, да беззаконие властей. Столкновение со смертью, но в неописуемом масштабе.

Ни надежды, ни веры. Лишь разрывающее непонимание и глухая покорность. За прошедшие шесть дней выплакала оставшиеся слезы, вдоволь намолилась безмолвной Матери и глухим Небесам.

Три недели. Три недели… Словно апогей моей эмоциональной мясорубки; за ним пришло смирение и выгорание. Эмоций и волнений так много, что на какое-то время вовсе перестала что-либо чувствовать. Лишь смотрела на линию горизонта, ожидая рассвета и не замечая катящихся слез по щекам.

***

Еще нет и шести утра. У горгоновцев общий подъем, раздача пайка на день и смена дежурного. Завязывая волосы в тугой хвост на голове, я спускалась со ступеней на первый этаж. Лицо – немного опухшее после раннего плача, хотя сама уже спокойна. Сильная усталость и слабость, – они, в общем-то, теперь и не проходили, – хотелось свернуться клубочком в постели и не шевелиться, стать невидимкой, которую все перестанут замечать.

За спиной раздались скорые легкие шаги. Я обернулась и замерла на предпоследней ступени, дожидаясь натягивающую объемную куртку Сару. Девушка как можно бодрее улыбнулась мне, сбегая по ступеням, и мы вместе вышли в обширную гостиную. Горгоновцы притащили сюда стулья со второго этажа, большой овальный стол из летней кухни, и даже кресло с вычурной обивкой (именно обладание им стало предметом извечной вечерней борьбы если, конечно, в кресле не располагался Роберт) – в этой комнате все предпочитали собираться для перекусов, игр в карты, размышлений о грядущем, совещаний и оперативок Сборта. Здесь же установили приемник, развесили на стене карту (на место телевизора, вынесенного, чтобы не мозолил глаза и не напоминал об отсутствии электричества).

Через большое окно в комнату проникали единичные солнечные лучи, отражающиеся на противоположной стене розовато-апельсиновыми пятнами света. В груди защекотало от очень старых, почти детских воспоминаний – радостный трепет от рассвета, ощущение единения с природой, с ее пробуждением. В лучах, разрезающих сумрак комнаты, различалась медленно оседающая пыль.

Стэн, зевая и скрестив руки на груди, полулежал на кожаном молочном диване. Стивен раскладывал на кучки паек, безмолвно проговаривая подсчет. Михаэль перешептывался с Робертом; Сборт, опустив глаза и оперев руки в бока, внимательно выслушивал Боура и изредка кивал – стояли оба напротив карты. Нам с Сарой кивнули в приветствие, кто-то бросил сухое "утра!" заспанным голосом. Карани, дотронувшись до моего плеча, повернула к выходу. Сильнее кутаясь в куртку вышла на улицу – ее черед дежурства; паек заберет позже, с утра он ей не нужен; девушка предпочитала воду на завтрак. Сложив руки на столе и уткнув в них лицо, тихо посапывал Сэм. Уж кто, но он точно не был приспособлен к мало-мальски раннему подъему, и подняться с первого раза для Сэмуайза – нечто почти невозможное.

Села на стул рядом с другом, опустив голову ему на спину и прикрыв глаза. Тихо. Разговор Роберта с Михаэлем, убаюкивающий и успокаивающий, почти не различим. Впрочем, я и не старалась вслушиваться в слова; довольно было не самых приятных вещей и драматичных новостей.

Спать не хотелось, но легкая слабость не оставляла. Я все думала о восходе солнца, о неспешности в раздаче пайка, о дремлющем Сэме, о дежурстве. Дежурный постоянно на ногах и во внимании: сначала сидит на смотровой площадке наверху (на деревянной открытой лоджии), затем делает осмотр второго и первого этажа, под конец еще раз обходит внутренний двор, где уже и остается дожидаться своей смены.

Роберт позволял мне дежурить. Только днем, как и обещал.

Время точно замедлилось. Тело Сэма медленно поднималось-опускалось от его глубокого, спокойного дыхания. Я обнимала его за руку. Казалось, что предрассветная истерика лишь почудилась. Спокойно, тихо, почти невесомо… Даже почти забыла лицо Эндрю из сна. Почти.

На грани сознания услышала, как дверь с силой распахнулась. До уха долетели голоса Льюиса и Роудеза. Чуяло мое сердце, что Норман по-тихому слил Кристоферу предутреннее происшествие. Приоткрыла глаза, наблюдая за приближающимися фигурами. Льюис что-то бурчал, разминая правое плечо, и когда наши взгляды пересеклись, я почти незаметно кивнула ему в приветствие; он поступил также, затем еще бросив какую-то фразу Норману. "Кристофер", – раздался бархатистый голос Сборта, и горгоновец сразу направился к командиру.

Вновь закрыла глаза, прислушиваясь к сердцебиению. Эфимерно, почти нереально. Такое шаткое спокойствие, столь непривычное после прошедших дней. Впервые за все три недели ощущала подобное чувство. Да что там, впервые за несколько лет на какую-то пару минут в груди стало так легко.

Началось движение. Я мгновенно поднялась, подталкивая Сэма.

– Еще раз всем доброго утра, – проговорил Роберт, внимательно окидывая нас всех взглядом. – Стивен?

– Все готово, – ответил горгоновец, даже как-то становясь навытяжку.

– Прекрасно. Итак, – Сборт говорил негромко, размеренно, играя интонациями и успевая глянуть на каждого присутствующего. – Подведем небольшой итог. Абсолютно все передачи по приемнику прекратились два дня назад. Вокруг нашего нынешнего места пребывание было замечено девять зараженных в течение прошедших трех суток. Многие из вас начинают задаваться вопросом, как долго мы еще будем находиться здесь, и почему бы нам не направиться к центру или к ближайшей из военных баз, – я тяжело сглотнула, украдкой глянув на Криса. Мы все также оставались (не считая Роберта) двумя, знавшими о драматичной развязке событий у Старых рубежей. – Безусловно, просто сидеть и ждать божественной помощи бессмысленно, но все должны понимать, с чем мы столкнемся, стоит только выехать на шоссейные трассы и двинуться в направлении любого города. Времени прошло не так много; хотя здесь, я знаю, ощущается совсем иначе. Пока что, как это видится мне, ни мы не сможем оказать кому-нибудь помощи, ни нам она не может быть оказана, – Роберт выдержал небольшую паузу, глянув на карту. – Конечно, наше пребывание здесь временно. Куда бы в дальнейшем не лег наш путь, какой бы из вариантов дальнейшего нашего следования мы не избрали, первые этапы всегда одинаковы. Рывку вперед предшествует подготовка. Нужно собрать провизию, бензин; оружие лишним тоже не будет. Думаю, мы сможем немного восполнить наши запасы на оставленных таможенных постах, если никто раньше нас их не обнес. Конечно же, осматриваем машины, устраняем возможные неполадки, и, уверенные в полной и достаточной готовности, выдвигаемся, – со всех сторон донеслось четкое "принято". Я коротко кивнула, чувствуя легкое волнение в солнечном сплетении.

Роберт мало освещал подробности своих планов, но все безмолвно доверяли ему. Каждый горгоновец жил искренним убеждением, что у Сборта всё продумано до мелочей. Если во что-то эти люди и верили, если кому-то и были верны – то лишь своему командиру. И это невероятным образом подкупало и меня. Чем дольше я находилась среди "Горгоны", тем сильнее проникалась их особым духом, пусть иногда и не могла до конца его понять.

– Чуть позже обсудим, кто и чем займется, – Сборт улыбнулся краешком губ, кивнул. После этого все немедленно разошлись.

Прохладная вода приводила в чувства. Горгоновцы наносили воды с реки, и, можно сказать, мы обладали прекрасными удобствами, особенно сравнивая с бесконечной дорогой в машине. А если припомнить обстоятельства нашего бегства из °22-1-20-21-14, то в этой глуши мы обнаружили рай на земле.

Я сидела на диванчике на кухне, поджав под себя ноги и рассматривая разложенные вчерашним вечером бумаги на столе – до двух часов сидела с ними, благо, полнолуние делало ночи светлыми. Вспоминались рабочие будни и вечера, когда, погруженная в работу, забывала уйти домой, оставаясь в окружении синих мониторов, заметок и записей.

Почему-то тогда нам с Сэмом действительно верилось в то, что простого человеческого упорства хватит для противостояния старой обрюзгшей системе. Хотя, наверное, простое человеческое упорство и было для этого нужно. Но не двух, ни десятерых, и не тысячи человек. Но людям свойственно приспосабливаться, закрывать глаза, довольствоваться тем, что есть, в страхе вызвать протестом худший вариант развития событий. Не могла же власть Трех установиться лишь по их воле? Тому способствовало молчание наших родителей, и их родителей, и их… Люди не жаловались. По крайней мере, до тех пор, пока у них оставались хоть какие-то реальные права. Но недовольных становилось больше, очаги сопротивление масштабнее, и все это вылилось в откровенное восстание "Холодного штиля".

Тяжело вздохнула, откладывая в сторону газету, найденную на этой же кухне. Иванко Хорст. Маркизус Северных земель. "Лжец и лицедей". А на деле человек, рискнувший вслух заявить о том, что Трое уверовали в свою божественность, и их система давно оторвана от реальности.

Да только теперь имело ли всё это смысл? По земле принялись разгуливать ракшасы, ожившие мертвые. Всё объяло пламя. Старые рубежи, – оплот нашей власти, военный центр и главное место Центральных регионов – потеряны. И Трех больше нет. И армии больше нет.

Зато до сих пор была "Горгона". Военная элита прежней власти. Идеологическая элита прежней армии.

Я опустила голову на стол, закрывая глаза. А, в пекло! Всё это, в сущности, бесполезное времяпровождение. Да и в документах, оставленных Гивори, чего-то нового и интересного больше не находила. Может, при других обстоятельствах они стали бы значимым материалом – личные записи лица, принимавшего непосредственное участие в медицинских разработках на Севере, его воспоминания и наблюдения… Но конкретно сейчас они бесполезны. Макулатура, не способная помочь побороть Северную заразу.

Выпрямилась, провела рукой по волосам.

Насколько бы паршиво не приходилось последние годы при Трех, но никто и подумать не мог, что жизнь может стать еще хуже. Казалось бы, что могло быть хуже арестов посреди бела дня, сфабрикованных по политическим статьям дел, из-за которых люди просто испарялись, переставали существовать? Могло ли найтись что-то страшнее, чем бояться за жизнь дорогих тебе людей и свою собственную, когда, возвращаясь домой по темным переулкам, ты оглядывался не в страхе нападения преступника, но притаившегося правительственного жнеца, в силах которого утащить тебя в автозак и увезти в места, из которых не возвращаются?

Жнецы. Псы режима, ищейки. Подразделение внутреннего сыска – созданное Тремя примерно в тот же период, когда началось активное противоборство Штиля, –занимающееся разгоном демонстраций, зачисткой информационного пространства, слежкой за оппозицией, допросами и казнями. Темные ребята. Не пожелаешь встретить таких на своем пути. Они были одним из звеньев в цепочке концентрации всей полноты тоталитарной власти в руках Трех. Власти, которая первоначально должна была решить жесткими мерами начинающийся коллапс, но слишком сильно затянула удавку на шее населения. Но всё эти нюансы раскрылись для нас позже, и когда мы столкнулись с реальным и видимым положением дел, переменить что-либо не было в наших силах. Когда свободы почти не осталось,  тирания элит и верхушек достигла своего предела. Когда происходящее уже не воспринималось постмодернистским притворством. То, о чем шептались при зажженном свете, о чем тревожились в прогнозах и ожиданиях, было явью. Не паранойей. Не фантазией разгоряченной и дурной головы. Не бреднями алармистов.

Могло ли быть что-то хуже?

Увы. Могло.

Первое за долгие годы решение Трех, нацеленное на искреннюю помощь, возникшее желанием (пусть даже корыстным) побороть тяжкие болезни и улучшить жизнь людей, привело нас к краю зловонной бездны. Сделай шаг – и разинутая пасть смерти готовилась пожрать всех нас. Впервые в жизни я была в растерянности от черноты объявшего нас зла, в эпицентре которого мы все находились прямо сейчас. И непонятно, на что и кого надеяться – ответом со всех сторон нам служила тишина. Ни Трое, ни Штиль, ни какие-либо другие силы не могли помочь простым людям оказавшимся лицом к лицу с бедой (впрочем, никто и никогда не силился помочь простым людям в горестях и страхах, оставляя нас один на один со всеми испытаниями и ужасами).

Я не знала, что происходит в Большом мире. Может, он давно уже мертв. А может жив, благоденствует и не думает помогать нашему сгорающему Дому – давно уже, многие, многие десятилетия назад прервались связи, воздвигнут был занавес. Потому и бежать нам, в сущности, некуда. И неоткуда ждать помощи сейчас.

Сэм хотел уехать. С горгоновцами ему тяжело давалось находить общий язык. Дорт принципиален, уперт, я бы даже сказала, упрям как осёл – военные, да еще и работающие в структуре власти Трех; с горгоновцами он, конечно, в открытый конфликт не вступал, но пассивную агрессию проявлял перманентно. Со мной же спорил и упорствовал – да без толку это. Куда бы мы с ним поехали? Что бы делали? Как смогли бы защитить себя?

Побарабанила пальцами по столу. Взглядом скользнула по фотографиям на столе. По газетным заголовкам. По растолстевшей записной книжке. Обернулась на застекленный коридор. Там, вперед и налево. Место, где таились зараженные. Где я нажала на спусковой крючок. А что мне еще оставалось сделать?

"Это был хороший выстрел, Штефани. Слезы нужно оставить позади", – сказал Роберт, когда я сидела на ступенях трейлера в полудреме от таблеток Михаэля.

Перед глазами вновь всплыла пыльная темная комната. Вновь показался зараженный, бросившийся в сторону Льюиса. Я и снова ощутила отдачу от выстрела. От резко пришедшего осознания содеянного волосы стали дыбом.

Вздрогнула поеживаясь. Втянула носом воздух, хмуря брови – можно отдаться воле судьбы, расставить руки и плыть по течению. Но куда оно меня принесет? А можно грести. Сопротивляться. Понять течение.

Случилась беда, приключилось большое несчастье. Начало еще большей череды несчастий. И тягостное ожидание наконец побороло теплящуюся первые дни надежду, что как-то пронесет, обойдется, разрешится иначе. Но перед нами разыгрывался наихудший из худших сценариев. Мы будто миновали точку невозврата и бесконечной горечи (ох, Небеса, знала бы я в ту секунду, что это было лишь начало моего долгого, тягостного и ломающего пути; однако в том, что к прежней жизни никогда не боле вернусь, я не обманулась).

Вернулась в гостиную одной из последних. Около семи утра. Витал аромат кофе. Окно открыто; легкий прохладный воздух разгонял дремоту.

– Значит расклад такой, – Роберт покрутил стаканчик с кофе в руке, – впереди две вылазки. Первая – за провизией и бензином.

– Можно вернуться на заправку, что дальше по шоссе, – задумчиво проронила Сара, – не думаю, что из придорожного магазина успели всё вытащить, поживиться там точно будет чем.

– Именно, – Роберт согласно кивнул. – И, полагаю, пару канистр бензина мы тоже без проблем наберем. Вместе с Норманом поезжайте туда; можете даже сегодня, чтобы не терять время.

– На улице в складских помещениях есть пара объемных тачек, – проговорил Льюис. – Чтобы не катать бензин, можно сгонять на заправку пешком.

– Если по дороге, то расстояние до места около тридцати километров в одну сторону, – Стивен качнул головой, что-то прикидывая в уме. – Идти пешком больше пяти часов, опять же в одну сторону.

– Да, но вероятность, что мы потратимся больше, чем сможем привезти оттуда, все-таки есть. Мы не сильно спешим, и есть вполне дельный способ минимизировать возможность уйти в минус. Темнеет поздно. В крайнем случае, – Крис, вальяжно опершийся о стену, пожал плечом, – можно рискнуть срезать через лес.

– Рисковать точно не будем, – отрезал Сборт, – но вылазку действительно можем устроить пешую. Главное быть максимально внимательными и осторожными. Шанс пересечься с зараженными, безусловно, есть, но не такой большой. Толп мертвецов по дороге не встретить, здесь им неоткуда взяться.

– Я могу направиться вместе с Норманом и Сарой, – Стэн почесал тыльной стороной ладони подбородок. – Здесь остается достаточное количество людей, а мы втроем сможем и привезти все необходимое, и, если придется, противостоять хоть мертвым, хоть живым, – Сборт утвердительно махнул головой.

– Либо я мог бы, – поддакул Льюис.

– Нет, ты нужен мне здесь, – Роберт подошел к карте, сцепливая руки в замок за спиной, – вторая вылазка будет за оружием, и ее нужно продумать до мелочей. Со мной поедет Крис и Стивен, – Сборт вдумчиво осмотрел мелкую сетку дорог. – Дальше будем двигаться в южном направлении. До ближайшего населенного пункта больше полдня пути на машине; а главное – нужно миновать горный хребет. Городокна границе Центральных земель и Перешеечной области, – проговорил командир чуть тише. – Впрочем, сейчас это не самое значимое. Полицейский участок, таможенный пост, любая другая силовая структура находилась на территории города, а значит и оружие быть должно.

– Рискованно, – осторожно заметил Михаэль. – Чужой город, будем искать крупицу среди песка.

– Но на въезде в любой город, на той же заправке, обязательно найдется полка с макулатурой. Каждый городишко, даже самый загнивший, штампует свои карты и сует везде, где можно, – Льюис сел за стол и оперся о столешницу предплечьями. – Перехватим подробную карту, сможем легко ориентироваться, – секунда, треск. Стэн отбросил на стол сломанную пластмассовую ложечку. Крис тяжело выдохнул отворачиваясь. Кажется, все понимали, в чем дело, только не мы с Сэмом. – У нас нет выбора, – хрипло проговорил Кристофер, глянув на Стэна, затем на Сборта, – ехать в любом случае придется. Боеприпасов у нас катастрофически мало.

– Безусловно. И мы поедем. И соберем всё необходимое, – Роберт окинул всех взглядом. – Михаэль вместе с Сэмом, – Сборт глянул на Дорта, распахнувшего от неожиданности глаза, – будете следить за приёмником. Я скажу, во сколько и какие каналы необходимо проверять; может Матерь соблаговолит, да живую речь услышим.

– О, в этом я шарю, – заулыбался Сэм, нервно выдыхая, – а то уж думал… – и что-то еще прошептал себе под нос.

– Когда я уеду на вылазку, Михаэлю перейдет выполнение моих обязанностей, – Сборт перевел взгляд на меня. Непроизвольно выпрямилась, немного начав нервничать под испытующим взглядом командира "Горгоны", и тяжело сглотнула. – Сейчас действуем в соответствии с ситуацией, и каждый должен уметь защитить себя, еще лучше – если каждый сможет прикрыть спину другому. – Сборт выждал небольшую паузу, – горгоновцы, каждый из вас передаст минимальный объем собственных знаний Штеф, – информация ударила, точно обухом по голове; хотела было что-то сказать, да голос пропал. Из-за ступора я не увидела, что сами горгоновцы приказ командира приняли спокойно, словно он был ожидаем. – Сара, на тебе огнестрел. Обучишь быстро чистить, разбирать, заряжать; покажешь, что у нас есть, объяснишь, расскажешь нюансы; пояснять не буду, сама прекрасно знаешь, что такое огневая подготовка. Норман, будешь ответственен за физподготовку; можешь и в автомеханику удариться, для разнообразия. Михаэль – первая медицинская, – слова доносились эхом до подсознания. В ушах шумело. Все казалось наигранным, странным… – Стэн – ориентирование на местности. А еще обучишь знакам и сигнальным жестам, обозначения отработаете; чтобы всё понимала. Стивен – инвентаризация; да, впрочем, обучи-ка нашего любознательного журналиста и взлому. Крис, – Роберт посмотрел на Льюиса, – рукопашный и холодное оружие.

– Но Роберт… – мой голос прозвучал на высоких тонах. Оборвалась на полуслове, когда Сборт поднял руку.

– Это будет полезно и для тебя, и для "Горгоны". Не будет так много требоваться внимания к поддержанию твоей сохранности. К тому же, пусть для моих оболтусов и Сары будет работа, чтобы не разленились и с ума не посходили.

– А Сэм? – в панике выпалила я.

– Мне будет достаточно, если он будет поддерживать аппаратуру в порядке. Да и особого энтузиазма, я полагаю, он не проявит, даже если бы я заставил его чему-либо обучиться, – холодно бросил Роберт, отворачиваясь и собираясь уходить. – Сегодня первая вылазка. Готовьтесь, ваш выход ровно в восемь. Кстати, Штефани, – мужчина вдруг обернулся. Его движения спокойные, плавные, но с какой-то непоколебимой внутренней силой, – если хочешь, можешь направиться с этой троицей, – я замерла. Краем глаза увидела, как Льюис, собиравшийся отпить кофе, чуть не выронил стаканчика из рук. – Пойдешь?