После сих злоключений неутомимый Гуебос Глазутый подался в лесные разбойники. Обирать одиноких беззащитных спутников – что может быть слаще! Но тут его постигла неудача. Первым же одиноким и “беззащитным” путником оказался один из братьев Григориеффых, промышлявших браконьерством и конокрадством. Гуебос незамедлительно присоединился к ним. И опять неудача. Добропорядочные селяне словно того и ждали. Через месяц они сдали шайку властям, прозванную местными “Три гада или тройное г”. Братьев поймали, а Глазутый удрал в лес, зарезав перед тем двух десятских кухонным ножом.
Далее Гуебос Глазутый обосновался в городе Замус-Стамус, быстро обзавелся друзьями по интересам, и приступил с ними к затяжной серии грабежей зажиточных замусстамусцев и не только их. Облюбовав понравившийся дом, бандиты вязали хозяев, тыкали в них раскалёнными железными прутьями и запихивали в камин, угрожая развести огонь, после чего требовали немедля выдать деньги. Кажется, что некоторые вещи столетиями остаются неизменными. И правда, если работает, зачем же менять?
В конце концов, банда Гуебоса довела власти до белого каления. За Глазутого назначили неслыханную награду в сотню реалов. Тридцатку давали за участника его банды. За такие деньги Гуебоса могла сдать родная мать, особенно если запихать её в камин. Обладатель незаурядного ума и харизмы лидера, более угрожающе-внушительной, чем добро-располагающей, Гуебос Глазутый отличался дерзким, не сказать, наглым характером и горячим, не сказать, волчьим норовом расплавленного металла. За что и поплатился. Многие великие воины заканчивали свою карьеру именно тогда, когда им в голову приходила мысль, а не стоит ли оставить всё как есть и уйти непобеждённым? Но Глазутый не был великим воином, а был умной и наглой сволочью, которую постигла, скажем так, новая невзгода. В одном из домов банду подстерегала засада.
Угрём выскользнув из железных лап закона и поклявшись расквитаться с наводчиком, Гуебос вновь бежал. Но теперь, чтобы достичь города, где бы он не находился в розыске, следовало покинуть страну. Самое время вести себя тише воды и ниже травы. Ан нет. Не на таковского напали! Минуя деревушку Крылья-Ноги-И-Хвосты, Гуебос свернул шею петуху, посмевшему клюнуть его ногу. А как бы поступил сам Гуебос, если бы некто ворвался на его территорию и стал бы жрать его толком ещё не родившихся детей? За петуха заступились крестьяне. Оглушённого дубиной преступника десятские отвезли в Путаницы и сдали страже. Стража Глазутого не узнала и, пока суд да дело, бросила в каталажку.
Очнувшийся Гуебос понял, что влип он по самый швах, стоит ему заново увидеться с кем-то вроде следователя, прокурора или судьи. Недолго думая, он строчит записку знакомому убийце (есть профессиональные убийцы, получающие за своё занятие только деньги, а есть любители, получающие за своё занятие только удовольствие), запечатал в конверт и попросил стражника отправить письмо по адресу, сказав, что это послание адвокату. Он ведь имеет право на защиту от вызывающе несправедливых обвинений? “Помоги мне, – сказал Гуебос, – ведь и ты можешь оказаться на моём месте”. Слова именитого бандита не совсем понятны, но стражник согласился.
Однако чёрная полоса накрыла Глазутого тучей, окатила чёрным ливнем и дала продышаться. Ну конечно, он подписал конверт выдуманным именем, а знакомый убийца, естественно, отказался оплачивать почтовые расходы за неизвестного отправителя. И убийцам ничто человеческое не чуждо. Письмо вернулось на почтамт. И там это письмо как на грех увидел Трум Ба, некогда обучавший Гуебоса грамоте. Он тотчас опознал почерк своего бывшего ученика. И конечно, незамедлительно донёс на него комиссарской четвёрке Путаницы. Ужасное невезение, ужасное.
Судья приговорил Гуебоса Глазутого к двум с половиной тысячам лет тюремного заключения. И подсчитал, что Гуебос должен отсидеть как минимум тысячу лет, прежде чем получить право на возможное досрочное освобождение. А если принять во внимание побег из тюрьмы… В общем, чтоб недолго мучился и теперь уж точно наверняка, судья приговорил Гуебоса к смертной казни.
Но за неделю до повешения полулегендарного сына легендарного Рыжего Карлика путанинский палач по фамилии Врач запутался в пьяной драке в рыболовецких сетях и сломал себе руку. Вешать левой рукой ему было как-то несподручно. “Дык ведь не украшение вешать, а человека, – молвил Врач, – всё надо делать как полагается.” И Гуебоса отправили в Радруг. Там и вздёрнули.
Почти сразу после этого знаменательного события Радруг подвергся нападению таинственных и неуязвимых магов-рыцарей.
Изящной комплекции, с большой лохматой головой с выпуклым шрамированым лбом, треугольным лицом в оспинах, сохранившихся после смерти, недобрым взглядом из-под насупленных бровей; умный, но слишком злой и наглый мерзавец – таковы история, характер и внешность Гуебоса Глазутого, сына Рыжего Карлика.
Но присутствующие в “Синем роге” ведали о нём только его внешность, даже свидетели его публичной казни. Проку вглядываться в лицо смертнику? Это очень, знаете ли, непрактично.
– Ага, и магцари нам приснились? – ухмыльнулся Бурданос, мелкий лавочник мелкого роста, он же мелкий сплетник, мелко интриговавший с мелкими дамочками мелкого пошиба.
– Ну да, жизнь – это сон, – сказал кто-то совершенно серьёзным голосом.
– Тогда смерть самый лучший будильник! – воскликнул Ерёма.
Современный Ерёме простейший будильник представлял собой комбинацию из чашки с водой, нескольких крючков, каната, нитки и свечки. Чем больше хотел поспать человек, тем толще был канат и дальше от него пламя свечи. Отсюда пошли выражения “наматывать часы”, “сжигать время” и “бодрящий напиток”. Свежезаваренный ароматный горячий кофе действительно бодрит, особенно если вылить его на голову.
Хейзозер и Ерёма знали Бурданоса, как и трактирщика Чичаса, но только о том, что он трактирщик, а о том, что он глава преступного мира Радруга, не знали. Не знал этого и Глазутый.
– Интересно, интересно, – продолжил мелкий Бурданос своё мелкое умозаключение, – если тараканы приходят во сне к скорой смерти, к чему приходят магцари?
– К тараканам! – мгновенно выдал Ерёма.
Многие призраки расхохотались, но губы Гуебоса не дрогнули и краешком. Он проделывал штуки повеселее.
– Это называется круговорот тараканов во сне. Таракановорот. Только боги никому не снятся, – завершил Ерёма.
– Всем собравшимся привет и доброго здравия!
С этими словами в “Синий рог” вошёл Кикосец Ветрокрылый собственной персоной с неизменным (теперь уже навсегда) дульцимером.
– А не сыграть ли вашу любимую “Кородент без штанов”?
– Уймись, певун, и без тебя блевотно, – проворчал Глазутый. – Нужны кому твои песенки без вина и пива.
– Да и распевать “Кородента без штанов” в таверне без стен опасно для здоровья, – встрял Бурданос.
– Если нет стен, значит, нет и ушей, – сказал кто-то совершенно серьёзным голосом.
– Я и смотрю, ты аж посинел весь от избытка здоровья, – парировал менестрель и обиженно добавил: – Не хотите, как хотите.
– Ветрокрылый, а, Ветрокрылый, а как тебе стишки короденского сыночка? – поинтересовался Ерёма. – Говорят, они похожи на твои песенки.
– Ну, очевидно, у мальчика талант, – с опаской протянул Кикосец и натужно продолжил: – Надо признать, в них есть нечто, что-то неуловимое струится в словах…
– Дерьмо! – решительно произнёс кто-то из угла таверны. Пускай у “Синего рога” стены отсутствовали, зато углов хватало. Где сел, там и угол.
Хейзозер оглянулся на звук голоса. Там стояла давешняя парочка сбрендивших призраков. Один вещал другому:
– Работаем в дерьме, на дерьме и с дерьмом. Получаем за это дерьмо и живём в дерьме. Да и сами мы, честно сказать, дерьмо.
– А ты видал этого Щеногго Адава? Ну и урод.
– Это точняк и верняк. Наверняка командором через постель стал.
– Да кто захочет спать с таким уродом?
– А он наверняка и в постель попал через постель. Вот так, прыгая по постелям, Адав допрыгался до командора. Постельный командор представляет постельную гвардию!
Тут оба призрака посмотрели на пялившегося на них Хейзозера, переглянулись меж собой, снова посмотрели на Хейзозера и хором произнесли:
– А теперь нечто совсем другое!
Как по команде повернулись, покинули таверну (если вообще можно покинуть таверну без стен) и с нарастающей скоростью устремились куда-то вглубь болот. Хейзозер, разинув рот, проследил за ними взглядом.
– Кто они? – спросил он.
– Эти-то? – сказал Ерёма. – Они вроде как давно на острове. Говорят, почти полторы тысячи лет.
– Кто говорит?
– Они и говорят. Скорее всего, не врут, одеты странно и разговаривают также.
– И как со счёта не сбились?
– Вот и я думаю, врут они всё. Или не врут, свихнулись и разумом уехали в сторону леса.
– Чего?
– Ну, одичали, Хейзер, рехнулись. Сам попробуй проведи на этом острове полторы тысячи лет, тоже спятишь. Скоро здесь будет кладбище сумасшедших привидений.
Кикосец снял с плеча дульцимер, уселся на кочку и принялся тихонько наигрывать и напевать.
– Ты бы заткнулся, певун, – посоветовал Глазутый. – Ещё чего доброго, кородент ненароком услышит.
– А что такое? – Кикосец замер пальцами на струнах.
