– С чего это ты взяла?
– Чувствую!
– Я тебя люблю! – Димитрий погладил Лену по мягким, светлым волосам.
– И волосы у меня редкие…
– Редкого льняного цвета!
– Выкрутился!
– Правда.
– А я всё равно счастлива! Я тебе всё отдам…
– Ты о чём, милая?
– Знаешь, женщина, если любит мужчину, то хочет ему помочь в жизни, всю себя вкладывает в его успех! Становится его частью. А продолжение в детях.
– Успех…
– Да, да, я тебе помогу, вот увидишь!
Но Лена скоропостижно скончалась.
Это оказалось ударом посильнее разрыва с Таней. А вскоре умерла и бабушка Женя.
Эти события подвели какую-то жирную черту в жизни Димитрия. Он пережил сильнейший эмоциональный стресс, некоторое время вообще не хотел никого видеть и ничем заниматься. Немного оправившись, задумался очень серьёзно. Он то считал себя неудачником, то предполагал, что его преследует злой рок. Наука, тем временем, стремительно разваливалась. Институт хирел. Заниматься исследованиями Ксенофонтов бросил, в том числе и потому, что и сам город, и посёлок без Лены стали ему практически чужими. Как дальше жить молодой мужчина не представлял. Ему двадцать семь, а он уже чувствовал себя почти стариком.
* * *
Ксенофонтов пробовал ходить в море с рыболовами, перегонять машины из Европы. Не клеилось, не цепляло, да и шишек набил.
В поисках ответов на мучавшие вопросы Димитрий забрёл к соловецким монахам.
– Какой, говоришь, помысл?
– Что со мной ничего плохого не может случиться… – Димитрий впервые вслух произнёс свою сокровенную мысль. Еле выговорил.
– Хмм… – пожилой, но ещё крепкий монах задумался. Привыкшие к работе руки перебирали простенькие чётки. Обычно сосредоточенное, строгое лицо обращено в море. Вдруг глаза улыбнулись, сделались ясными и как бы наивными, словно у младенца:
– Это хорошо, что в добрый исход веришь. Господь милостив, спасёт! Но и гордыни у тебя много. Ишь ты, ничего со мной не случится! С кем угодно, что угодно может случиться! Но, Бог спасёт! Только веруй!
– Да уж случилось… Такое случилось, что и не знаю, как пережить!
– А про книжку свою у московских профессоров почитай, что в духовной академии преподают, – как будто, не слыша его последних слов, задумчиво произнёс старец, – всё по косточкам разложили…
– Какую книжку? Я, вроде, ничего не говорил…
Димитрий несколько месяцев прожил в монастыре трудником. Крестился. Возник даже порыв остаться. Но игумен не благословил. Зато остались у Димитрия от монастыря небольшие познания в Православном законе и ощущение, что появилось в душе что-то новое, как будто посеянное невидимой рукой.
* * *
Постепенно события девяностых годов двадцатого века, которые называли даже лихими, стали перетекать в русло вполне респектабельного, зачаточного капитализма. В начале же века двадцать первого в России сложилась благоприятная ситуация для прихода иностранного капитала. Возникли доселе невиданные магазины. Торговые сети распространили, как гигантский осьминог щупальца, свои филиалы. Развилось банковское кредитование. Зачался отряд менеджеров. Международные организации, поначалу обосновавшиеся в Москве, двинулись в российские города миллионники. Повсюду строились торгово-развлекательные центры, вначале пугавшие своими ценами, но вскоре заманившие незадачливого российского покупателя безотказными технологиями продаж. Люди увязли в банковских кредитах, набили шкафы и квартиры излишним количеством техники, мебели, одежды и радовались… На автострадах появились пробки.
Тридцатилетний Димитрий Георгиевич Ксенофонтов, уже достаточно побитый жизнью, вернулся в родной город, чтобы начать с нового листа. Он помыкался по разным конторам и, наконец, осел в офисе одной из зарубежных компаний. Снял в аренду квартиру и начал учиться торговать.
* * *
Средних размеров комната. Стены по периметру перегорожены крошечными отсеками на одного человека. На столе у каждого монитор и телефон. Места остаётся только для ежедневника и небольшого канцелярского органайзера. Сотрудники сидят спиной друг к другу. Видят лишь соседей, и то, если откидываются на спинку дешёвого стула и специально поворачивают голову. Шум невероятный! Все звонят. Спиной к окну сидит руководитель отдела, Гоша Фуфачёв. Младше Димитрия. Он имеет возможность видеть всех подчинённых и следить, правильно ли они произносят спич, не отвлекаются ли.
– Читаем скороговорки. Скороговорки, скороговорки. Начали быстренько! – начальник вскочил с места, быстро-быстро зашагал по комнате, раздавая менеджерам листочки со скороговорками.
– Тридцать три корабля лавировали-лавировали, да не вылавировали, – послышалось сзади Димитрия.
– После шишкосбора все шишкособранные шишки, пригодные для шишкосушения, отправляются на шишкосушильную фабрику на шишковозе, – звонко рапортовали слева.
Когда Ксенофонтов впервые услышал, что рабочий день нужно начинать с чтения скороговорок, то решил незамедлительно уволиться. Но, так как ничего лучше пока не нашёл, а деньги нужны, – превозмог себя и остался. Димитрий вздохнул, послушно взял листок и, ужасаясь собственному голосу, влился в общий гул:
– Ехал грека через реку, видит грека – в реке рак. Сунул грека в реку руку…
– Утренняя планёрка! Утренняя планёрка! – Гоша вскочил и стал проверять, задвинули ли стульчики под стол, моментально вставшие с мест, сотрудники. С этим строго. Не задвинул стульчик – штраф. В армии Димитрию приходилось равнять табуретки и полосочки на одеялах, поэтому данная ситуация его больше забавила. С задвиганием стульчика у него порядок. А вот многие недосчитывались части зарплаты.
Сотрудники в полном составе уселись в лекционном зале. Шеф, Арчибальд Павлович Медынцев, каким-то полушагом-полубегом пружинисто прошёл на небольшое возвышение и уселся за стол лицом к аудитории. Лет тридцать с небольшим. Ухоженный. Даже лоснящийся. И говорит быстро-быстро.
– Как выходные?
– Отлично!
– Хорошо, но мало!
– Вам дай волю, так вообще на работу не выйдете! – Арчибальд заговорщицки ухмыльнулся, – деньги кто зарабатывать будет? Деньги что, лишние?
– Нет, нет, не лишние, конечно! – послышались голоса со всех сторон небольшой лекционной.
– Скороговорочки читали?
– Читали, читали, – поспешно заверил Фуфачёв.
– Угу, – промычал начальник второго отдела, мрачноватый, неразговорчивый мужичок.
– Почему так много опоздавших? – постепенно Арчибальд становился более серьёзным и менее приветливым, – говорил уже сколько раз, что ровно в девять утра все должны быть на своих местах, в дресс-коде, со включенным компьютером!
– В чём дело? Сколько раз повторять? – стал оглядывать свой отдел Гоша. Вращал глазами, косился на начальника.
– Потом разберётесь, – степенно остановил Арчибальд и оглядел зал. – Новенькие есть?
– Двое, – помог Фуфачёв.
