Максим Лазарев
Хроника Карантина 2020. Дневник-роман
© Лазарев М. В., 2021
Предисловие
Вы держите в руках книжку, которую я даже и не собирался писать, которая никогда не задумывалась и не имеет никакого сюжета. Это книжка-размышление, с одной стороны, и зеркало, отражающее всё, что вокруг нас, – с другой. Она необычна и по форме, и, надеюсь, по содержанию. Думаю, что те, кто читал её по частям, получая ежедневные публикации дневника, с удовольствием прочтёт её в настоящем книжном формате. А те, кто прикасается к ней впервые, не будут разочарованы. Потому что, повторю, это не совсем обычная книжка…
Как и многие в нашей стране, да и во всём мире, я был отправлен на карантин. Или, как у нас это назвали, «самоизоляцию». И то ли от скуки, то ли от желания общения хотя бы в соцсетях со своими друзьями я начал вести что-то типа дневника, рассылая со смартфона, ежедневно эти заметки в Вотсапе своим друзьям и знакомым. Сначала они были малюсенькими, просто заметками из семейного дневника. Потом сами собой стали превращаться в уже похожие на настоящие рассказы творения. Они росли, становились глубже, наполнялись смыслом вместе с непрекращающейся самоизоляцией. Времени было предостаточно, чтобы и оглянуться назад в своё и наше прошлое, вспомнить тех, кого с нами уже нет, и посмотреть по сторонам, попытавшись разобраться, как мы сейчас живём, как живут страна, мир. Некоторые рассказы получались грустными, некоторые смешными. В общем-то, как и вся наша жизнь, где не всегда поймёшь, смеяться ли или плакать… В какой-то момент, когда я хотел уже бросить, оказалось, что многие люди полюбили это моё «ежедневное чтиво» и не представляют себе вечеров без чтения «нетленных произведений», они стали просить и даже требовать продолжения. Вдруг оказалось, что эти мои «записки», благодаря веерной рассылке, уже распространяются всё шире и шире по всей стране, их читают от Севастополя до Владивостока. И что всё новым и новым людям они становятся интересны. Таковы сила и масштаб интернета, и так родилась эта книжка. Можно сказать, что вы держите в руках новый вид писательского творчества, родившейся в наше непростое время. Я условно назвал её жанр «вотсап-роман».
Я благодарен и судьбе, и, конечно, всем моим друзьям и близким, которые не дали мне остановиться и которые своим желанием читать заставляли меня писать даже тогда, когда уже не хотелось.
Огромное вам спасибо!
Будьте здоровы и берегите себя!
Всегда вашМаксим Викторович ЛазаревДень 1-й (28 марта)
– Дорогая, надо ехать за припасами. Смотри, что творится в магазинах! Паника! Эти придурки не понимают, что если каждый будет покупать по сто рулонов туалетной бумаги, то она реально кончится. Просто у нас в стране ёлок не хватит. А гречка закончится уже скоро. Нужно ехать. А то будем подтираться газетками. Я так привычный, у меня задница тренирована двумя годами службы в армии и множеством командировок в такие места, где и газетка была за счастье, чаще лопушок выручал. А тебя мне жалко. И, главное, нужно купить водки!
– Ну куда уж ты без водки! Я бы очень удивилась, если бы карантин проходил у тебя с кружкой чая!
– Ты зря иронизируешь, дорогая! Поверь мне, если паника продолжится, то водку сметут вслед за гречкой, солью и спичками. Ты молодая, а я проходил это ещё при Горбачёве. Сначала гречка, потом соль, спички, сигареты и водка. Так паника выглядела у советского человека. Сейчас в самой демократической стране мира на первое место вылезла туалетная бумага. И это, конечно, объяснимо. Но не будем вдаваться в подробности. Короче, едем за бумагой, гречкой и сигаретами. А водку и вино я закажу по интернету. Для начала по ящику.
– Ты думаешь, что это всё так серьёзно? Президент же сказал, что всего на две недели, – жена оторвалась от пылесоса и серьёзно посмотрела на Максима.
– Если бы президент сказал на месяц, то завтра бы в магазинах не осталось вообще ничего! Он всё правильно сказал. На две недели. Он же не сказал ВСЕГО на две недели! После двух недель будет ещё две. Только этим баранам не нужно сразу всё знать.
– Правда, что ли? А как же моя мама? Значит, я к ней не поеду целый месяц?
– Танюш, послушай меня теперь серьёзно. Во-первых, ездить к старикам сейчас очень опасно. Если мы с тобой заразимся, то, наверно, выкарабкаемся. Старики – однозначно нет. Так зачем тогда ставить под угрозу жизнь наших любимых мам? Это первое. Второе: я почему-то думаю, смотря на весь мир, что это только начало. Самое-самое начало. И все эти восторженные возгласы, что через две недели всё будет хорошо, – это ерунда. Это для тех, кто кричит «всё пропало», даже если просто разбил тарелку или потерял сто рублей. Ничего не будет хорошо. Будет совсем наоборот – очень плохо. Всё только начинается. И это нужно осознавать. Слава Богу, что сейчас уже не зима, а скоро настоящая весна, и там лето. Это может дать шанс. Но сейчас я уверен, что будет только хуже и хуже. И карантин – это на долго. Я думаю, что его продлят до майских праздников, потом на все майские. Что логично. А где-то числа 6–7 мая отменят, и Владимир Владимирович примет Парад Победы. Уже с двумя смыслами – Парад Великой Победы и победы над коронавирусом. Ну это в очень хорошем случае. Если карантин будет жёстким. Если же всё пойдёт, как всегда, «по-русски», то есть бардак бардаком, то думаю, что и май месяц отсидим дома. Дай Бог, конечно, чтобы я ошибался, но, думаю, так и будет. Поэтому давай собирайся и поедем по магазинам, пока эти паникёры всё не растащили по своим норам. И, главное, повязки не забыть. В интернете их уже нет. Всё смели. А нам нужно хотя бы штук двадцать, чтобы за хлебом ходить.
Шёл первый день карантина…
День 2-й (29 марта)
Запах жарящегося мяса возбуждал и бередил вкусовые рецепторы, создавая иллюзию праздника. Работающий телевизор, напротив, изо всех сил старался убить плывущий по кухне мираж, заунывно транслируя сцены накрывшего мир апокалипсиса. Максим пощёлкал пультом в бесполезных поисках позитива и выключил. Покрутил ручкой настройки музыкального центра, нашёл радиоволну, отвечающую его приподнятому настроению, и, открыв форточку, закурил. Холодный сырой ветер ударил в лицо, словно работая в паре с телевизором и перехватывая у того инициативу по подрыву благостности и спокойствия. По улице в сером облаке то ли дождя, то ли измороси шагали люди, продолжающие с невиданным упорством набивать свои многоквартирные ульи всем, что ещё оставалось в магазинах. Ему вспомнились вчерашняя поездка и эти толпы людей, тащащие, словно жуки-скарабеи, тюки с туалетной бумагой. Он улыбнулся. Было слышно, как в комнате с кем-то нервно и на повышенных тонах разговаривает по телефону супруга.
– Интересно, с кем она там ругается? Опять с председателем, наверно, – он выкинул сигарету и, перевернув на сковородке отбивные, стал нарезать помидоры. Закончился очередной музыкальный трек, и ведущая стала зачитывать новости, всё больше напоминающие сводки Совинформбюро. «За сутки выявлено… умерло за сутки…» – он невольно прислушался, мотнул головой и повернул ручку поиска каналов до очередной песни ни о чём, но бодрой и весёлой.
– Сговорились, что ли, все?! Так и норовят испортить настроение! Ни хрена не получится! Ну прибавляется больных, и что теперь? Забиться под кровать и молиться двадцать четыре часа?! Нужно просто соблюдать карантин. Настал момент, когда спасти мир можно просто не выходя из дома! – он усмехнулся. – А хороший мэм получился! Нужно в «Одноклассниках» его дать. И вообще! Буду я, наверно, каждый день вести дневник и рассылать его в вотцапе. Что-то типа «Хроники карантина»! А чего?! Посмеёмся и поплачем вместе с друзьями. Нужно же хоть какое-то общение! Но это вечером. По итогам дня, так сказать. А пока – семейный вкусный обед. Мы будем сегодня веселиться! Есть мясо и пить вино!
Дверь распахнулась, и вошла жена. Сразу было видно, что она заведена, и заведена не на шутку. Злость просто-таки сыпалась искрами у неё из глаз.
– Дорогая, что случилось? Мне кажется, ты сейчас занавески подожжёшь или ударишь меня разрядом тока вольт этак в тысяч сто!
– Да прикинь! Гриша, блин, дурак. Дал Бог братца… Злости не хватает на него! Собрался к маме ехать, да ещё со всей своей оравой. Я ему говорю: Гриша, нельзя. Дети переносчиками вируса могут быть, ты что, хочешь маму заразить? А он мне говорит, что у меня на ушах вермишель и что в коронавирус верят только идиоты. Нет, говорит, никакой заразы. Это всё выдумки Путина, чтобы нас дурачить.
– А ты не спросила, при чём тут Путин, если в Италии люди мрут, как мухи, в Китае, в Америке? Это там кто придумал? Тоже Путин? Или страшное ФСБ? – Максим рассмеялся. По поводу интеллектуального уровня брата жены, Григория, он не питал особых надежд, но всё-таки столь явная демонстрация тупости и нигилизма поражала.
– Да всё я ему сказала. Только там без толку. Там же есть Маша и интернет. Телевизора у них нет. Есть интернет, и то только какой-то свой, для очень продвинутых. Они будто в раковине живут.
– А, ну это да. Тут не поспоришь. Маша, это серьёзно! Как она там говорит… – Максим задумался, вспоминая. – А! Карл Маркс и Фридрих Энгельс – это один и тот же человек? Ну тогда о чём можно ещё разговаривать?! Перестань! Не злись. Горбатого могила исправит. Там просто коллапс головного мозга. Гриша сам с гордостью заявляет, что прочитал в жизни одну книжку. А ты себя заводишь! Перестань! Скажи лучше, ты будешь шампанское или вино? Ставить шампанское в холодильник? – он обнял жену и поцеловал в щёку.
– Ну а как не заводиться?! Мне наплевать на него с Машей! Мне маму свою жалко! Припрутся всей оравой и заразят. Я ему так и сказала, только попробуй поехать! Своих детей не жалко, так хоть стариков пожалейте. Но не знаю… Ему, по-моему, хоть кол на голове теши. Они всё равно на своей волне. И эти волны не ловятся человеческим приёмником. Обидно только. Был же нормальный парень, и так измениться после этой Маши…
– Ну всё! Перестань. А то вон и так ситуация в стране и в мире тяжёлая, давай ещё и мы будем тут истерить. У нас сегодня праздник! Выпьем за здоровье всех близких и за Путина, который нам нежданные выходные подарил! Иди в комнату пока, я как накрою, сразу позову.
Шёл второй день карантина…
День 3-й (30 марта)
– Максим! Ма-акси-и-им! – жена тронула его за плечо. – Вставай. Уже два часа. Я в парикмахерскую. Буду через два часа. Если захочешь кушать – всё на плите. Просыпайся. Пора приходить в себя. Всё. Я ушла.
Он открыл глаза. Голова раскалывалась, и эти осколки перемешивались с острыми осколками звука, доносившегося из работающего на кухне телевизора. И кололи, кололи и кололи и без того повреждённые вчерашним алкоголем клетки головного мозга. Вечернее веселье по нежданно свалившемся выходным, сегодня безвозвратно пропало. Ирония и сарказм растворились в похмельной дымке и, казалось, уже никогда не вернутся. А зомбиящик противным голосом ведущего маниакально вбивал в тягостное настроение свои ржавые гвозди: количество заражённых в Москве составило сегодня… количество умерших в Китае… Вводится запрет на… Прекращается работа…
Он тяжело вздохнул, заставил себя встать и побрёл на кухню. Разгоняя серость и мрак, включил свет. Пару-тройку раз щёлкнул пультом, переключая с «говорящих голов» и ища хоть что-то в телеэфире, что могло бы остановить казнь головного мозга. Наконец попался здоровый, румяный мужик, с наслаждением рассказывающий, на какого именно опарыша лучше всего весной клюёт лещ, а на какого подлещик. На экране ослепительно светило солнце, сияло летней синевой небо и успокаивала своим раздольем какая-то среднерусская речка. Сразу стало легче. Заботливо оставленная женой записка указывала, что в холодильнике есть бутылка пива. Он лениво потянул ручку дверцы семейных закромов, достал бутылку, отвернул пробку и сделал два крупных глотка. Зажмурился, как бы проверяя эффект, и отпил её наполовину. Потряс головой, стряхивая последние остатки сна и возвращаясь в реальность происходящего. Карантин же… Коронавирус… Всё очень серьёзно… Он допил пиво, вспоминая события последнего дня.
– Да… Прибавилось за сутки. – Его взгляд, влажный от боли за страну, скользнул по батарее пустых бутылок. – Прибавилось… Уже десять.
Он открыл форточку и закурил сигарету. Серое небо и пустые до боли улицы только усиливали тоску.
– И где все? Даже этих… с туалетной бумагой и гречкой нет. Может, уже все умерли, пока мы тут отмечали карантин…
Защемило сердце. Докурив сигарету и тяжело вздохнув, он уже твёрдым уверенным движением открыл холодильник и достал бутылку водки.
– Хрен вам, а не вирус! Русские не сдаются!
Шёл третий день карантина…
День 4-й (31 марта)
Утро начиналось тяжело. Выпавший за ночь снег и мелкая, колючая метель за окном, придавленная серым, совсем не апрельским, а скорее декабрьским небом, подавляли и, конечно уж, никак не поднимали настроение. Казалось, что кто-то свыше, наблюдая три дня за идиотами, жарящими шашлыки и разгуливающими толпами под ласковым весенним солнышком, вдруг всё понял и решил, что это самое солнышко ещё нужно заслужить, и опустил на город мрачное серое покрывало. Уже по привычке, у открытой форточки с малюсенькой чашкой кофе на подоконнике, он закурил. Телевизор в очередной раз транслировал сцены апокалипсиса из Италии.
Италия… Рим… Венеция… В мозгу замелькали кадры – Колизей, Спартак, Данте, площадь святого Марка, порнуха Тинто Брасса, Челентано, Орнелла Мути… Откуда-то из глубин сознания зазвучала песня про пять сольдо из «Ликвидации». Аккорды смешивались, словно в калейдоскопе, и превратились в партизанскую «Белла чао».
Сначала её изысканно выводил Магомаев, выгоняя из души серость. Но вот Муслим потихоньку превращается в Гарика, и уже потный Сукачёв рвёт душу этой самой «беллой чалой». Да уж… Италия… Неужели и у нас будет, как в Бергамо?! Италия… Взгляд упал на стопку пачек с макаронами. Спагетти… Спагетти! Точно! Сегодня будет итальянский обед! Карбонара? Болоньезе? Да какая хрен разница! Интернационале! Бандьеро Россо! Белла чао! Наконец пришло осознание того, почему всё так в Италии! Лимончелло. Вот в чём проблема! Испортить лимоны и перевести столько сахара впустую! Не лимончелло, а лимонная водка!
И уже полностью успокоившись и взяв себя в руки, чётким отработанным движением он достал из морозилки заиндевевшую бутылку водки и стал аккуратно резать лимон.
Вива Италия!
Белла чао!
Смерть коронавирусу!
Пандемия не пройдёт!
Победа будет за нами!
Шёл четвертый день карантина…
День 5-й (01 апреля)
Солнце резало глаза, отражаясь в аквариуме, рассыпалось на десятки осколков и скакало зайчиками по комнате, как будто, вырвавшись из заточения последних двух дней, хотело доказать, что на дворе весна. Пыталось заставить всех начать улыбаться и, распахнув окна, выгнать из дома тоску. Оторвав лист календаря, он тоже улыбнулся. Бодрая единичка над словом апрель напоминала про день дурака. При воспоминании про шашлычников двухдневной давности, подумалось, что, наверно, стоит объявить его общенациональным праздником. С парадом и демонстрацией дебилов на Красной площади. Он ещё раз улыбнулся и открыл окно. Тяжёлое ощущение последних дней куда-то ушло, улетучилось. Солнце. Всё дело в солнце…
Закурив, он прикрыл глаза, и ветер, ещё холодный, но уже напоенный весной, приятно холодил лицо. Даже сигарета была какой-то вкусной и сочной. Из мутной глубины сознания стали всплывать и, перемешиваясь словно в калейдоскопе, расставляться залитые солнцем картинки… Вот он, совсем маленький, в матроске, а рядом мама. Молодая, очень красивая, с высокой удивительной прической и в ярком жёлтом костюме. Они смеются и едят мороженое… А это уже другая… Пионерский лагерь, августовское тёплое вечернее солнце, и он, усталый, но счастливый бредёт вместе с друзьями после футбольного матча. Калейдоскоп перевернул, встряхнул и сложил новый пазл… Севастополь. Залитый солнцем город, улыбающаяся и счастливая жена в эффектном красном сарафане… В голове заиграла мелодия… «Самое синее в мире Чёрное море моё…» Замелькали родные лица друзей… Подкатил к горлу комок, как там они справятся… Калейдоскоп рассыпался. Спокойствие исчезло. Вирус. Сука.
Он подошёл к большому глобусу и поднял верхнюю половину земного шарика. Там в чреве земном, в окружении англосаксонского самогона, одиноко приютилась бутылка «Коктебеля»… Он поднял наполненный бокал. Солнце сразу же оценило напиток и заиграло в пузатости бокала, снова возвращая к жизни и заставляя улыбаться. Он улыбнулся и вслух произнёс:
За Маму, за Севастополь, за жизнь, за всех нас! Всё будет хорошо.
Шёл пятый день карантина…
День 6-й (02 апреля)
Телефон подавал сигналы каждые десять минут, и это тоже уже стало привычным. Невозможно посчитать, сколько всяких картинок, рецептов, видеороликов и указаний причин происходящего было услышано и увидено за прошедшие дни. Сотни. Да нет! Какие сотни? Тысячи. Многие из них повторялись, крутились по кругу, противоречили сами себе. И, что самое главное, уже не трогали. Абсолютно. Картинки превращались в абстрактную, безвкусную и лишённую всякого смысла мазню на заборе. Видео в мельтешащую уличную рекламу. Лица яйцеголовых профессоров и академиков всё больше хотелось рассматривать через призму учебника Ломброзо о физиономике и сразу вспоминалась покойная бабушка с её присказкой, что «переученный хуже недоученного».
И во всей этой какофонии единственное, что ещё трогало, – цифры. Странно, никогда бы не подумал, что так ненавидимая в детстве математика вдруг останется единственным, что ещё будет привлекать внимание. От этой пришедшей в голову мысли ему почему-то захотелось праздника. Настоящего. С мясом, с песнями, с красивыми женщинами. Он закурил. Это уже становилось привычкой – курить у окна, смотреть на пустую улицу и думать. И даже прикормленный за зиму голубь, как будто всё время наблюдавший за окном, сразу же прилетал и садился на отлив. Внимательно разглядывал, всматривался ему в глаза, а потом начинал расхаживать по карнизу, при этом что-то бормоча и воркуя. Не то соглашаясь, не то споря.
Одной сигареты не хватило, и он сразу же прикурил вторую. Сегодня мысли абсолютно отказывались от полёта. Или просто решили отдохнуть от давящих своей жёсткой правдой цифр. Плюс пятьсот двадцать шесть за сутки в Москве… Три двухсотых… Шесть – Севастополь… Сорок три – Подмосковье… И ещё, и ещё… Как удары топора. Нет. Как будто ленинградский метроном. От этого сравнения пробежали мурашки. Он поёжился и закурил третью сигарету. Голубь по-прежнему объяснял нечто важное, профессорской походкой топая по карнизу… Улыбка непроизвольно раздвинула губы, и стало легче. Праздника! Хочется праздника. Хочется улыбок и смеха. Даже пропало желание убить соседку, третий день подряд слушающую за стеной оперы Вагнера по двадцать часов в сутки. Праздника! Мысли расцвели и зашевелились…
Жена должна надеть самое красивое, и обязательно летнее платье. Мяса! Буду жарить мясо. Бифштекс! Сочный. Большой. И подать именно на доске, как тогда Андрей в Херсонесе! И музыка. Музыка… Да, тупых «итальянцев», всю эту пупу с альбаной! И вискарика! Точно. Именно вискарика! И пошла она на х… эта апатия! Не дождётесь, вирусы хреновы!
Шёл шестой день карантина…
День 7-й (03 апреля)
День начинался бурно. После выступления накануне президента уже с раннего утра не умолкал телефон. Необходимость сидеть дома ещё месяц переворачивала мозги и заставляла начинать задумываться даже тех, кто не занимался этим со времён учебы в школе. На полуслове оборвалась звучащая в тридцать пятый раз ария нибелунга за стеной. Как будто даже Вагнер начинал понимать суть происходящего…
Докуривая сигарету, он с удивлением заметил, что сегодня так и не прилетел ставший родным голубь. Странно. Может, тоже осмысливает слова президента… Резко прибавилось людей на улице. Вчера ещё напоминавшая кадры из Чернобыля, сегодня улица ожила. Угрюмые люди передвигались туда-сюда, неся заполненные пакеты, катя тележки и коляски. Пошла вторая волна опустошения магазинов. Это было понятно и объяснимо, но не менее странно и непривычно для глаза. Но не это занимало всё пространство мозга. После вчерашнего веселья голова гудела, словно поставленный на вибрацию смартфон.
«Надо бы заняться делом», – выскочила откуда-то из глубин сознания мысль.
«Да ну их», – тут же ответила ей другая, более уверенная в себе.
Он прикурил вторую сигарету и подумал, что, наверно, всё-таки вторая мысль более правильная. Голова гудела. Бледное вялое небо давило и погружало в меланхолию. Голубь так и не прилетал.
– Что же с ним стряслось? Всю зиму прилетал и вдруг на тебе, пропал, – в слух спросил самого себя Максим. Голова загудела ещё сильней.
«И что мы киснем?» – подала ехидный голос уже третья мысль.
«Так, давай-ка выпей пивка, свари куриного бульончика, и сто пятьдесят водки! И хорош киснуть!» – ставя уверенную точку в дискуссии, командным голосом приказала четвёртая.
От такой простой, словно приказ, мысли вибрация в голове стала утихать. Он затушил сигарету и закрыл окно. Пришло ощущение понимания. И оно возвращало к жизни. Впереди ещё месяц. Нужно держать себя в руках.
Но пасаран!
Ковид не пройдёт.
Шёл седьмой день карантина…
День 8-й (04 апреля)
Этой ночью он очень хорошо спал. Снилось море, какой-то шикарный ресторан с официантами в белоснежных накрахмаленных рубашках, яркое летнее солнце. Снилась дача, утопающая в цветении миндаля и сакуры. И, что самое забавное, он играл в футбол! И не просто играл, а сначала вскарабкался на какую-то высокую гору, а вот там уже играл в футбол на идеально ровном, изумрудном поле с белоснежной разметкой, а он в красивой, кипельно-белой форме. Он бегал, бил по мячу и смеялся. И проснулся от этого смеха – рассмеялся во сне в голос и от собственного голоса проснулся. Лёжа в кровати, улыбался, в голове крутились обрывки сна. И ему они очень нравились. Сквозь узкую щёлочку между гардин тоненьким лучиком пробивалось солнце. На душе было спокойно и тихо. Настроение. И не просто настроение, а такое настроение, которое не зависит от того, с какой ноги встать, и чтобы испортить его, нужно очень постараться. Жена ещё спала, обняв дремлющую кошку. Он встал и прошёл в ванную. От избытка наполнявшего его солнца абсолютно непроизвольно, как будто по привычке, сделал зарядку. Принял любимый контрастный душ. Проведя рукой по щеке и вглядываясь в своё отражение в зеркале, подумал, что пора бы и побриться. Да. Будем бриться. Он взял и тут же отставил флакон с пеной. Нет. Раз уж бриться, то красиво! Старый, ещё дедовский настоящий помазок долго взбивал пену в мыльнице, наверно, удивляясь, что о нём вспомнили и он ещё кому-то нужен. Станок медленно скользил по щеке, и было видно, как ему нравится приводить в исполнение приговор семидневной щетине. Вкусный французский одеколон завершал творение, смешиваясь в коктейль настроения и щекоча щёки.
Под лучами яркого солнца играла на солнце кофемашина, призывно приглашая вспомнить наконец и о её существовании. Но он хотел кофе из турки. Турка была. Но кофе не оказалось.
– И это не испортит нам настроения, произнёс он почему-то вслух. – Пойдём и купим. А пока выпьем такого.
Он забросил капсулу в машинку, подошёл к окну и открыл форточку. Потянуло весной. Ветер смешивался с ароматом кофе, создавая давно любимый букет. Не хватало одной нотки. Он открыл ящик и достал начатую пачку сигарет. Настоящее америкосовское «Мальборо» в мягкой пачке. Дым на секунду окутал пространство над чашкой с кофе и потянулся на улицу. Теперь букет был полон. И от этого стало ещё спокойнее. Единственное, что беспокоило, – это отсутствие второй день пернатого товарища.