Арвеарт. Верона и Лээст. Том I

Краткие пояснения к некоторым терминам

АРВЕÁРТ – страна с однатысячатрёхсотлетней историей и гораздо более долгой предысторией;

КОÁСКИЕРС – в общем значении Высшая арвеартская медицинская академия, в узком – название Замка тысячелетней давности;

ИГЕВÁРТ – белобашенный город, на который обычно смотрят со стороны;

МЕДИТЕРÁЛЫ – люди, чьи биосенсорные способности позволяют им мысленно воздействовать на другие живые организмы;

АЛЬТЕРНАТИВЩИКИ – медитералы из нашего измерения;

БАЛЛ ПО Э́ЙВЕРУ – уровень, определяющий медитеральные способности;

ЭРВÉР – представитель «Братства эрверов» – сообщества медитералов;

ВРЕТГРÉЕН – арвеартский город, крупный научный центр;

ДЕКВИÁНТЕР – многофункциональный прибор частого пользования;

ТОГГЕРСВУ́ЛТ – боевое искусство;

ЯСТРЕБ – летательный аппарат в виде парусной лодки;

СУГГÉСТИЯ – в общем смысле – внушение, в узком – медитеральное терапевтическое воздействие;

КЕРАТОМИ́Я – искусственно вызванное нарушение временных корреляций;

ИРТА́Р – страна с трёхсотлетней историей;

РЕЕВА́РД – столица Иртара;

ГО́ЭР-ДВЕР – иртарская школа для юных медитералов при Реевардском центре практической медитерации;

АТРЕТИ́ВНАЯ МЕДИТЕРÁЦИЯ – дисциплина в общем и целом близкая к астрологии;

ЭКДО́Р – обращение к старшему или равному по положению. Мн. число – ДОРВÉРЫ;

АРДО́Р – обращение старшего к младшему по положению. Мн. число – АРВÉРЫ;

Содержание прочих терминов выясняется по контексту.

Главные персонажи земного происхождения

ВЕРОНА БЛЭКУОТЕР АВЕЙРО – прекрасная альтернативщица, выпускница иртарской школы, увлечённая биохимией и мечтающая о Коаскиерсе;

ЭРТЕБРÁН – проректор Коаскиерса, выдающийся биохимик, автор труда под названием «Квантовое излучение как физическая основа суггестии и телепатии»;

НЕ́ВАРД – отец Эртебрана, человек с либеральными взглядами;

ЭЛИЗА – супруга Неварда;

МАКЛОХЛАН – альтернативщик, куратор седьмого курса, преподающий в Коаскиерсе атретивную медитерацию;

ТАФФАÓРД – профессор Коаскиерса, куратор пятого курса, неврастеник с различными комплексами, включая суицидальные;

АКРОЙД – альтернативщик, профессор саматургии, представитель оккультных знаний, человек с объективным мышлением;

ХОГАРТ – альтернативщик, профессор токсикологии, куратор второго курса, отдающий свободное время занятиям пиротехникой и профессору мистеру Джонсону;

ДЖОНСОН – альтернативщик, человек с утончёнными вкусами, куратор первого курса, профессор фармакологии;

БРАВЕРА́Н – молодой профессор, человек с радикальным мышлением;

ДЖИНА – альтернативщица, нерадивая пятикурсница, постоянно курящая Vogue и склонная к опозданиям;

ВИ́РГАРТ – альтернативщик, большой противник курения, голкипер футбольной сборной, староста семикурсников;

ЛИ́РГЕРТ – приятель Виргарта, талантливый изобретатель, главный хакер Коаскиерса;

ДЖИММИ – альтернативщик, первокурсник, личность без комплексов;

ТОМАС – альтернативщик, тоггерсвултец, талантливый юноша;

ГЕРЕ́ТА – поклонница Томаса;

АРРИГО – альтернативщик, флейтист, одарённый парень с артистическими способностями;

ЭАМО́Н – застенчивый юноша, «доблестный сын Ирландии»;

ТРИВЕРÁН – прогрессивный политик, бизнесмен, один из сенаторов, основатель компании «Зе́двеар», человек с большими возможностями;

РЕ́ЙВЕРТ – отчаянный малый, контрабандист из Иртара;

ТÁЕРД – иртарский физик, руководитель Центра практической медитерации;

ГРЕ́НАР – директор школы, в которой Верона Блэкуотер получила образование;

ТЕ́РВИ – шеф-повар Коаскиерса;

РЕЖИНА АВЕЙРО ЛЕДО – символистка, живущая в Гамлете – географическом пункте на севере Калифорнии;

ГЕНРИ – отец Вероны, бесследно пропавший в Лондоне ещё до её рождения;

ТРАРТЕСВЕ́РН – глава отделения Департамента по охране общественных норм и порядка, известный всему Арвеарту, как выраженный поборник репрессивного законодательства;

Пунктуация авторская

Пролог

Гамлет, тихое место на севере Калифорнии, укрыли синие сумерки – тёплые и глубокие. Простившись с доктором Смитом и допив остаток шампанского, Режина прошла с веранды – через кухню – в комнату дочери, и, подойдя к кроватке, прошептала: «Уснула, по-моему». В комнате было душно. Свет – приглушённый – мягкий, высвечивал книжки на столике, карандаши, тетрадки и конверт – запечатанный, с марками, подписанный: «Генри Блэкуотеру, Лондон, Великобритания». Режина вздохнула горько, тихо покинула комнату, села за стол на кухне, раскрыла дневник, закурила, написала: «Двадцатое мая 2005 года», – вытерла слёзы салфеткой и продолжила запись следующим:

«Джон наконец объяснил мне… И это никак не укладывается. Впрочем, я всё это чувствовала, словно ждала заранее, словно знала, чем всё это кончится. И, может быть, это и к лучшему – Иртар, Реевард, Академия, чем здесь, в этом чёртовом Гамлете, в соседстве с этими Робинсами. Лишь бы она была счастлива… А с ним она будет счастлива. Одним словом, случилось главное… Верона проснулась в девять. Мы с ней быстро позавтракали, взяли энциклопедию, сели в саду, под яблоней, и какое-то время читали – до половины одиннадцатого. В течение этого часа наша старушка Робинс наставляла на нас бинокль раз шесть или семь примерно, а затем известила Маггуайера, что я «заставляю ребёнка рассматривать порнографию». Сержант прикатил не задерживаясь. На момент его появления я уже занималась текстами, а Верона сидела с учебниками по итальянской грамматике, и когда он возник на веранде, она тут же с ним поздоровалась: «Buon giorno! Come sta Lei?!» Фергюс не отреагировал и поставил в известность о жалобе. Я сунула ему книгу и сказала: «Мистер Маггуайер, данная «порнография» – это детская энциклопедия: «Как Я появляюсь на свет», поэтому все претензии не ко мне, а к её издателям, и если вы не согласны с такой научной концепцией и находите иллюстрации неприемлемыми для использования, то сами тогда объясняйте любознательному ребёнку, что является яйцеклеткой или как происходит зачатие!» Фергюс смутился страшно, а Верона успела вставить: «Или что есть сперматозоид и как он перемещается!» Понятно, что после этого вопрос был исчерпан полностью и сержант поспешил ретироваться. Верона взялась за краски, а я занялась готовкой: почистила лук с картошкой, а когда перешла на рыбу, то порезала палец нечаянно и отправилась в ванную комнату – за йодом и лейкопластырем. Верона там мыла кисточки. Она убрала их в сторону, затем взяла меня за руку, попросила крепко зажмуриться и секунд через двадцать сказала: «Вот, мама смотри, пожалуйста!» Я смотрю на порезанный палец, а от раны следа не осталось – ни следа, ни шрама какого-нибудь.

Я позвонила Джону – в состоянии полной паники. Он приехал, когда мы обедали. Я пошла заваривать кофе, а Верона спряталась где-то – то ли в детской, то ли в сарайчике. Джон пояснил мне сходу, что всё это обусловлено её редкостными способностями и такого рода способности называются «медитеральными». Измеряют их «Баллом по Эйверу», и способности у Вероны оцениваются в полтысячи, и они у неё «прогрессируют», и, согласно его объяснению, в силу этих самых способностей, ей сейчас по силам воздействовать на физические процессы в любых живых организмах, начиная от одноклеточных и заканчивая Homo Sapiens. Далее Джон сообщил мне, что дети с такими способностями обучаются в Гоэр-Двере – школе первой ступени при Реевардском центре практической медитерации, и что этот Центр и школа находятся не в Америке, а в Рееварде, в Иртаре, – совсем в другом измерении. Тогда я сразу подумала, что либо он болен психически, либо это я – сумасшедшая, и что всё это – просто иллюзии, а Джон подождал немного, пока я над всем этим думала, и сказал: «Это всё – реально, это всё происходит в действительности, и я не являюсь „психологом“ в вашем земном понимании. Я как раз из того измерения, о котором я начал рассказывать, и я у вас оказался только по той причине, что способности твоей дочери более чем уникальные, и если бы я в своё время не выдал себя за „доктора“, за ней бы сейчас наблюдали „настоящие психиатры“. Её бы держали в клинике, использовали бы для опытов и калечили бы безжалостно. И подобное может случиться, если она здесь останется, так что школа первой ступени – лучшее из желаемого…»

Мы с ним допили кофе. Я чуть-чуть успокоилась и Джон рассказал мне дальше, что в этом их измерении – иная цивилизация. И там лишь два государства. Одно он назвал «Арвеартом», а второе назвал «Иртаром» и сказал, что Иртар был создан в результате оттока раскольников, лет триста назад примерно, и два этих государства – в состоянии конфронтации, и Арвеарт занимает, в отношении территории, всю островную Британию, Бельгию, часть Голландии, Францию и Швейцарию, Италию, часть Испании и вдобавок к тому – Ирландию, а Иртар занимает «Штаты» – восточное побережье, и в этой их цивилизации медицина как раз и основывается на биосенсорном воздействии и растительной фармакологии. И у них там давно уже принято привлекать людей со способностями из нашего измерения. И сам он как раз является особого рода посредником. Он назвал себя «Наблюдателем», а таких людей, как Верона, называют «Альтернативщиками». И в самом конце он добавил, что занятия в Гоэр-Двере начинаются с августа месяца, но детям начальной школы даются большие каникулы, плюс каждое воскресенье я смогу сама навещать её. После этого я спросила: «А как у вас осуществляются переходы сквозь измерения?» Джон пояснил: «Очень просто», – и предложил представить два расположенных рядом четырёхмерных пространства, расстояние между которыми в идеале равно нулю и оба этих пространства образуют подобным образом пространство уже восьмимерное, в виде единой сферы, в одной половине которой не существует времени, а в другой – расстояния, и в любой существующей точке ненулевого радиуса можно открыть переход, создав в ней магнитное поле определённой мощности, и это у них практикуется уже десять веков без малого. Я поставила новый кофе и, пока этот кофе заваривался, Джон сообщил вдобавок, что ближайший портал находится в двух милях от нашего Гамлета и что утром мы можем поехать туда и посмотреть, как всё выглядит.

Затем к нам пришла Верона. Он стал читать с ней книжку – сборник Аполлинера – «Мост Мирабо», по-моему, а я пошла делать пиццу – примерно в таком состоянии, словно меня заморозили. После семи мы поужинали, и Верона пошла в свою комнату, а Джон предложил мне выпить и принёс из машины «шампанское» – бутылку синего цвета – ярко иллюминирующую и с пробкой из чёрного дерева. Мы выпили с ним «за будущее», и потом я спросила: «Простите, но, может быть, вы представитесь? Как вас зовут в действительности?» – а он говорит: «Представлюсь, но только сперва Вероне и только когда она вырастет, а сейчас представляться бессмысленно. Имя «Джон» меня в целом устраивает». И тогда я потом спросила: «И чем это может закончиться?» – на что он сказал: «Ты знаешь. Тем, чем должно закончиться. Однажды мы с ней поженимся, и со мной она будет счастлива…»»

I

ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Утром, двадцатого мая, Верона проснулась поздно, примерно в начале одиннадцатого, от трели дрозда с планшета – сигнала звонка будильника. Трель продолжалась долго – до вербальной команды: «Достаточно!» Мелодия прекратилась. Глядя в окно на тучи, Верона спросила:

– Что нового?

«Новым», помимо прочего, оказалось одно сообщение – от экдора Ги́варда Та́ерда, руководителя Центра практической медитерации:

– «Надеюсь, не отвлекаю. Хотелось удостовериться – Ардевир передал тебе копию эртебрановской монографии? „Квантовое излучение как физическая основа суггестии и телепатии“. Если нет, то пойди и возьми у него. Работа феноменальная».

Отправив ответ – вербальный: «Нет, мне не передали. Сегодня возьму обязательно», – Верона прошла в душевую, где достаточно долго красилась – больше по той причине, чтобы занять себя чем-нибудь, затем возвратилась в комнату и раскрыла Volume Двенадцатый – объемную папку с рисунками и разного рода бумагами, в том числе – дневниковыми записями, к которым добавилась новая:

«Двадцатое мая, пятница.

Сегодня у нас исполняется одиннадцать лет с момента, когда мама узнала «главное». Это – её выражение. Вот так пролетело время. Хорошо бы отметить как-нибудь. (Посидеть и подумать о Джоне. Это смешно, конечно, но это уже традиция. Это – день, когда я пытаюсь оправдать его всякими способами и уверить себя в той мысли, что когда-нибудь он появится).

У наших сегодня экзамен по растительной фармакологии. А мне – красота! Отдыхаю! Таерд прислал сообщение, что у Гренара есть монография по «квантовому излучению» – последняя эртебрановская. Странно, что мне не сказали. Ардевир утаил – это ясно, но Картина? Не понимаю. Интересно, с чем это связано? Раньше мне сообщали о каждой работе заранее…»

Ещё с полчаса примерно Верона делилась с папкой разного рода мыслями – и по части директора школы, и по части Гиварда Таерда, который ей покровительствовал, и по части экдора проректора, на чьих трудах она выросла, говоря о научных пристрастиях, но когда за окном засверкали яркими вспышками молнии, она поставила точку и опять подошла к подоконнику. Гроза отгремла быстро. Дождавшись её окончания, Верона надела куртку, взяла со стола тот сборник, что был ей подарен Джоном в памятное «двадцатое», и отправилась на прогулку, погружённая в воспоминания.

Вернувшись из сада к часу, она поднялась в свою комнату, оставила сборник на тумбочке и поспешила в столовую, где села за стол с одноклассниками и пару минут, не меньше, провела в интенсивном общении, после чего наконец-таки направила взгляд на директора. Он двинул тарелку в сторону, расстегнул на рубашке пуговицу, вытер лицо салфеткой и уткнулся глазами в столешницу.

– Так-так, – прошептала Верона. – Теперь вы, экдор, не отвертитесь…

Их разговор состоялся через двадцать минут, в «директорском», где Ардевир, ожидая её, решил для себя, во первых, начать разговор с монографии, а, во вторых, повторно объявить запрет на Коаскиерс. В результате он вспомнил о Таерде. «Какого, простите, чёрта он стал измерять её данные?! Этот прибор – откуда он?! И, больше того, заявить ей: „Экдор Эртебран – единственный, кто имеет право учить тебя!“ Экдор Эртебран – арвеартец! И пропади он пропадом со всеми своими талантами!»

Когда створка двери приоткрылась и Верона спросила: «Можно?» – Гренар поднялся с кресла, повернулся к окну – приоткрытому, и произнёс:

– Ты в курсе? Таерд уже известил тебя?

– В курсе чего конкретно?

– Эртебрановской монографии. Вышла в начале месяца.

– Говорят, у вас есть одна копия?

– Распечатка, – сказал директор. – Но сейчас ты её не получишь. Я должен с ней ознакомиться. И, кстати, хочу информировать. Я ухожу в Академию. У них там открылась вакансия. Предлагают возглавить кафедру, так что в августе мы с тобой встретимся…

После короткой паузы разговор, не успев начаться, подошёл к своему завершению. Верона слегка прищурилась:

– Экдор, на что вы рассчитываете?! Возглавьте хоть десять кафедр, но я буду учиться в Коаскиерсе!

Ардевир произнёс невнятно: «На то, что твоё обучение обошлось Реевардскому центру в четыреста тысяч с копейками».

– Буду знать, – усмехнулась Верона. – Средств вы не экономите! Спасибо за информацию!

Решив не спускаться на лифте, она сбежала лестнице – в большой вестибюль с картинами – семью морскими пейзажами, и подошла к одному из них – озвучить происходящее и обсудить ситуацию. Картина была прекрасной – шторм у высоких клифов и белая башня со шпилем, изливающим в небо сияние.

– Гренар назвал мне стоимость! Это слишком большая сумма! Никто никогда не станет!.. Поэтому всё напрасно! У меня ничего не получится!

Ответ был весьма обнадёживающим:

– Нет, не надо расстраиваться. Не думай больше о Гренаре. Ты знаешь его отношение и оно уже не изменится. Постарайся найти возможность как-то связаться с Лээстом. Объясни ему всю ситуацию, включая проблему с финансами. Поверь мне, он будет счастлив получить от тебя сообщение. После этого все вопросы уже будут в его компетенции…

Простившись с Картиной книксеном, Верона покинула здание и минут через пять оказалась за пределами ограждения – со стороны океана, у дока со старыми лодками. Дойдя до конца причала, она села на край – взбудораженная, и сидела так очень долго, пока не продрогла полностью и не пришла к решению: «Я знаю, чем я воспользуюсь. Симпатическими чернилами по составу Элона Бессмертного. Напишу, передам через Таерда, оформлю, как поздравление… сошлюсь на Элона как-нибудь… через стихи Дривара… экдор Эртебран догадается…»

* * *

Гренар всё это время пытался сосредоточиться, работая с документами – отчётами по экзаменам, проходившим у старшеклассников, но мысль о том, что Верона где-то сидит в одиночестве и думает о единственном – как оказаться в Коаскиерсе, была в нём как гвоздь – торчащий и цепляющий за сознание. Ненависть к Эртебрану, так долго в нём вызревавшая, достигла момента кипения и бурлила, ища себе выхода. Накрутив себя окончательно, Ардевир обратился к изданию «Тысяча Лет Коаскиерсу», что Гивард успел передать ему в начале апреля месяца, пролистал до той фотографии, что являла лицо проректора, выдрал страницу из книги и изорвал от отчаяния.

Появившись в учебном секторе за десять минут до ужина, Верона, хоть и голодная, отправилась в лабораторию – ту, что была при классе по растительной фармакологии, нашла себе всё, что нужно, села за стол с пробирками и приступила к синтезу. Состав был готов к одиннадцати. Через четверть часа по времени она уже открывала папку Volume Двенадцатый. Ручка с пером – чернильным, погрузилась в жидкость – оранжевую.

Письмо получилось долгим – почти до рассвета по времени. После бессонной ночи Верона, вместе с приятельницами, появилась в столовой на завтраке, быстро перекусила – крепким чаем и свежим рогаликом и – с рюкзаком за плечами – покинула школьное здание. Добравшись до Рееварда на большом маршрутном автобусе, и дальше – уже от станции – на подвесном трамвайчике, она появилась у Таерда, в Центре медитерации, в самом начале одиннадцатого, когда Гивард как раз закончил утреннее заседание. Секретарь доложил директору, что «рэана Верона Блэкуотер просит аудиенции», на что Гивард отреагировал согласно обыкновению:

– Будь добр, нам кофе и сладкое. И пока она здесь находится, для всех остальных я отсутствую.

Встретив её в кабинете, Таерд – очень обрадованный – сразу начал расспрашивать о школьных делах, о Гамлете, о планах и настроениях. В результате возникла тема, что касалась его сообщения и вопроса о монографии: «Квантовое излучение как физическая основа суггестии и телепатии». Узнав о реакции Гренара, физик вручил ей книгу – настоящую, а не копию, и сказал: «Читай в удовольствие! Эртебран переслал нам несколько, так что можешь держать в своём пользовании!» После слов глубокой признательности, Верона, недолго думая, достала конверт с посланием:

– Экдор, взгляните, пожалуйста. Я знаю, что вы с ним обмениваетесь письменной информацией. И я бы просто хотела… Просто его поздравить с этим последним изданием, от лица своих одноклассников…

Гивард кивнул с улыбкой, взял в руки письмо – коротенькое – несколько строчек текста, написанных с явной старательностью, изучил его содержание и с согласием резюмировал: «Да! Идея прекрасная! Я перешлю, разумеется!» – а затем спросил неожиданно:

– Гренар успел показать тебе? «Тысяча Лет Коаскиерсу» – большой альбом с фотографиями. У нас он в одном экземпляре. У Ардевира он временно, где-то с апреля месяца.

– Нет, – сказала Верона, – мне его не показывали.

– Тогда попроси сегодня же! Ардевир, вероятно, запамятовал. Экдор Эртебран, скажу я тебе… – физик хотел продолжить: «красавец, каких я не видывал», – но поскольку Верона нахмурилась, воздержался от комментария.

Вернувшись в школу к двенадцати – на служебной машине Гиварда, что отправил её с водителем, она взбежала по лестнице, ворвалась в кабинет директора и заявила сходу:

– Я была у экдора Таерда! Где «Тысяча Лет Коаскиерсу»?!

Гренар поднялся с кресла, процедил: «Боюсь огорчить тебя, но портрет твоего проректора был изъят из неё за ненадобностью…» – взял в руки корзинку с мусором, где обрывки портрета Лээста мешались теперь с окурками, и швырнул – над столом – через комнату:

– Вот! Если нечем занять себя, поройся в своё удовольствие!

* * *

Через несколько дней после этого – утром, тридцатого мая, среди прочей корреспонденции на имя администрации, экдор Эртебра́н – проректор – человек очень жёсткий, властный, обладавший железной волей и неколебимым правом брать на себя решения по всем проблемам в Коа́скиерсе, обнаружил в одном из конвертов два очень разных послания: одно от экдора Таерда – научного содержания, а второе – совсем иное:

«Экдор Эртебран,

Позвольте нам – почитателям Вашего Гения – выпускному классу учащихся гоэр-дверской Центральной школы при Реевардском центре практической медитерации, – выразить Вам поздравления в связи с выходом в свет Вашей новой, актуальнейшей монографии…»

Эртебран, не сдержав улыбки, подумал: «Ну школьники – ладно уж, им это всё простительно. Но как, интересно, Гивард согласился им посодействовать?»

«…Мы хотели бы Вам признаться, что мы с чрезвычайным вниманием наблюдаем из Рееварда за Вашими достижениями в далёком от нас Арвеарте и разделяем мнение всех Ваших здешних коллег – профессоров нашей школы и сотрудников нашего Центра, что Вы, как сказал в своё время магистр Элон Бессмертный в своём последнем Трактате, – „Та таинственная звезда, что вспыхивает на небе прекрасным и ясным светом единственный раз в столетие, возвращая надежду томящимся…“»

– Ясно! – сказал проректор. – Послание засекречено! Симпатические чернила по составу Элона Бессмертного. Только одно непонятно – взяли Дривара, «Лурнию». Но где они его выискали? Его же не издают у них.

Размышляя на эту тему, он вышел из кабинета, быстро спустился по лестнице до нужного ему уровня, заглянул в кабинет токсиколога – профессора Саймона Хогарта, попросил раствор аммиака, вернулся обратно в «проректорский» и, смочив аммиаком вату, приступил к обработке бумаги – глянцевой, тонкой работы, обрамлённой серебряным кантиком. Буквы – ярко-оранжевые – проступили мелкими крапинками:

«Экдор Эртебран, простите!

Мне, конечно, нельзя рассчитывать, что если Вы вдруг прочитаете – то, что здесь будет написано, Вы сочтёте, что это заслуживает и времени, и внимания, но, с учётом всех обстоятельств, я просто должна сказать Вам – я хочу учиться в Коаскиерсе! Это глупо, по всей вероятности, потому что это – безнравственно…»

Лээст невольно хмыкнул: «Дривар – это плюс, конечно, но что у нас с баллом по Эйверу? Если пятьсот или около, то ей надеяться не на что».

«…потому что это безнравственно! Я имею в виду, разумеется, не саму учёбу в Коаскиерсе, а тот факт, что я сделала выбор, не считаясь ни с „конфронтацией“, ни с теми большими надеждами, что на меня возлагаются, ни с теми большими затратами, что на меня потратили, и единственное, что хоть как-то и хоть чем-то меня оправдывает, это – то, что я понимаю, что здешняя Академия не даст мне тот уровень знаний, который мне даст Коаскиерс».

«Да, – усмехнулся Лээст. – Баллов семьсот, наверное, с подобной самоуверенностью. Семьсот пятьдесят, возможно. Это уже получше, но всё равно недостаточно. На восьмистах я б задумался, но Гивард бы нас информировал… Впрочем, у них, в Иртаре, оценивают не по Эйверу. Да и есть ли резон делиться столь редкостным достоянием?»

«Экдор Эртебран, Вы знаете… Я прошу Вас, экдор, не думайте, что это – мои амбиции или просто больные фантазии. Я пытаюсь найти своё место и прихожу к пониманию, что мне нечего делать в Иртаре. То есть я постоянно чувствую, что всё, что там есть – неправильно. У них там масса законов, основанных на „равноправии“, и я в результате этого не смогла поступить в Академию после седьмого класса, когда в приватном порядке освоила всю программу и хотела учиться дальше. Они меня протестировали, поставили высшие баллы, и на этом всё и закончилось. А теперь, накануне выпуска, ситуация повторяется. Я знаю, что знаю теорию и отдельные спецпредметы не на уровне средней школы, а на уровне пятого курса или, может быть, даже шестого. Наш директор в апреле месяце отправил письмо министру – с просьбой о новом тестировании, а министр ему ответил, что „все мои достижения просто дискредитируют существующие программы, и что я должна успокоиться и держать себя в рамках дозволенного“».