Ладно, побредём дальше.
Вскоре я достиг развилки. Посёлок кончился. Нигде ни души. Впрочем, на крайнем участке ползла сама собой по дорожке перевёрнутая чугунная ванна, под которой, надо полагать, кто-то был. Постоял я на солнцепёке, поразмыслил. Дачник на распутье. Прямо пойдёшь – в магазин попадёшь, направо пойдёшь… Окинул оком окрестности и понял, что идти мне следует налево и только налево! Там метрах в пятидесяти от меня обосновалась на обочине приметная обшарпанная «семёрка» с прицепом. Капот был поднят, один из басмачей копался в моторе, двое других, опасливо озираясь, слонялись поодаль. Моё приближение, как и следовало ожидать, вызвало лёгкий переполох.
– Здорово, орлы! – приветствовал я их.
Насторожённо поздоровались.
– Значит, говоришь, плохой человек? – дружелюбно обратился я к старшему, будто прошлая наша с ним беседа и не прерывалась даже.
– Плохой! – запальчиво подтвердил тот.
– Откуда он вообще?
– Не знаю! Никто не знает!
– А что он тебе сделал плохого?
– Мне – ничего! Кургельды – сделал!
– И что же он сделал Кургельды?
– Напугал!
Услышавши такое, я, признаться, малость опешил. Как было сказано выше, кроме миграционного контроля, сыновья пустыни вообще ничего не страшились – по-моему, даже суда Линча, если уж имели дерзость предлагать свои услуги после того, что сотворили у Лады Егоровны.
– Как напугал?
– Не знаю! Не видел!
– И что с ним теперь, с Кургельды?
Смуглое крепкое лицо нехристя скривилось в тоскливой гримасе.
– В психушку отвезли… – истончив голос, пожаловался он.
* * *
Возвращался я в ещё более тяжком раздумье. Представлялась мне совершенно сюрреалистическая сцена: мой тихий Боря оттопыривает себе обеими руками уши, корчит свирепую рожу и, угрожающе подавшись к Кургельды, глухо говорит: «Бу!..»
И того отвозят в психушку.
Главное, никто со мной не шутил. С чувством юмора у бригадира инородцев дело обстояло не просто плохо, а вообще никак. Я уже склонялся к предположению, будто Боря, при всех его странностях, тем не менее и есть тот самый смотрящий, перед которым здесь трепещут все племена. Однако в ходе беседы выяснилось, что смотрящим-то как раз был пугнутый им Кургельды.
Узнал о появлении строителя-чужака, поймал, велел убираться со своей территории, пригрозил расправой – и…
Вот чёрт! Не хватало мне ещё для полного счастья влезть в разборки нелегалов-гастарбайтеров!
Как хотите, а размышлять о Боре теперь можно было или беря во внимание исключительно его деятельность на моём участке, или только то, что о нём понарассказывали соплеменники. Стоило сопоставить оба массива данных, получалась чепуха. Речь явно шла о двух разных людях.
И всё-таки об одном и том же!
Вновь достигнув развилки, я свернул в магазин, где приобрёл бутылку водки и баллончик от комарья (малый джентльменский набор), а заодно потолковал с продавщицей, знавшей в лицо и оседлых, и кочующих. Борю она припомнить не смогла.
– Не, мужики, я над вами в шоке! – сказала она. – Наймут – ни паспорта не спросят, ни кто такой, а потом бегают ищут, куда пропал…
Ожидая вечера, я весь извёлся. Ценой нешуточных умственных усилий мне кое-как удалось свести концы с концами. Допустим, бедолага Кургельды перед тем, как наехать на чужака, перебрал наркоты и во время исторической встречи плохо себя почувствовал. Вызвали ему «Скорую», а дальше поползли слухи…
Версия выглядела несколько натянуто, зато малость успокаивала. Отбросил я всю эту чертовщину и сосредоточился на том Боре, которого знал лично.
Что ж это за характер такой, если ему не лень обтачивать и шлифовать обломок за обломком? Бесплатно, учтите!
А впрочем… На себя посмотри! Вспомни: полгода корпел над повестью без единого иноязычного слова. Иноязычного – в смысле пришедшего с Запада (татарские и греческие заимствования – не в счёт). Напишешь, скажем, «поинтересовался» – тут же спохватишься: корень-то не русский – «интерес». Начинаешь искать исконное речение и в итоге меняешь на «полюбопытствовал».
Как-то раз в застолье рассказал об этих моих лексических вывертах одному коллеге – тот пришёл в ужас. Как?! Столько труда! Ради чего?! (Оказывается, прочёл – и ничего не заметил.)
Так что чья бы корова мычала!
* * *
Вечером пожаловал Боря. Вошёл, неодобрительно уставился на полуопорожнённую в процессе раздумий пол-литра. Разгоняя табачный дым, помахал свободной от инструмента рукой.
– Слушай, – брякнул я напрямик. – Что у тебя там стряслось с Кургельды?
Он наморщил лоб.
– Кто это?
– Ну тот, кого ты напугал.
Тёмное чело разгладилось.
– А-а… Местный…
Неплохо… Стало быть, Кургельды для него местный. А я тогда кто? И кто тогда те, от кого он прячется, работая по ночам?
– Боря! Ты вроде говорил, если заметят, что строишь, – накажут…
– Накажут.
– Как накажут?
Насупился, помолчал, но в конце концов ответил:
– Инструмент отберут. Новый покупать.
Ну это ещё по-божески… Хотя… Я взглянул на Борин агрегат и понял, что не прав. Изумительное устройство. Этакий, знаете, швейцарский армейский нож для строительных нужд. Жалко будет, если отберут.
– А кто отберёт?