Звезда упала

© Алеников В. М., 2019

© Оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2019

К читателю

Мне бы хотелось поделиться некоторыми соображениями с будущим читателем, моё преимущество перед которым заключается в том, что я уже прочёл книгу, каковую он только ещё открыл.

Когда смотришь фильмы Владимира Аленикова или читаешь его книги, всегда находишься в атмосфере живой, а не придуманной жизни. Даже несмотря на то что он часто любит прибегать к гротесковым приемам. Но эти приемы не мертворожденные, а явлены самой жизнью. К тому же он преувеличивает что-то или заостряет, только преследуя определённые высокие художественные цели.

Равным образом меня всегда восхищает его любовное внимательное отношение к своим персонажам. Проникновение в суть образов порой доходит до ювелирной точности.

Эти же признаки хорошей литературы я увидел, когда прочёл роман Аленикова «Звезда упала». Рассказ о судьбах двух подруг, переживших страшные времена фашистской оккупации, потряс меня своей простотой и в то же время необычностью.

В настоящее время в России фронтовиков осталось совсем немного, основной контингент людей, помнящих войну, это люди, побывавшие в оккупации, работники тыла и дети военных лет. Этот роман как раз о них – для них эта история будет близкой и узнаваемой. И они давно заслуживают того, чтобы об их подвиге тоже знали.

Да и всем, не знавшим, не коснувшимся войны, будет интересен волнующий рассказ о живых, проходящих через удивительные драматические события людях. Когда я вижу такие необычные жизненные ситуации, которые изображены в романе, мне всегда на ум приходят слова Иоанна Златоуста: «Жизнь жительствует».

Но самое главное, что привлекает в книге, это правдивое изображение людей. Не картинное, не плоское, а живое. Духовные законы говорят нам о том, что человек существо поврежденное, пораженное грехом, порой совершенно не владеющее собой. Хотя человек имеет в себе и некоторое подобие Божие (он все же пытается стремиться к высшим идеалам, к сожалению, не всегда это у него выходит). И главные герои этой книги борются с собой, но порой, как и в жизни, греховные страсти их побеждают.

В Послании к Римлянам апостол Павел касается этой проблемы: «Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, предан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Послание к Римлянам 7:14-15). Однако общий жизнеутверждающий пафос книги всё же даёт нам надежду на лучшую жизнь, показывает возможность преодоления себя и своих страстей. Без прямого чтения морали, ненавязчиво, в романе затрагиваются высокие нравственные вопросы чести, долга, верности и самопожертвования.

На мой взгляд это не просто талантливо написанная, а крайне полезная и своевременная книга, которая может принести неоценимую пользу нравственному совершенствованию современного читателя. Полагаю, что она оставит в его душе глубокий, возможно, неизгладимый след. И искренне завидую тем, кому ещё только предстоит познакомиться с Верой и Надей и полюбить их.

Слово о книге

Перед вами, дорогие читатели, – книга Владимира Аленикова «Звезда упала». Автор – известный режиссёр, писатель, поэт и переводчик – впервые в своём многогранном творчестве обратился к теме Великой Отечественной войны.

Казалось бы, прошедших лет вполне достаточно, чтобы сказать всё, что хочется, что можно – и даже чего нельзя – к каждому Дню Победы появляется целый поток новой литературы, посвящённой войне. Но книге, подобной по замыслу и исполнению той, что так ярко и необычно написана Владимиром Алениковым, на нашей памяти пока ещё не было. Писатель обратился прежде всего к образу «человека на войне».

Почему-то считается, что война создала новый и совершенно особый вид людей, этакого homo militaris, оторванного от жизни в широком смысле слова. Нет, это совсем не так. Из любых воспоминаний простого солдата великой войны можно понять – и он тоже был на войне прежде всего человеком. От констатации этого факта солдатского мирового подвига не убудет, даже наоборот: вместо своеобразного советского «супергероя» появляется простой человек, поставленный в такую ситуацию, в которой он и совершил свой личный великий подвиг, – и здесь уже не так важно, в силу каких обстоятельств и по чьей воле.

«Звезда упала» – именно о таких, на первый взгляд, «простых» людях, которые в критический момент смогли возвыситься над собой, стать подлинно великими.

Владимир Алеников показывает читателю двойной ужас военного времени – ужас сталинизма и ужас гитлеризма, два зла, из которых приходится выбирать меньшее. Именно банальность и повседневная рутина становятся маской оправдания и маскировкой преступления.

«Звезда упала» обращается к теме отнюдь не популярной в советской и русской литературе о войне – проблеме оккупированных территорий. Перед нами рассказ о том, как несколько мужчин и женщин из сельской местности – со своими словами и делами, с грузом воспоминаний, переживаний и ответственности, с тяжёлым бытом, со своими судьбами, наконец, – оказались в ситуации экзистенциального выбора. В центре повествования – две подруги, жизнь которых война изменила и изуродовала. Владимир Алеников как будто спорит с тем, что «у войны не женское лицо», показывая женщину на войне: ведь особенно жестока война именно по отношению к женщинам. Однако, несмотря ни на что, хрупкий женский мирок, однажды уничтоженный войной, всё-таки может возродиться. Вот почему сюжет, события и диалоги книги своей (кажущейся) обычностью лишь подчеркивают масштабы трагедии войны – и величие Победы.

Автор говорит нам, что не всё так просто было в отношениях между населением оккупированных территорий и врагом. Этот острый угол старательно огибали многие советские писатели, в том числе и первого ряда. «Звезда упала» обращает внимание читателей на эту проблему: в тексте романа много «больных» мест. Обобщая, можно сказать, что главная тема книги – отношения «своих» и «чужих» в целом. Писатель напоминает нам, что и в этом вопросе не может быть однозначного ответа, что подчас не бывает «белого» и «чёрного», а всё гораздо сложнее. Отсюда – необычный реализм романа.

Владимир Алеников со свойственным ему тактом никого не осуждает, он воздерживается от суждения, как и полагается современному автору, смело предлагая своему читателю составить собственное мнение.

Была ли эта история на самом деле? Кто знает?.. Важнее другое: могла быть. Ответ будет трагическим в любом случае, потому что нет такого блага, которое искупило бы миллионы смертей и страданий войны – кроме уничтожения самой войны, раз и навсегда.

Как известно, антивоенное произведение не может не быть «военным». И конечно, «Звезда упала» – книга военная. Вот только в каком смысле? Здесь почти не встречаются натуралистически написанных сцен боёв, карательных операций эсэсовцев и диверсий партизан, совсем нет. Акцент верно поставлен на живописании «военной повседневности», на том, как человек всё же умудряется жить, а не просто существовать во время войны.

«Не бывает атеистов в окопах под огнём» – это про книгу Владимира Аленикова. Главные герои романа наделены особой верой: для кого-то это спасительная вера в товарища Сталина и силу Советского Союза, в мощь Красной армии, для кого-то – в Гитлера, Третий рейх и вермахт, для кого-то – в Бога, а для кого-то – во что-то общемировое, общечеловеческое… Но остаётся неизбывная писательская вера в человека, без которой, думается, не имеет смысла браться за этот труд.

Владимир Алеников принадлежит к поколению шестидесятников – к тем, кто впервые предпринял попытку осознания военного опыта на принципиально новом для советской культуры уровне. Именно они прошли путь в несколько военных званий, от «лейтенантской прозы» до «прозы солдатской» (и окопной правды обеих), оказавшийся в общественном сознании куда длиннее. Уроки шестидесятников, их победы и поражения, Владимир Алеников усвоил очень рано и усвоил очень хорошо. И перед нами – роман, в котором слышен уникальный голос уходящего поколения, следующего напрямую за теми, кто сражался и победил в Великой Отечественной войне.

Несмотря на кажущуюся простоту (которая, скорее, кинематографичность, вообще свойственная алениковскому письму), на то что книга легко читается, она ставит перед читателем много вопросов, ответы на которые далеко не очевидны. «Звезда упала» приглашает к диалогу, давая нам пищу для размышления и возможность ещё раз подумать, как это было – не «на самом деле», а для каждого отдельного человека.

Как может заметить читатель, я ничего не пишу о сюжете романа. Это намеренно. Ибо «Звезда упала», кроме всего прочего, захватывает и не отпускает с первой и до последней страницы, держит читателя в постоянном напряжении, это – мастерски написанная проза.

С исторической точки зрения книга Владимира Аленикова не вызывает возражений, а точность фабулы и почти детективный сюжет делают её доступной и воспитывающей в самом высоком смысле этого слова. Я очень надеюсь, что роман займёт своё место в ряду правдивых исторических произведений нового столетия.

Принятая тональность современных книг о войне – скорбная память и поиск хоть какого-то утешения, будь то чудесное спасение родных или героизм отдельных людей, которые не поддались на чудовищное воздействие разрушительных сил хаоса. Ни утешения, ни героизма такого рода в романе Владимира Аленикова нет. Но есть надежда, которая помогает людям пережить страшные годы немецкой оккупации. И ещё это наша надежда на то, что память о войне не увянет и что благодаря жестокой правде история не повторится снова.

1. Николай

Небольшое село Дарьино издавна уютно расположилось в самой что ни на есть российской глубинке, вдоль речки Пусть в Светозерской области. Однако за два десятка последних лет село разрослось настолько, что в тридцать шестом году получило статус посёлка, а к сорок первому уже гордо именовалось посёлком городского типа. Да и в самом деле места тут были настолько благодатные, что не только светозерские, но и более далёкие граждане, попав сюда, призадумывались, а не перебраться ли в эти тихие райские кущи, не пустить ли здесь корни основательно.

Подобному впечатлению, безусловно, способствовал и тот факт, что Дарьино, находясь не столь уж безумно далеко от города, в каких-нибудь двухстах километрах, тем не менее ухитрялось существовать почти автономно, оторвано от него. Это, в частности, объяснялось географическим положением посёлка, который вырос как бы на отшибе, вдали от основных магистралей. Через Дарьино проходила только одна сквозная дорога, да и по той, если ехать в обратную от Светозерска сторону, можно было после долгих зигзагов по густому лесу попасть разве что уже в самую глухомань – деревню Прудкино, где она благополучно и заканчивалась. Недаром среди дарьинцев бытовала поговорка – «ну ты прямо в Прудкино заехал!». Имелось в виду, что собеседник заговорился, заврался, зашёл в тупик.

Географическая эта оторванность сказывалась и на характере сельчан. Сведения, доходившие сюда из райцентра, как правило, сильно запаздывали, дарьинцы порой узнавали новости аж на два-три дня позже, чем те же светозерские, и потому выработали в себе некое философское отношение к протекавший вдали от них жизни. Отсюда шла и местная, годами укреплённая уверенность, что не стоит особо спешить выполнять начальственное указание, поскольку, может быть, оно и изменилось, пока докатилось до посёлка. Так что лучше погодить, а там видно будет.

Впрочем, несмотря на определённую изолированность от мира, разные периоды переживало Дарьино за свою долгую историю. До революции, скажем, оно насчитывало почти пятьсот дворов. Однако большинство селян при этом жили впроголодь, прокормить их дарьинская земля при всём своём плодородии не могла.

Потому селянские дети батраковали, возили соль и горшки на тот берег Пусти, в куда более богатую деревню Южная, где и меняли на хлеб. А принадлежало Дарьино в ту пору помещику Жинееву, позднее бесследно исчезнувшему в неизвестном направлении вместе со всей своей многочисленной роднёй.

От прежних же времён осталась на пригорке полуразвалившаяся церквушка, поначалу применявшаяся новой властью как склад, а нынче, в связи с полностью проваленной крышей, служившая только для детских игр, да старый, всё ещё крепкий помещичий дом, основательно перестроенный изнутри и названный в соответствии с новыми веяниями поначалу клубом, а теперь торжественно Домом культуры пос. Дарьино.

Во время Гражданской дарьинцам пришлось совсем туго, власть менялась постоянно, то деникинцы захватывали горемычное село, то махновцы, то ещё какие-то менее известные вооружённые формирования. Причём всякий раз происходило это неожиданно, какдля самих селян, так и для очередных, нередко заблудившихся захватчиков, с удивлением обнаруживавших вполне благополучное поселение в таком диковатом, оторванном от цивилизации месте. Население в те годы сократилось почти втрое, да и те, кто остался, еле выживали.

Собственно, это и понятно, каждая власть забирала себе всё, что могла, а землю ведь по-прежнему обрабатывали по старинке, деревянными сохами, каждый сам по себе. Только к тридцатому году селяне начали объединяться в колхоз. Причём вначале все дружно бросились, аж сто двадцать дворов записалось, а потом по одному стали назад выходить, всего лишь восемнадцать и сохранилось.

Разделили они между собой всё своё имущество, посевы, скот, инвентарь. Придумали инициативную группу, во главе которой сразу встал Павел Егорыч Дворяк, бессменный с тех самых пор дарьинский председатель. Сам колхоз после долгих споров назвали важно – «Пятнадцатый съезд». И пошла понемногу пробиваться, раскручиваться новая дарьинская жизнь.

Сначала, конечно, землю обрабатывали, как и раньше, живой тягловой силой. И пшеницу молотили катками, всего-то две молотилки и было на весь колхоз. И косили тоже либо вручную, косами, либо косилками, которые кони тянули, комбайнов-то тогда еще не видали. Но в тот же год, между прочим, те селяне, что из колхоза вышли, вернулись обратно. Так что целых шестьдесят пар волов насчитывалось тогда в быстро обновляющемся Дарьине.

Само собой, не всем колхозные дела нравились, постоянно кто-то поганые диверсии устраивал, дворяковские планы срывал. То скирду подпалят, то скот потравят, не без этого, одним словом. И всё же понемногу налаживалась жизнь, с каждым годом урожай был всё лучше. Особенно, когда МТС открыли и землю стали обрабатывать не просто так, по старинке, а созвучно новому времени, то бишь с применением всей передовой советской сельскохозяйственной техники.

К тому же ещё и ферму организовали. В тридцать втором на колхозной ферме было уже три десятка коров, полтораста овец, тридцать штук свиней. Причём всё это плодилось, размножалось, жирело, одно загляденье.

А платили в ту пору ещё не по трудодням, это уже потом началось, когда стали по пятнадцать копеек денег на один трудодень начислять. Тогда же просто выдавали зерно по двадцать пудов на едока в год, и всем, кстати, хватало, за милую душу.

Так вот не по дням, а по часам богател колхоз. Обзавёлся даже собственным автотранспортом: новенький грузовик-«полуторка» – ГАЗ-АА, автобус опять же.

В центре Дарьина теперь красовалось выкрашенное в яркий жёлтый цвет двухэтажное здание сельсовета, в просторечии контора. Вообще строительство на селе шло полным ходом. Меловые фермы построили для скота, красиво покрыли черепицей, парниковое хозяйство возвели на целых двести рам, школу, больницу, птицеферму на триста голов.

В общем, зажиточно стали поживать дарьинцы, чего и говорить. К нынешнему, сорок первому году получали уже до пяти килограммов зерна за трудодень да по пять рублей денег. А урожай, надо заметить, оказался в этом году просто чудо, такого ещё в Дарьине не видывали. Пшеница на полях стояла в рост человека, колосья наливались крупным, радующим глаз зерном.

Да и само деревенское лето выдалось особенно красным, уже в мае бурно зеленели бархатные раздольные луга, радостно стрекотали насекомые, как оглашённые восторженно орали птицы, а к июню, во второй его половине, жара установилась такая, что дарьинская пацанва по целым дням не вылезала из речки.

Так и сегодня на излучине Пусти, на круглом, песчаном её пляже, слегка напоминающем, если смотреть сверху, с косогора, цирковую арену, жарилось несколько ребятишек от семи до десяти лет.

Конопатый Серёга, которому просто невмоготу было лежать неподвижно больше пяти минут, поднял голову и тоскливо поглядел кругом. Какая-то неясная мысль брезжила в его стриженой голове, и он теперь тщетно пытался уловить её.

Выгоревшие на солнце голубоватые Серёгины глаза бесцельно остановились на лежавшей неподалёку Наташке Денисовой. Тут Серёга внезапно оживился. Туманная мысль окончательно оформилась во вполне конкретную, сулящую славное развлечение идею.

– Слышь, Наташка!.. – позвал он.

Лежавшая на животе Наташа, семилетняя сероглазая блондинка с длинной, доходившей до самой попки косой, лениво повернула голову в его сторону.

– Чего тебе? – процедила она.

– Давай на американку, я до бакена доплыву! – вызывающе предложил Серёга.

Наташа задумчиво смерила взглядом расстояние до бакена. Оно не произвело на неё сильного впечатления, и соответственно, Серёгино предложение не вызвало никакого энтузиазма. Было заведомо ясно, что американку она проиграет. А в этом случае пойди знай, чего ещё придумает Серёга, какое такое своё дурацкое желание заставит её (как проигравшую) выполнять.

– Подумаешь, – пренебрежительно сказала Наташа, – я сама могу хоть до камышей доплыть.

– Ни в жисть не доплывёшь! – тут же возразил хитрый пацан.

На самом деле никуда плыть он сам и не хотел, целью ловкой интриги было именно Наташку заставить поплавать, в чём Серёга и преуспел сравнительно легко.

– Спорнёй? – немедленно завелась она.

– Там омут у камышей, Федька сказывал, – встрял в разговор Костька, наголо бритый курносый паренёк.

– Это Федька так, пужает, нет там ни хрена! – возразил также прислушивавшийся к разговору щербатый Санька.

– Так чего, будешь спорить али спужалась? – подначивал Серёга.

– Ничего я не спужалась, – оскорбилась Наташа. – На одно желание спорнёй или на три?

– Три, как положено, – солидно ответил Серёга.

Наташа опять задумалась. Проигрывать она не собиралась, но мало ли что. Три желания это был явный перебор, несправедливо. Одно ещё куда ни шло.

– На три я не поплыву! – решительно заключила она, давая понять, что больше из неё выжать не удастся.

Серёга подобную жёсткую позицию тут же оценил, сдал назад.

– Ладно, чего там, я не жадный, давай на одно, – снисходительно уступил он и протянул Наташке руку.

Та, поколебавшись секунду, пожала её.

– Разбей! – обратился Серёга к бритому Костьке.

Костька встал, подошёл к спорящим. Вся эта затея ему не сильно нравилась. Он хорошо помнил, с какими круглыми от страха глазами рассказывал Федька про своё плавание к камышам.

– Зря вы это! – хмуро произнёс он.

– Тебя не спросили! – возмутился Серёга. – Без сопливых обойдёмся!

И, повернувшись к Саньке, попросил:

– Сань, разбей ты!

Санька, по большому счёту не имевший никакого специального мнения о предстоящем заплыве и возражавший Костьке просто так, от нечего делать, в свою очередь подошёл и небрежно разбил руки спорящих.

Серёга торжествующе посмотрел на девочку.

– Давай, Наташка, не боись! – осклабился он.

Наташа нерешительно посмотрела на казавшиеся теперь бесконечно далёкими камыши. Она сама была уже не рада, что ввязалась в эту историю, но деваться некуда. Мальчишки молча ждали, отказаться теперь невозможно, засмеют навсегда.

Наташа легко вскочила на ноги, подошла к воде, оглянулась. На неё внимательно смотрели три пары глаз.

– Нучё? Передумала? – насмешливо процедил Серёга. – Сдаёшься?

Наташа презрительно повела худеньким плечиком и бросилась в воду.

Троица с интересом глядела ей вслед.

Николай Антонов, хорошо сложённый, крупный мужчина, лёгкой уверенной походкой шёл по высокому берегу, вдоль реки. Он был местным, дарьинским, здесь родился и вырос, сюда вернулся после армии. К своим тридцати с небольшим годам окончательно уверился, что всё в жизни складывается исключительно удачно, а он, Николай, относится к редкой породе счастливчиков. Ведь ему не просто довелось родиться в лучшем на свете месте, он и женился на самой красивой дарьинской девчонке, и в друзьях у него сызмальства ходил замечательный парень Мишка Денисов.

Да и сам Николай вымахал видным мужиком, белозубым, здоровым, девки с юности на него оборачивались. И с работой ему изрядно повезло, довольно быстро стал бригадиром, пару лет назад единодушно выбран членом поселкового совета. Люди его уважали, любили, чувствовали, что и он платит им тем же.

Так что всё, по сути, складывалось превосходно. Здесь он родился и здесь умрёт, когда состарится, ничего больше ему не надо. Разве что неплохо было бы как-нибудь в Москву съездить, интересно всё ж таки попасть в столицу, походить по Красной площади, Мавзолей посетить, а если повезёт, то кого из вождей и живьём увидать.

Единственное, что печалило Николая, это то, что у них с Надькой детей не было. Но тут уж ничего не поделаешь, сам виноват. Обрюхатил её совсем рано, когда о женитьбе и речи не могло быть. Пришлось тайно везти в город, аборт делать. Вроде всё тогда обошлось, никто ничего не узнал, но с тех пор Надька никак не беременела. Врачи, правда, сказали, что отчаиваться не надо, может, вдруг ещё и получится, кто знает. Человеческий организм вещь загадочная, окончательно пока не исследован.

Так что унывать нельзя ни в коем случае!

Главное, что повезло жить в прекрасной стране, где есть такой мудрый вождь, который обо всём думает, всё знает, и где партия проявляет постоянную заботу о простых людях, таких как он, его жена и его друзья. Бывали, конечно, трудные времена, чего и говорить, но они, слава богу, позади, сейчас страна на подъёме, только глупый и ленивый не видит этого, не чувствует напряжённого бодрящего ритма, в котором они все теперь повсеместно существуют и которому совершенно необходимо соответствовать.

Наташа плыла вполне уверенно, энергичными саженками легко рассекала тёплую воду. Расстояние между нею и камышами быстро сокращалось. Она на секунду остановилась, чтобы передохнуть. До обозначенной цели оставалось немного.

Наташа даже подумала, что можно немножко схитрить и повернуть обратно, с берега ведь должно казаться, что она уже у самых камышей. Она оглянулась назад, чтобы окончательно проверить эту лукавую мысль, и в это время неожиданно ушла под воду. Что-то сильно потянуло её вниз.

Наташа напрягла силы, вынырнула и в ужасе закричала что-то бессвязное. Она отчаянно барахталась, но вода больше не расступалась, стала вдруг вязкой, тяжёлой и настойчиво всасывала её в себя.

Мальчишки, скованные внезапным страхом, неподвижно стояли на берегу, вытягивали тощие шеи, в безмолвии и ужасе наблюдали, как Наташа вновь и вновь скрывается под водой.

Отчаянный Наташин крик долетел до энергично шагавшего по берегу Николая. Сообразив, что происходит, он молниеносно сбежал с косогора и в чём был, не раздеваясь, бросился в воду. За несколько секунд преодолел расстояние до камышей и нырнул.

Наташа погружалась всё глубже. Но мочи сопротивляться этой утягивающей её в глубину силе уже не было. Какие-то странные, всевозможных размеров пузыри стремительно уносились вверх мимо неё. В голове всё затуманилась, она закрыла глаза и окончательно провалилась в бездонную темноту.

Вода была прозрачная, так что Николай увидел девочку почти сразу, ухватил за косу и вытянул её на поверхность. Бережно придерживая ей голову, поплыл к берегу.

Мальчишки, напряжённо вглядывающиеся в происходящее, с облегчением убедились, что всё в порядке и Наташка вроде бы спасена. Теперь они находились в некоторой нерешительности и переглядывались, не зная, ждать ли окончания событий, чтобы посмотреть, как Наташка очухается, или лучше уносить ноги, пока им всем не накостыляли как следует.

Поглазеть, конечно, было любопытно, но, безусловно, опасно, рука у Николая крепкая, это всем хорошо известно.