Сила и проклятие литер

Марибор

Практически каждую ночь мне снится один и тот же сон. И ладно бы он был про что-то приятное. Про далёкое будущее, например, где я живу в роскоши и лежу на мягком покрывале, а меня обмахивают огромными опахалами самые красивые девушки… Нет же. Тот, кто выдумывает для людей содержание сновидений, выбрал самый отрицательный эпизод из моей жизни и поставил его на постоянное повторение. Из ночи в ночь. Я свыкся с состоянием вечного недосыпа, пусть поначалу это и было очень сложно. Но примириться с произошедшим я никак не могу. Да и вряд ли когда-нибудь свыкнусь.

Я помню каждую деталь того, что случилось. До секунды.

Как мы семьёй сидим за обеденным столом. Папа рассказывает о том, куда мы поедем в первую неделю его отпуска. Мама с улыбкой мажет маслом бутерброды для меня и четырёхлетней Ланы, которая с усердием пережёвывает макароны.

Как я нечаянно цепляю локтем кружку со свежезаваренным чаем, после чего она падает на пол и разлетается на мелкие осколки. Я спрыгиваю со стула убрать то, что минуту назад было кружкой, и понимаю, что не слышу ни единого звука. В уши проникает лишь слабый шум, отдалённо напоминающий шуршание морских волн о песок. Однажды я был на море, а потому могу поручиться, на что был похож звук.

Боковым зрением я вижу, как с петель слетает входная дверь и в комнате быстро появляются пятеро. Один из них словно плыл над полом. Лица его разглядеть я не мог: всё скрывала чёрная тканевая маска. За секунду он очутился позади отца, подняв его со стула и заломив за спину обе руки. Вторым незнакомцем был невысокий мальчишка, если судить по комплекции. Наверное, ему было лет тринадцать. Младше меня на год. Мальчишка схватил сестру и зажал ей ладонью рот. Я хотел броситься на помощь, но получил мощный удар в грудь от третьего незнакомца. Его рука была полностью покрыта шерстью. Лица он не скрывал и был оборотнем в шкуре медведя, сохранившим разум и человеческие повадки. Он рыкнул на меня, видя мои тщетные попытки подняться на ноги, и провёл по горлу длинным когтём, предостерегая от необдуманных поступков. Я помню, что в тот момент почему-то улыбнулся про себя его внешнему виду: медведь в длинном чёрном пальто. Улыбнулся и тут же поморщился: грудь болела. Хорошо хоть порезов не осталось. А вот сломаны ли рёбра, мне только предстояло понять.

Четвёртым незнакомцем был человек с блестящей лысиной. Он стремительно подошёл к маме, схватил её за волосы и ударил ребром ладони по шее, от чего мама потеряла сознание. Лёгкий кивок – и рядом тут же появился пятый, неприятный толстяк с огромным синим носом, выглядывающим из-под чёрной тканевой маски. Именно в тот момент ко мне вернулись звуки.

– Давайте побыстрее, тут не очень тихий район, – недовольно говорил лысый, постукивая ногой по полу.

Толстяк покопался в своём чемоданчике, достал скальпель и обвёл им литеру мамы – «Х». Мама была магом. Как и папа. И сестра, в свои-то четыре года. Все, кроме меня. И у всех одинаковая литера – «Х». Хаши́ш. Маг гипноза. Способен затуманить разум кому угодно, наслать ложные видения и ложные мысли и обязательно заставить человека делать то, что ему нужно. «В этом отличие хашиша от гликаря», – всегда добавлял папа, рассказывая о своей магической Силе. Он видел в этом преимущество одной литеры над другой, хотя, казалось бы, в чём-то они очень схожи… Сильный хашиш может влиять на группу людей или даже на целую местность. Эдакий громкоговоритель с функцией внушения. Удобно для правителей.

Прошло пять минут с момента проникновения в дом незнакомцев. Мама и папа уже лежали без сознания. Это только потом я узнал, что они мертвы. А в тот момент ещё верил, что незнакомцы лишь забрали их литеры. Буквы родителей, завёрнутые в белые ткани, перекочевали в руки к лысому. Он несколько раз поднял их вверх, словно проверяя под действием солнечных лучей какие-то одному ему известные свойства, после чего лично убрал в чемоданчик толстяка. Жестом лысый потребовал освободить рот моей сестре. Лана всхлипывала и никак не могла остановиться.

– Ну-ну, девочка… – Лысый подошёл к ней и нежно погладил её по макушке. – Больно не будет. Ты просто уснёшь, и всё. Будешь смотреть красивые сны, я обещаю.

Я предпринял очередную попытку подняться, но лёгшая на плечо волосатая рука оборотня на корню задушила мой порыв. Лана не слушала лысого. А ему не было дела до того, что на уме у моей сестры. Толстяк со скальпелем в руках подошёл к Лане и по привычной схеме срезал её литеру. После получения буквы лысый с пренебрежением вытер ладони о свой плащ и проследовал ко мне.

– Чего трясёшься? – с ехидной улыбкой спросил он, присаживаясь на корточки напротив. – Тебе повезло. Можешь считать сегодняшний день вторым днём рождения, – прокаркал он. – Ты не маг, а значит, нам не нужен. Обычно мы не оставляем свидетелей в живых. Но я знаю, что ты ничего не сделаешь. Ты трус. Я тебя насквозь вижу. И года не проживёшь. Ручки вон какие розовые. Никогда никакой работы по дому не делал. Отец тебя хоть гвозди научил забивать?

Лысый не ждал моих ответов. Он просто говорил, говорил и говорил.

– Литера не выбрала тебя. Ты не интересуешь магию нашего мира. Она находит только сильных. Литера становится их проклятием, ведь жизнь обрывается ровно тогда, когда захочет буква. Но и Силу литера даёт немереную. Жизнь до обретения буквы и после – это две разных жизни, что бы кто ни говорил. Рано или поздно должны были появиться такие, как мы, кому мало этой Силы, кто считает, что литеры не могут раздаваться по воле случая. Всё должно быть под контролем – и Сила, и выпадающая тебе литера… Они все дополняли друг друга, – он обвёл рукой маму, папу и сестру. – Боюсь представить, что мы получим, соединив их литеры, – если, конечно, опыт пройдёт удачно. Ну а ты, – он больно потрепал меня за щёку, – живи, если это можно назвать жизнью. Разрешаю даже рассказать кому-нибудь о нас. Мне очень интересно, бросится ли кто-нибудь тебе помогать.

И они ушли. Очень быстро, как и появились. С трудом поднявшись на ноги, я подбежал к маме, папе и сестре. Все они были мертвы. В каком-то бреду я провёл несколько дней. Даже не помню, что и как делал. Разум и осознание того, что происходит вокруг, вернулись ко мне лишь на кладбище, когда последняя лопата земли была брошена на могилу моих самых близких людей. Больше у меня никого не осталось. Куда идти, я не знал. Но и возвращаться обратно в дом не стал. Не мог там находиться.

Какое-то время я ночевал в дешёвой гостинице для бездомных. Там-то у меня и начались однообразные сны, при этом я постоянно кричал и царапал грудь ногтями. В конечном итоге меня оттуда выселили, чтобы не смущать других клиентов, которые не особо активно туда селились, стоило им узнать обо мне.

Чуть позже я попытался найти правду у сыщиков и рассказал им всю историю без утайки, максимально точно описал людей, убивших родителей и сестру. Однако надо мной лишь посмеялись.

– Парень, их убили литеры, такое бывает. А тебе всё привиделось, ведь они были хашишами, – с трудом выговаривая слова сквозь лающий смех, ответил мне самый толстый из полицейских. Его живот дрожал, точно желе, а щёки до того раздувались, что он мог в любую секунду лопнуть.

И так мне отвечали не только городские сыщики. Даже знакомые родителей озвучивали эту версию, разве что не смеялись в лицо, принимая во внимание мою утрату. И после нескольких недель бесплодных попыток отыскать следы убийц я окончательно осознал смысл слов лысого и причину, по которой они оставили меня в живых. Проклятие литер может коснуться даже тех, кто ими не владеет. Вот какой урок они мне преподали. Только зачем? Этого я не мог понять.

Оставаться в городе, в котором я родился и вырос, мне не хотелось. Всё вмиг стало чужим и серым. Собрав несколько сменных рубашек и штанов, запасную пару обуви и немного съестных припасов, я отправился куда глаза глядят – лишь бы подальше от родного очага.

Хорошо, что в наших краях никогда не бывает зимы. Круглый год стоит комфортная температура в тридцать градусов с умеренными дождями и отнюдь не прохладными ночами, позволявшими спать под открытым небом под тонким одеялом из верблюжьей шерсти, которое я захватил с собой.

Однако были и минусы. Во-первых, все небольшие поселения и более-менее крупные города окружала пустыня Амба. Преодолеть её в одиночку я вряд ли смог бы: тут тебе и зыбучие пески с малочисленными оазисами, о которых знали редкие люди, не желавшие делиться информацией, пока не увидят много звонких монет, и диковинные хищники, находящиеся в спячке, пока кто-нибудь не появится рядом. Самые распространённые – метровые ядовитые змеи брасти с шестью лапами. Бегают они очень быстро. Скрыться от них не получится. И прыгать, кстати, умеют очень хорошо. Если рядом нет подходящей пищи, они могут проводить во сне чуть ли не восемь месяцев в году. Зазеваешься, наступишь на такую – и можешь прощаться с жизнью. Обычно змеи зарываются в песок, оставляя на поверхности лишь ноздри. Отыскать их может яхташ. Именно они чаще всего бывают проводниками в этих местах… А ещё есть скорпольвы – хищники с ядовитым жалом на хвосте. Эти иногда и к посёлкам выходят в поисках добычи. Боятся разве что огня. В общем, много кого можно встретить в беспощадной пустыне Амбе.

А вишенкой на торте были магические заклинания, висевшие в воздухе. Да-да. Когда-то давно, по известной легенде, посреди пустыни раскинулось поселение вольных магов. Целый город обладателей литер. Туда мог прийти любой. Еды сколько хочешь, работа имелась и ночлег. Много магов собралось в поселении, и однажды туда проник нефырь, желавший отравить всех Силой своей литеры. Вычислить его удалось не сразу. Нефырь сколотил отряд в двадцать магов и подговорил их истребить всех поселенцев и установить свои правила. План нужно было реализовать за одну ночь. Крови было пролито много… Какие только заклинания ни бушевали над поселением магов! Песок превращался в стекло, а из него – в пепел, развеиваясь по ветру. В конечном итоге не выжил никто, да и от самого города не осталось и следа. И только воздух на долгие столетия пропитался магией. Заклинания путали тех, кто оказывался рядом, туманили разум и губили. Казалось бы, это невозможно, ведь Сила литеры привязана к человеку, но попробуйте рассказать такое сошедшему с ума путнику или волшебникам, пропавшим без вести в Амбе. Желающим пройти проклятое место нужен был не только яхташ, умевший обходить опасных животных, но и хашиш, способный отводить атакующие разум заклинания. Такими как раз и были мои родители. Многих они провели через пустыню…

Однако вернёмся к моим скитаниям.

Ввиду того, что я не был магом и не имел достаточно средств, чтобы нанять проводников через Амбу, мне ни в коем случае нельзя было удаляться от жилых поселений. Спать зачастую приходилось под открытым небом, если я не находил заброшенных зданий. За ночь в рот и в нос непременно набивался песок. Утро я начинал с того, что пытался прочистить слезившиеся глаза и пересохшее горло – то ещё удовольствие. Но главная проблема была с едой и водой. Мои припасы, естественно, закончились очень быстро, хотя я, бывало, не ел целыми сутками… Конечно, я пытался найти хоть какую-то работу. Это получалось далеко не всегда, к тому же меня не раз обманывали: просто оставляли мой труд без оплаты, грозя вызвать стражу и надолго упрятать в тюрьму, если буду чересчур настойчиво просить причитающееся. Понимая, что у таких барыг всё схвачено, а на сторону четырнадцатилетнего ребёнка никто не встанет, я глотал обиду и молча уходил. Ну, как уходил… Поначалу так и было. А потом желание проучить подобных проходимцев перевешивало всё остальное, и я стал возвращать заработанное кражами. Проникал ночью в дом, брал продукты и какие-нибудь безделушки, которые можно было продать на рынке в соседнем поселении. В какой-то момент я понял, что благодаря воровству могу и вовсе не работать. Как же сильно я заблуждался…

Прошло четыре месяца с того дня, когда я лишился семьи. В тот период я обосновался в небольшом городке Бэлд. Меня там всё устраивало. Крупный рынок, где каждый день собиралось много зевак, и с десяток богатеев, занимавшихся торговлей. Для меня было настоящее раздолье. Но удача постоянно сопутствовать мне не собиралась – выбрав очередной дом для совершения кражи, я просчитался. Хозяин мало того что не уехал в Сэнд, как планировал и обговаривал со своими партнёрами на рынке предыдущим вечером, так ещё и в тот самый момент, когда я забрался в его дом, туда явился стражник, бравший взятки за возможность выбирать наилучшее место для торговли. Поймали меня с поличным, когда я в одной из комнат случайно поскользнулся в луже воды и с грохотом упал на спину… Они хотели обезглавить меня прямо на месте, но всё же вытащили на главную площадь, где за воровство намеревались прилюдно отрубить правую руку. В назидание, так сказать, другим, кто отважится на подобное.

Деваться было некуда, богач взялся сам привести приговор в исполнение. И едва он занёс нож над моей кистью, как из толпы зевак выступил худощавый старик с аккуратной седой бородой. Его лицо покрывали глубокие морщины, но в поступи чувствовалась уверенность, а взгляд был ясным и зорким. Старик попросил отпустить меня и предложил богачу мешок золотых. Тот громко, надменным тоном спросил, с какой стати ему это делать. Как сейчас помню улыбку на лице старика и его ответ: «Потому что в этом мешке много золота, и оно куда приятнее, нежели сиюминутное желание проучить за кражу». Однако и это не подействовало на моего палача. Тогда старик пустил в ход последний аргумент: он пообещал присматривать за мной, и если я снова решу обокрасть кого-то, то богач с чистой совестью сможет забрать и мою жизнь, и точно такой же мешок золотых в придачу.

Почему он поручился? Это был мой первый вопрос, после того как я оказался на свободе.

Моего спасителя звали Саббих. Он поведал историю о том, что когда-то очень давно попал в точно такую же ситуацию: голод толкнул его на воровство. Он стянул несколько бананов и фиников на рынке, но попался. И тогда его точно так же спасли. Добро должно возвращаться. Потому он в ситуации со мной поступил так, как когда-то поступили с ним. Тот человек предложил ему кров и работу, благодаря чему Саббих смог начать новую жизнь. Поэтому он не стал отступать от традиции и позвал меня к себе домой.

Я был несказанно благодарен старику, который очень быстро стал моей новой семьёй. Он всегда был добр ко мне, кормил до отвала, рассказывал интересные истории и считал равным, хотя я не был ему родным сыном. Вообще с детьми у него не сложилось. Всю жизнь он работал торговцем, старался накопить как можно больше на безбедную старость. Деньги кое-как собрал, а создать семью времени не хватило. Так и остался один, с огородом, который и возделывал. А раньше он практически каждый месяц ездил в Сэнд, отвозя туда финики, которые один местный торговец продавал на рынке и честно возвращал Саббиху всю выручку.

За гостеприимство и крышу над головой я платил старику как мог: бегал за покупками, помогал с огородом, прибирался по дому, даже готовить худо-бедно научился. Старик же часто делал мне подарки: то одежду новую купит, то ботинки, то игрушки какие. Я в них, конечно, не особо играл. Слишком сильно случившееся меня изменило, заставив в один миг повзрослеть. Но мне было очень приятно от осознания того, что я кому-то нужен и что в мире всё ещё есть добрые люди, готовые прийти на помощь.

Шесть месяцев пролетели незаметно. Единственное, что продолжало меня беспокоить, – те самые ночные видения о пятерых убийцах, лишавшие меня нормального сна. Я никак не мог от них избавиться. Может, мне стало бы легче, если бы я рассказал Саббиху правду о своём прошлом. Но я решил напустить туману и просто обмолвился, что вся семья умерла от загадочной болезни, чудом не поразившей меня. Никаких убийц. Никаких литер. А ещё я назвался ненастоящим именем – Марибор. Борец со смертью. Неуязвимый. Так я представился Саббиху, а своё подлинное имя упрятал настолько далеко в сознание, насколько мог, приказав самому себе навеки его забыть.

В тот день у меня был день рождения. Пятнадцатый по счёту. Саббих где-то заказал торт, который стоил целое состояние, и подарил мне золотой перстень. Но праздник омрачило моё самочувствие. С самого утра организм вёл себя отвратительно: голова кружилась, ноги подкашивались, а руки тряслись. Дважды я терял сознание, падая на пол и чудом не разбиваясь в кровь. Трижды меня рвало чем-то зелёным, хотя я в тот день ничего не ел, и четырежды всё тело пронзала продолжительная судорога, скручивая все мышцы разом.

Саббих очень забеспокоился и лично сходил за лекарем на другой конец Бэлда. Высокий мужчина средних лет долго осматривал меня, деловито щупая холодными пальцами, заставлял открыть рот и высунуть язык, после чего попросил следить глазами за деревянной палочкой, которой водил перед моим лицом, и в конечном итоге проколол палец, желая посмотреть на свёртываемость крови и её цвет. На ощупь определив у меня жар, доктор попросил оставить меня в покое до завтрашнего дня, обещая утром вернуться и повторить осмотр. Пока ничего конкретного он сказать не мог и прописал много горячего питья и какие-то пилюли, чудом обнаружившиеся у Саббиха дома.

До ночи я так и не встал с кровати. Саббих не оставлял меня ни на минуту, рассказывая истории о своём детстве и молодости. Перед сном он попросил меня выпить специальную пилюлю, чтобы спал жар. А ещё предупредил, что рано утром ему нужно заскочить на рынок, поэтому, если я проснусь, а его не будет, переживать не стоит: он непременно скоро вернётся. Волноваться я и не собирался. Саббих и так сделал для меня очень много. Да и не верил я, что со мной случилось что-то серьёзное.

Пилюля подействовала очень быстро, погружая меня в сон. Вот только он не принёс желанного облегчения, и я снова перенёсся в свой дом, в тот день, когда появились охотники за литерами. Правда, на этот раз кое-что было новеньким: я смотрел на происходящее не своими глазами, а словно был одним из убийц.

Быстро оглядевшись по сторонам, я понял, что нахожусь в теле лысого охотника. Всё вокруг было как в тумане. И действия совершались помимо моей воли. Вот я в теле лысого охотника подошёл к тому себе, что лежал на полу. Звука в ушах не было, но он и не требовался: я помнил речь убийцы слово в слово. Лицо меня настоящего было абсолютно белым, зелёные глаза горели, светлые волосы растрёпаны. Никогда бы не подумал, что курносый нос может быть таким нелепым, если смотреть на него со стороны. Закончив речь, лысый охотник не ушёл, как было на самом деле. Он полез за пазуху и достал… Кинжал. Кривой и с зазубренным лезвием. Солнечные зайчики запрыгали по стенам дома, отражаясь от начищенной стали. Тут же ко мне в теле лысого подошёл толстый охотник за литерами. Он что-то сказал, смешно шевеля губами, и, достав из-за пазухи флакончик с фиолетовой жидкостью, полил ею кинжал. Я в теле лысого размахнулся и вонзил кинжал себе настоящему в левый бок. Мои зелёные глаза округлились, я закашлялся, сплёвывая кровь.

– Сила и проклятие литеры теперь с тобой навсегда, – донёсся до слуха фальцет лысого убийцы. – Ты думал, что всё закончилось? Тебе не уйти от проклятия. Уже никогда! – И голос сменился булькающим смехом.

Пробуждение оказалось болезненным. Что-то неприятное зудело в том самом левом боку, куда пырнул лысый. Я с трудом поднял голову и увидел, что рубаха порвана и вся в крови, которая прибывает из широкой раны. Но как это возможно? Я попытался зажать порез ладонью, но кисть скрутила судорога. Что делать? Неимоверным усилием я привёл себя в сидячее положение. Закашлялся, выплёвывая кровь. Голова кружилась ещё сильнее, чем накануне.

– Саббих… – кое-как выдавил я из себя.

Но ответа не последовало. Запоздало я вспомнил, что он обещал утром отлучиться по делам. Руки холодели, а сердце в груди билось с перерывами. Почему-то я глянул на ладонь – ту самую, что недавно скрутила судорога и которой я хотел зажать рану… Из-под красной крови виднелось что-то тёмно-синее. Я небрежно вытер ладонь о рубаху и снова поднёс её к глазам. Поднёс и обомлел…

Чем-то синим была литера «К». Каламут. Я проморгался и ещё дважды вытер ладонь о рубаху. Но буква никуда не исчезла. Напротив, она заколола болезненными пульсациями, словно чего-то требуя от меня. Но я даже подняться не мог. Впрочем… Сжав покрепче зубы и приложив ладонь с литерой к ране, я поднялся на ноги. Удивительно, но они не пытались подогнуться и уронить меня на пол. Теперь найти нитку и крючок. Всё это лежит в верхнем ящике комода у правого окна. Откуда я это знаю? Мысли словно не мои. От них веет холодом и расчётом. В пять шагов я добрался до комода, открыл ящик и обнаружил всё вышеупомянутое. Оторвав нитку нужной длины и привязав её к рыболовному крючку, я поднял рубаху и уверенными движениями зашил широкую рану. Затем, повинуясь разрозненным обрывкам фраз в моей голове, положил ладонь с литерой на рану и мысленно пожелал обеззаразить её. Короткий горячий толчок заставил меня поморщиться. В воздухе запахло жжёной кожей. Однако магия сделала своё дело: кровь окончательно остановилась, а рана уже не выглядела такой ужасающей. Как я мог порезать сам себя?

Ответ пришёл незамедлительно. Достаточно было взглянуть на вторую кисть: вокруг неё клубилось что-то серое и тягучее. Этот кокон появился именно сейчас, желая открыть мне ответ на вопрос, а внутри вместо кисти виднелся окровавленный клинок. С зазубренным лезвием. Оружие из сна. Одно из десятков оружий каламута, коими могут становиться мои руки, стоит только пожелать… Мысли сами рвались наружу, озвучивая очевидное. Я себя и порезал. Нечаянно. Так вышла моя литера.

Буква на ладони постоянно пульсировала. И с каждой новой секундой я ощущал, как в меня заново вливаются силы и взгляд становится более ясным. Поменяв испачканную рубаху и отмыв от крови пол рядом с диваном, я принялся ждать Саббиха. Казалось, прошла целая вечность, пока он вернулся домой.

– Что-то случилось? – осторожно осведомился старик, заметив большое пятно крови на обивке дивана, которое мне не удалось вывести.

Я без слов поднял рубашку, показывая зашитую рану, и открыл левую ладонь, демонстрируя полученную букву. Саббих озадаченно поднял брови и ошеломлённо присел на диван рядом со мной, выронив бумажный пакет с бананами на пол. Он несколько раз открывал рот, пытаясь подобрать верные слова, но так и не мог сформулировать свою мысль.

Наверное, я должен был волноваться и переживать. Но поселившееся внутри спокойствие не позволяло мне поддаться эмоциям. Литера очень быстро установила свои порядки, завладев моим организмом.

– Сам зашил? – глядя прямо перед собой, чужим голосом спросил Саббих.

– Сам, – ответил я, хотя это было очевидно.

Разговору требовалась точка входа, потому Саббих и предпочёл начать с такой глупости.

– Мне кое-что известно о магах… – Он погладил свою аккуратную бородку и подобрал с пола два банана, один из которых протянул мне. – И о литере «К» в том числе. – Он сделал паузу. – Я не против, чтобы ты и дальше оставался со мной. Вопрос только в том, получится ли у тебя справиться с природой литеры «К»…

Тогда я ещё не понимал, что Саббих имеет в виду. Я клятвенно заверил его, что буква меня не переделает, – и это была ещё одна ошибка, коих я за последний год допустил очень много.

Уже через несколько дней я ощутил первые изменения. Мне стало неловко находиться на свету. Литера тащила меня в тень, где было уютно и прохладно. Солнце нещадно жгло мою кожу, заставляя закрывать любой открытый участок тела. А ещё я ощущал ненависть со стороны окружавших людей. Даже тот, кого я видел впервые, смотрел на меня с такой злостью, что становилось не по себе. Я не выдерживал долго ничьего взгляда. Только Саббих оставался самим собой, заботясь обо мне и интересуясь, что меня тревожит.

Мне хватало двух часов сна, чтобы чувствовать себя бодрым, и я стал перемещаться совершенно бесшумно. Порой я задерживался у комнаты Саббиха: он тоже стал меньше спать, зажигал масляную лампу и подолгу сидел у открытого окна, тяжело вздыхая и бормоча одно и то же слово, которое я не мог разобрать. Я не пытался заговорить с ним. Мне нечего было сказать. К тому же я боялся, что литера каким-то образом настроит против меня и его – единственного близкого мне человека…

Через три недели после появления литеры претерпело небольшие изменения и моё сновидение. Теперь оно не обрывалось сразу после того, как охотники за литерами покидали дом. Кто-то из родных открывал глаза, лёжа на полу, и скрипучим голосом твердил: «Найди их и отомсти за нас, найди и отомсти». Две ночи я пытался не спать, но видения находили меня и днём, являясь в виде мимолётных галлюцинаций. И ровно месяц назад я понял, что так больше продолжаться не может. Литера не успокоится, пока я не разберусь с убийцами своих родных.