Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Небеса всегда влекли к себе тех, кто не умел летать, разве не так? От злого степного гиеноволка и до ядовитого змея – все обитатели Тверди, задрав однажды голову, ловили себя на безумном желании разогнаться, помчаться к какому-нибудь крутому склону и со всех сил ринуться вниз, чтобы, не долетая до земли, воспарить подобно птице, взмыть вверх, танцевать среди облаков с холодными древними ветрами, ловить клубки новорождённых молний, пить студёную влагу созревающих в утробах туч дождей. Эта священная мечта давно уже похоронена под сердцами тварей земных, на самой заре мира, и потому мало кто из ныне живущих даёт себе в ней отчёт. Волки и олени, змеи и люди – мы давно уже решили для себя, что Небеса недосягаемы для нас так же, как и вечная жизнь, что рождённому ползать в грязи не дано узреть чертоги облачных дворцов, что есть черта, за которую не заступить никому. Убеждая себя в этом из поколения в поколение, мы и вовсе разучились мечтать, а мечтой зовём обыкновенное стремление выжить. Однако каждому из нас, самому далёкому от Неба зверю – каждому нужен свой Бог, чтобы не потерять и это стремление…

Вот из-за таких психологических особенностей нашего брата на Тверди и появился культ эвелламе.

Эвелламе стали для людских княжеств Тверди и ангелами-хранителями, и идолами, – Богами, просто говоря. Как неуклюжий пингвин завидует парящему орлу, так любой земной житель – мальчишка и воин, земледелец и князь, невинная дева и почтенная старица – завидует искренне, с восхищением и отчаянной страстью, тем, под чьими ногами перья облаков стелются покрывалами, чьи песни слышатся в лёгком рассветном ветерке, как будто долетая сквозь миры и время. Животным – и человеку в особенности – нужнее всего на свете среди множества звёзд, ярких и тусклых, звезда путеводная, та, что горит при его рождении, освещает всю жизнь его и будет гореть после смерти. Зная о том, что путеводная звезда всегда где-то там, на Небесах, житель Тверди идёт по своей дороге спокойно и с верой в себя – не для него разве сжигает жизнь свою эта звезда? Пусть трудности встречаются в пути, пусть препятствие сменяет препятствие – покуда Небесные ока сияют, надежда не покинет горячее сердце. Земные люди возводят алтари и приносят жертвы эвелламе, веря, что покровительство Небесных повелителей поможет им преодолеть все трудности, что высшие братья защитят народ Тверди от всех бед. И пусть неурожаи длятся годами, пусть склоки среди местных владык всё не утихают, это лишь потому, что Небесные покровители всё это время были заняты, да?.. Сейчас-сейчас, пройдёт несколько лет, и спустятся с облачных зыбей воины в сверкающих доспехах, и всевышние судьи воздадут по заслугам всем злодеям земным, и получит вечную жизнь и пуд медяков благонравный и духом смиренный…

На всякую путеводную звезду найдётся свой чёрный провал в ночной мгле. В противоположность эвелламе, владыкам Светлых Небес, существуют уррайо, повелители Тёмных Небес. По сравнению со своими сиятельными собратьями, столь любимыми у земного народа, уррайо являют из себя отбросов-неудачников. Предания гласят, что в стародавние времена у Света и Тьмы были не только равные зоны влияния, но и равные силы. Но вот прошло время… да как-то так вышло, что злобные порождения чёрной половины Небес особых восторгов не вызывали ни у Тверди, ни у своих собратьев со светлой половины, так что объединёнными усилиями земных колдунов-войдошей и эвелламейских военачальников несчастные уррайо несколько раз здорово отхватили за свои злодейские замашки, и потому к настоящему времени уже давно сидят смирно, робко скалясь в прорехи меж ночных облаков, и не высовываются. Если прежде, в те времена, когда добро и зло как-то уравновешивали друг друга, тёмное время суток знаменовалось разгулом нечисти, нисхождением на Твердь разнообразных жутких порождений, – словом, дьявольским весельем, – то нынче, спустя столетия, всё здорово изменилось. Теперь единственное, что грозит загулявшемуся после заката пьянчуге, рухнувшему спать в канаве, – от силы пара-тройка слабеньких бесов. В былые времена от ночного гуляки бы и косточек не осталось. Да, полностью уничтожить уррайо оказалось не под силу и всему светлонебесному воинству. По Тверди до сих пор бродят кошмары, порождённые некогда стараниями уррайо да позабытые собственными родителями и теперь растерявшие былую мощь. По-прежнему они мучают не одну сотню несчастных под звёздным покровом ночи, и проклятые стародавним присутствием Тёмной силы города, дома и курганы источают тлетворную энергию, отравляя жизнь всем вокруг. Однако же это совиный писк по сравнению с тем, что творилось в Нижнем мире полтысячи лет назад.

Сейчас куда более, чем атаки львов-людоедов на чёрных крыльях и приходящая к полуночи безголовая бабка с кладбища, простых обитателей Тверди волнуют всё-таки отсутствующий урожай и междоусобицы озверевших от безделья и жажды крови благородных князей.

Глава 1. Тёмные Небеса. Сын Тёмного повелителя готов ко встрече с отцом

В давние времена одним из главных козырей в дырявых рукавах уррайо была способность насылать на жителей нижних земель то, что впоследствии стали называть незамысловато – «ночные кошмары». Будучи существами крайне зловредными, любителями отведать чужого страха, хозяева тёмной половины Небес, не в силах дотянуться до твердынцев, находившихся под надёжной защитой эвелламе, просто посылали вниз тайными путями примитивных бесов, злых духов. Эти самые духи, повелевающие ненавистью, отчаянием и страхом, самыми ужасными из чувств, которые способно испытывать живое существо – до сих пор встречаются на Тверди… Впрочем, в нынешние времена навряд ли сыщется и полсотни уррайо, способных не то что создать сколько-нибудь могущественного беса, а хотя бы разобраться в инструкциях по этому ремеслу, записанных в древних книгах.

Анэйэ это прекрасно знал с детства. Вернее, с раннего детства. Ему было всего-то десять, он, как и все мальчишки его лет, был любознателен и сильно увлекался историей своих великих предков и сильнейших из их порождений. Но у него были также причины интересоваться этим всем намного и намного глубже, чем это принято у его сверстников, причины весьма весомые. Первая из них – Анэйэ намеревался создать свой кошмар, сам призвать беса, чтобы его лапами терроризировать соседей с Тверди, и в своём намерении был весьма твёрд. Вторая – не знай он имён всех основных героев старинных легенд из рода уррако, ему бы влетело от наставника. Третья – он был, как никак, сыном самого настоящего владыки Тёмных Небес, для него было просто неприлично не вникать в историю предков! Так что, будучи учеником послушным и сыном примерным, Анэйэ смирно сидел над толстой книгой второй час подряд, прилежно заучивая всё необходимое. И вялый свет помирающей звезды озарял ему путь в дорогу знаний – сочась сквозь тонкие прутья старой пыльной клети.

Анэйэ любил читать и слыл среди наставников способным мальчиком. Но его кое-что сильно расстраивало, когда он зубрил теорию памяти Небес, чтобы на следующий вечер пересказывать её снова и снова под строгим присмотром айэ, старших учеников… Он родился и вырос в Тёмной столице, Уррэйва, Мрак был его Родиной – ненавистной всему миру, угрюмой и унылой, но Родиной, и он любил свою Родину. Быть может, любовью сына к матери-потаскухе, которая возвращается поздно ночью вся в синяках, избивает свой выводок, затем, извиняясь, плачет часами и засыпает под утро с бутылкой в обнимку. Но чувство это было в нём сильно – а как же иначе? Самоотверженная преданность отечеству – ценность всеобщая, даже демоны-уррайо с Тёмных Небес её признают. Так вот же, как преданному юному сыну своей непутёвой, всеми презираемой и всеми униженной матери, Анэйэ было страшно обидно. Каждый урок памяти становился для него испытанием. Старичок-учитель рассказывал нудно и монотонно, но наследник уррайо слушал внимательно и вдумчиво. А затем, мучаясь дневной бессонницей, задавал себе один вопрос: «Почему у нас всё так плохо?»

Действительно – где же равновесие? Если Светлые Небеса живут и процветают, шпили их облачных дворцов пронзают голубую высь, а слава бежит далеко впереди них самих, то почему их извечные противники с тёмной половины Неба представляют из себя лишь назойливую муху, которую давно прихлопнули, но она до сих пор не утеряла раздражающую волю к жизни и дёргает изломанными крылышками? Где справедливость в этом мире? Священнослужители Тверди слагают красивые учения, в которых целые трактаты посвящаются тому, как важно противостояние зла и добра, Тьмы и Света, как естественно для мира, что день сменяет ночь, а Нижний мир видит над собой то сияние лика Лунного, то чёрный диск столицы уррако. Но о каком противостоянии может идти речь, если в последние века битва между двумя небесными царствами скорее напоминает иллюстрацию к известной детской сказке: получивший крылья обманом жадный волк рвётся взмыть ввысь и вскочить на облако, но небесный царь – крылатый лев – раз за разом спихивает зарвавшуюся дворнягу вниз, не глядя, лишь лениво взмахивая гигантским белоснежным хвостом. В конце сказки лев произносит морализаторскую речь – напутствие для юных слушателей и читателей: «Как устремится тварь земная оседлать гребень вольного океана Небес – ждёт её один позор да униженье, потому как каждому своё».

И точка! Тёмным владыкам – жизнь изгнанников, боящихся пикнуть лишний раз, чтобы Светлые Небеса не послали свои войска на соседские облака с целью усмирить вновь взявшихся за старые злодейства неудачников. Ну а эвелламе достаются почёт и достаток в двойном объёме – за себя и за брата.

Анэйэ был мал, но порассуждать любил. Конечно, в его детском мозгу мир виделся много проще, чем он есть на самом деле. Но некоторые вещи и детям понятны.

Тяжела жизнь уррайо. Когда ты рождён нести зло, – ни мир, ни судьба не встанут на твою сторону. Всё в твоих лапах, ни в чьих больше.

Что до создания бесов и насылания ночных кошмаров… Анэйэ как раз читал книгу-справочник, в которой Тёмный летописец прошлого подробно описывал всех порождённых уррайо злых духов в первой половине века после создания Небес. Книга была тяжёлая, написанная сухим языком, но он справлялся. Что угодно прочитаешь, если у тебя наставники строгие. Что угодно выучишь, зная, что это тебе пригодится – обязательно пригодится…

– Ну что, как идёт дело, брат мой, мой повелитель?

Анэйэ слегка раздражённо выдохнул, улыбнулся и повернул голову назад. Распахнув двери, на пороге его учебной комнаты стоял мальчик двенадцати лет. Нежданный гость, хотя был старше, всем своим видом выражал покорность верного слуги. Или пытался. С рукой, прислонённой к левой части груди – так обозначают своё подчинённое положение и выказывают почтение на Небесах – он весь слегка согнулся, и широкие полы его чёрной бархатной мантии спереди коснулись каменного порога. Но глаза мальчишки смотрели прямо, и в них сверкало нетерпение.

– Риндо Эррамуэ, – учтиво приветствовал его Анэйэ. – Что-то произошло?

– Ничего особенного, – откликнулся гость. – Твой недостойный брат лишь хотел спросить, много ли тебе осталось.

– Немного, – проговорил Анэйэ. – Ты уже освободился?

– Первые уроки закончены, айэ позволили мне гулять свободно.

– Тогда слегка подожди меня, мой недостойный брат. Мне только несколько страничек. Жди у крыльца!

Эррамуэ, не разворачиваясь спиной к своему юному повелителю, отступил назад и закрыл за собой дверь. Анэйэ опять склонился над книгой, но сосредоточиться так и не вышло. В тщетных попытках заставить себя с прежним усердием поглощать знания предков мальчик несколько раз сменил позу, поковырял роскошное перо чёрного лебедя, которым выписывал на своём пергаменте особо полезные изречения из прошлого, бездумно поводил взглядом по каллиграфически ровным строкам… Собраться ему не удалось. Не особо волнуясь о том, что бездельничать – вредно для сына Тёмного Повелителя, Анэйэ подумал: «Ну что же, основные моменты-то я запомнил», аккуратно закрыл книгу, положил перо в чернильницу, пергамент – слева от книги, а затем с чистым сердцем направился к выходу из комнаты.

Коридоры в царских палатах были гнетуще мрачны. Чёрный кирпич потолка терялся где-то высоко над головой, – за завесой непроглядной тьмы. Из витражных окон под ноги ложился слабыми бледными тенями и крапинками призрачный свет, не несущий в себе жизни и тепла. Свет этот не был отголоском солнечных лучей. В стольный город Тёмного Неба никогда не приходил день. Даже когда перья ночных облаков, над которыми изредка возвышались кое-где старинные замки и усадьбы уррайо, переползали через линию горизонта, скрываясь от взглядов твердынцев, а эвелламе выводили на золотых уздечках Солнце из-за восточных границ, во всём видимом мире наступало утро, затем – день, но не в Уррэйва, Тёмной столице, и не в Хралуне, Тёмном замке. В то время как для Тверди от края до края всё небо становилось просторами Светлого круга, территории уррако парили над Ничем – поверхностью нижнего основания мира. Ничто представляет из себя Ничто абсолютное и, конечно, никакого света не излучает.

Ни Хралуна, ни Уррэйва, ни Дождеоблако с Грозоблаком, ни сын Тёмного повелителя солнечных лучей не знали.

Анэйэ шёл по коридору спокойно, как ребёнок, абсолютно уверенный в том, что ему ни за что и ни от кого не влетит. Наставники и айэ любили его и прощали ему многое. Пожалуй, даже слишком любили и слишком многое прощали. Отчего – из-за грозной фигуры отца, всегда незримо возвышавшейся рядом с наследником Тёмного трона, или из-за детского обаяния Анэйэ? – кто знает. Оставаясь пока лишь мальчишкой, он просто пользовался своим особенным положением в чужих глазах, когда ему это было выгодно. Он мог позволить себе не выучить урок, заданный одним из более мягких наставников, мог умело изобразить старательность перед строгим айэ. Словом, всегда умел выходить сухим из воды.

Вот и сейчас, пускай ночь и не близилась к своему концу, он с чистой совестью покидал учебную комнату, отправляясь навстречу ожидавшему у крыльца товарищу. Эррамуэ, Эррамуэ Лэйо, был единственным молодым уррайо, которому дозволялось обучаться у одних с Анэйэ наставников. Эррамуэ был сыном старого друга Тёмного повелителя, а также риндо наследника Тьмы, и потому обладал особыми привилегиями. С раннего детства он имел возможность ходить во владыческие палаты – во всяком случае, на первый этаж – как к себе домой. Анэйэ и Эррамуэ были не только господином и слугой, но и близкими товарищами, и время после занятий они часто проводили вместе.

Снаружи было холодно, как и всегда. Снег, едва белый, мягко кружась, опускался на резной мрамор перил, и Анэйэ бездумно смахнул его ладонью, спускаясь по крыльцу. Ладонь тут же заледенела. Быстро спрятав руку за складками айише – длиннополого одеяния с просторными рукавами, украшенного вдоль всех вырезов мягко светлеющими во тьме рунами, – Анэйэ остановился на последней ступеньке и прищурил глаза, оглядываясь.

Мимо пропорхала, трепеща крылышками, маленькая птичка-синица. Её пёрышки, обрамлённые по краешкам россыпью светящихся крапинок, мелькнув перед лицом, разогнали непроглядную тьму и позволили сориентироваться в пространстве. На Тёмных Небесах – в Уррэйва особенно – большую часть времени царил непроницаемый мрак. Столица была самой далёкой точкой от сердца Тверди ночью, – когда Луна проходила под ней, снег здесь был чёрен как вороново перо, поскольку ничто не благословляло его. Единственным, что могло осветить улицы города, были звёзды-синицы. В самом сердце Уррэйва, совсем недалеко от Хралуны, палат властителей, они рождались каждую ночь из лунных лучей, проникавших сквозь провал в облаках, на которых стояла столица. Порхая туда-сюда, сидя на крючковатых ветвях луннодрев и распевая свои песенки, юные звёзды разгоняли Небесную Тьму. Если какая-то из них залетала за пределы Уррэйва, она погибала без своей матери-Луны, холодный свет распространялся с кончиков её пёрышек на все крылья, всё туловище – и синица, замирая, навеки оставалась висеть в Небесах, обречённая вдали от родины, но рядом с сотнями мёртвых сестёр освещать чужую землю. Свет дня оттеснял звёздный свет, и каждое утро тела синиц переставали быть видны с Тверди, но, когда Тьма брала своё после заката, мир за пределами Уррэйва вновь покрывался слабыми серебристыми отсветами – тенями сияния мёртвых детей Луны. Пусть твердынцы верят в то, что звёзды – души их мертвецов, но, увы, это вовсе не так.

Каждый из рода уррайо с рождения обладает лучшим зрением, чем любой эвелламе или житель Тверди. Ночью, даже когда рядом нет звёзд-синиц, житель Уррэйва может видеть чёткие очертания предметов вокруг себя, свободно передвигаться, не врезаясь в дома и растения, даже писать и читать. Но у Анэйэ с детства были проблемы с ночным зрением. Его детство в принципе было полно чудных случайностей, и на какое-нибудь из произошедших с ним злоключений можно было спихнуть вину за то, что наследник повелителя Тьмы ориентировался в Тьме не лучше, чем испуганный шакал в лисьей норе. Может, его отвратительное зрение было следствием того, что старшая сестрица уронила его головой вниз, когда ему было пять. Может, всё из-за одного происшествия, когда в младенчестве Анэйэ едва не сверзился с Небес. Пережитый стресс тоже мог сказаться на здоровье. Словом, как бы то ни было, в темноте он был слеп, так что мелькнувшей мимо звёздочке юный уррайо возрадовался, как старой подруге.

– Я вижу тебя, ты здесь, – позвал Анэйэ. – Выходи, мой недостойный брат.

Мальчишеская тень покорно отделилась от сугроба чуть поодаль. Проваливаясь в снег по колено, Эррамуэ приковылял к крыльцу и опёрся о мраморную колонну рукой.

– Думал, я тебя не найду? – склонил голову набок Анэйэ.

– Конечно, – подтвердил Эррамуэ. – Ты бы и не нашёл, если бы не синица. Брат мой, мне ли не знать, как туго у тебя с глазами?

Поёживаясь от холода, Анэйэ спрыгнул со ступеньки вниз, тоже провалившись в снег.

– Может, и так. Но слух-то у меня есть. Синицы не дышат, как и сугробы. А ты дышал, и громко. Твоё дыхание сбивалось, потому что ты хотел от меня спрятаться и напряжённо думал о том, как бы я тебя не обнаружил. И оно доносилось вон оттуда, – он махнул рукой в ту сторону, откуда пришёл к нему друг. – Кроме того, ты явно решил спрятаться только тогда, когда услышал, что я выхожу. Ты резко запрыгнул за сугроб, и твои следы на снегу свежие. Я слышал, как поскрипывают снежинки там, где ты пробежал буквально перед моим появлением. Синица просто осветила контуры твоего тела, но я уже знал, где именно ты находишься.

– Правда? – спросил Эррамуэ с восхищением в голосе. – То есть, ты и не видя ни дива вычислил меня без проблем?

– Именно так, – важно кивнул Анэйэ.

Они помолчали несколько секунд. Анэйэ брёл первым, огибая по кривой северное крыло своих палат.

Эррамуэ рассмеялся и сзади ударил друга под колени. Повалившись вниз, будущий правитель уррайо тут же набрал в рот снега, однако перед этим умудрился схватить старшего товарища за подол плаща-айише и утянуть за собой в сугроб. Эррамуэ быстро его обездвижил, вжав спиной в мягкую поверхность облака и завернув обе руки за голову.

– Чего дерёшься? – хохотал Анэйэ, отплёвываясь. – Не поверил мне, да?

– Конечно, поверил! – Эррамуэ, держа оба запястья противника одной рукой, второй принялся его щекотать через тонкую одежду. – Мой брат слышит скрип снежинок на морозе и дыхание животного за десять хвостов от себя. Как в это не поверить?

– Ты ещё всего обо мне не знаешь… Я ещё… слышу шум твоей крови, – изображая голосом возмущение, вопил наследник. – И вижу сияние твоих глаз, недостойный брат! Ха-ха… Хватит, ну тебя…

– Будет хватит, когда выдашь мне все свои умения.

– Я читаю твои мысли и знаю все твои страхи!

Они боролись так яростно и смеялись так громко, что явившийся на звуки этого балагана наставник не был чем-то неожиданным.

– Юный повелитель и его риндо! – прохрипел Нериани, верховный книжник, согбенный старичок лет семидесяти с палкой в руках. Его одеяния были абсурдно длинными – тянулись за его шагами на пару хвостов, а в разветвляющейся верхушке толстого посоха среди деревянных изгибов, как среди корней, тихонько щебетала, заливаясь звоном маленьких ледяных колокольчиков, заключённая синица-звёздочка. Нериани обучал обоих мальчиков памяти Небес, знал наизусть все книги Тьмы и даже некоторые тексты Света и Тверди, а ещё был страшно брюзглив и дотошен, – пока Анэйэ не начинал изображать из себя паиньку.

Мальчики прекратили возню. Эррамуэ сел на колени, отдыхиваясь, а сам юный повелитель, оперевшись о плечо друга, нетвёрдо поднялся на ноги.

– Приносим извинения за шум, наставник Нериани, – глядя себе под ноги, выдохнул Анэйэ, а потом вновь рассмеялся, не сдержавшись.

– Наставник, мой повелитель обманул меня! – обиженно заявил Эррамуэ, но его глаза сверкнули весельем – на свету, исходящем от пёрышек синички Нериани, Анэйэ это ясно разглядел. – Сказал, что слышит звуки следов на снегу. Накажите его за наглую ложь!

– Не тебе обвинять его Темнейшество во лжи, – сурово оборвал мальчика Нериани. – Не злоупотребляй своим положением, место своё помни! И разве можно так громко кричать? Разве это поведение достойно высших уррайо?

– Наставник, не указывайте моему брату, что достойно, а что нет, – проговорил Эррамуэ. – Не злоупотребляйте своим положением.

Анэйэ мысленно закатил глаза и сжал пальцами плечо друга. Он заговорил прежде, чем кто-то успел вставить что-то ещё:

– Приношу извинения за себя и за моего риндо, наставник Нериани, – учтиво проговорил он, справившись с дыханием. – Мы и впрямь что-то разошлись. Мы больше не будем. Я как раз завершил свои первые вечерние занятия и иду на перерыв. Как только мой айэ готов будет выслушать меня, я отвечу все уроки и не подведу вас.

Резкая перемена темы и вежливый тон наследника охладили пыл старичка-книжника. Обернувшись назад, глянув на дыру, из которой вылез – маленькую открытую дверь в палатах, ведущую в его библиотеку, Нериани забеспокоился о том, что ветер загонит холод в здание, выморозит комнаты и помешает ему спать днём, и заторопился возвращаться.

– Запомню это обещание и хорошенько расспрошу завтра Вашего айэ! – последнее слово наставник выплюнул почти с презрением, развернулся и, застревая толстым посохом в снегу, направился к двери. – И чтобы больше никакого шума! Совсем скоро вернётся Ваш Тёмный отец, и Вам уже надо думать о том, как бы предстать перед ним в лучшем виде!

Проводив взглядом Нериани и дождавшись скрипа запираемой двери, Анэйэ перевёл взгляд на Эррамуэ. Пара синичек приземлилась на кровлю над входом в библиотеку, и мягкий свет их пёрышек позволил наследнику разглядеть усмешку на лице друга.

– Ну ладно, – сказал наследник, отступая назад. – Он прав, отец действительно должен скоро вернуться. Не надо больше заниматься всякой чушью, недостойной нашего положения.

Эррамуэ поднялся на ноги, лениво отряхнул бархатную мантию и свысока посмотрел на товарища. Анэйэ не отвёл взгляда.

– Мой брат боится встречи со своим отцом? – спросил риндо. По голосу его нельзя было чётко определить, какой ответ не вызвал бы насмешку на его лице. Прождав пару мгновений, Анэйэ отвернулся и, подняв руку, пошёл дальше вдоль кирпичной стены.

– Не дело моего недостойного брата задавать такие вопросы, – произнёс он, жмурясь от удовольствия. Эррамуэ покорно брёл следом за наследником. – Но я всё же отвечу. Скорое прибытие отца вызывает во мне некоторое волнение. Мы не виделись четыре года. Вряд ли он посчитает меня неподходящим и вряд ли останется недовольным моими успехами, я волнуюсь не о том.

– Об этом тоже следовало бы волноваться, – с уверенностью знатока вставил Эррамуэ. – Отцы больше всего обращают внимание именно на успехи и на то, подходишь ты им со своими достижениями или нет.

– Твой опыт роли не играет. Я, несомненно, не разочарую отца, представ перед ним со своими умениями. Я много чего узнал с нашей последней встречи и многому научился. Наши наставники в основном все дураки, и ты это знаешь, – Эррамуэ хохотнул, Анэйэ тоже посмеялся. – Да, нечего на них злиться, стоит благодарить Луну хотя бы за то, что на Тёмных Небесах вообще есть наставники. Но лучше моего айэ не найти во всех трёх царствах. Большую часть того, чему отец научил моего айэ, я узнал за эти четыре года. Я доверяю айэ, поэтому уверен: всё пройдёт хорошо.

– Тогда чего же волноваться, ежели думаешь, что всё обойдётся?

– Не знаю, – проговорил Анэйэ и задумчиво тронул чёрную ветку голого куста, который тянулся своими когтями к нижним окнам чернокаменных палат. – Потому что давно не виделись. Потому что всё-таки он мой отец.

– И что это значит? – зевнул Эррамуэ.

– Это значит, что он лучший человек в мире, – сказал Анэйэ и обернулся, улыбнувшись следовавшему за ним мальчику. – Ладно, прекращай задавать глупые вопросы. Моя очередь. Угадай, куда мы идём?