Птицо

Яйцо, которое Сидоров обзывал бракованным мячиком для пинг-понга, зашевелилось вечером. Сам Клим сидел в этот момент на диване в своей маленькой квартире и безуспешно пытался усвоить с голограммы один из разделов термодинамики. Сидоров уже потерял «логическую нить» изучаемого предмета, и нырял из сна в явь и обратно, будто игривый дельфин у борта прогулочного катера. Наблюдать за чудом появления на свет неведомой зверушки оказалось некому. Вылупившееся существо без помех и промедления начало изучать окружающий мир.

Пока еще нечто безымянное двуногое, двукрылое с маленькими ручонками выбралось из корзинки, в которой, закованное в скорлупу, пылилось около полугода. Тут же шмякнулось с книжной полки в кресло, кубарем скатилось на пол и, ведомое запахами и любопытством, отправилось на кухню.

Сидоров очнулся от «термодинамической» полудремы вслед за грохотом бьющейся посуды. Первое, что он обнаружил – это разломанная пластиковая скорлупа на полке и в кресле, и тропинка из какой-то непонятной природы слизи на псевдопаркете.

– Удивительно, – проговорил вслух Сидоров, – но психолог, оказывается, не идиот!

Клим отправился по следу – взглянуть, что за химера вылупилась из теннисного мячика.

– Ну, ты и говнюк! – прозвучали первые оценочные слова человека в адрес новорожденного анимика.

«Я был образованным человеком…», – говорил сам себе Сидоров. Он понятия не имел, откуда взялась и почему засела в памяти эта фраза. Когда-то услышал или прочел, посмеялся и почти забыл. Точно Клим знал одно – этот вздор сидел в нем задолго до его первого и последнего космического полета. Теперь оксиморон обрел смысл. Для своего времени Сидоров был человеком образованным: защитил кандидатскую диссертацию по системам жизнеобеспечения. Проблема в том, что наука с тех пор ушла далеко за горизонт, а Клим остался.

Парадокс этот имел две причины. Первая – замедление времени при полетах на около световых скоростях. Вторая – анабиоз, в котором, из-за аварии на корабле, Климу пришлось провести около полутора сотен лет. Теперь образованность кандидата устаревших наук даже у самого Сидорова вызывала большие сомнения. Разумеется, совсем уж невеждой его никто не называл. Во всяком случае, прямо. Но уровень знаний иногда порождал легкое недоумение: на самом деле плохо скрываемую насмешку со стороны коллег, а то и откровенный хохоток, что было очень обидно.

В принципе, Сидоров мог бы не работать и неплохо жить на пенсию, которую ему назначили после «воскрешения». Но будучи молодым душой и телом, он такой участи себе не желал. Впрочем, отказываться от пенсии, в смысле – денег, не стал, на такое решение много ума не надо, а вот бездельничать в самом рассвете сил считал для себя унизительным, неправильным и недопустимым. Амбиции ли брали верх или анабиоз не прошел бесследно, как знать.

По поводу Сидорова в ученом сообществе долго не утихала дискуссия. Сам факт находки на задворках системы спасательной капсулы, времен начала освоения дальнего космоса, не оспаривался. Но длительное функционирование оборудования, позволившего человеку выжить, вызывала споры и недоумения. По этому поводу возникла гипотеза, согласно которой Сидоров случайным образом попал в пространственно-временную дыру и очутился в будущем. Однако о существовании временных дыр ничего известно не было, потому сторонников гипотеза набрала не много.

В итоге в спор биологов и физиков вмешались финансисты и довольно быстро добились признания Сидорова простым долгожителем. Командировочные за полуторавековую командировку оплачивать отказались по причине сна на рабочем месте, а выплаты по возрасту оформили с момента обнаружения пенсионера. На том научная полемика немного поутихла.

У Сидорова брали всевозможные анализы, его мучили заумными тестами, просветили всеми имеющимися в наличии лучами, прощупали акустикой, а, не найдя значительных отклонений от нормы, выставили за дверь медицинской академии – прямиком в цепкие руки журналистов.

Еще два с лишним месяца Сидорова, как цирковую обезьяну, возили по студиям. Его причесывали и пудрили, ослепляли софитами, оглушали овациями, задавали глупые вопросы о прошлом, об экспедиции, об аварии, о личных ощущениях. Информационная братия вымотала Климу душу донельзя. Но платили прилично.

Когда же всемирная сеть выплюнула Сидорова, как отработанный материал, он затосковал. Еще какое-то время люди на улице его узнавали, тыкали пальцами, как в животное в зоопарке. Случалось, пытались к нему прикоснуться, как к экспонату музея древностей, а то и оторвать кусочек от одежды. Другие сторонились сами и ругали детей, если те подходили слишком близко. Будто Сидоров производил на них впечатления кусачей собаки.

Но времени подвластно все. Иногда с большой задержкой, но тем не менее. Нездоровый ажиотаж в отношении старейшего из живущих космонавтов ушел почти так же стремительно, как и ворвалась в жизнь Сидорова. Однако так же быстро выяснилось, что Клим безумно одинок на родной планете, что он совершенно никому не нужен.

Сидорова приняли вольнослушателем на близкий к его специальности факультет. Увы, но до переаттестации кандидату древних наук предложили лишь работу младшего лаборанта в том же университете. Впрочем, должность мойщика колб и пробирок совершенно не смущала Клима. Его угнетала огромная дистанция между ним и тем миром, в котором он очутился. Клим чувствовал себя пассажиром ручной дрезины, идущей на буксире у экспресса времени. Изо всех сил Сидоров пытался преодолеть тот небольшой, но пугающий разрыв между дрезиной и последним вагоном, мчащегося сквозь ночь и непогоду поезда. Но прежде, чем зацепиться за поручень и ощутить уверенность, нужно было побороть страх и пройти по скользкой скрипящей и вибрирующей сцепке.

Раз в месяц Сидорову предписывалось посещать психолога и не только, но его обязательно. В одно из первых таких посещений Климу и был вручен мячик для пинг-понга.

– Это яйцо, – не моргнув, объявил психолог.

– Вы уверены? – усомнился Сидоров.

Единственное, чего не доставало на мячике – это штампа изготовителя, а остальное, включая воздушную его легкость и едва заметную полоску на месте спайки двух половинок, имелось в наличии.

– Вы сомневаетесь? – вместо ответа, спросил психолог и пристально посмотрел на Сидорова.

Клим, еще по опыту предполетной подготовки знал, что психологи – это очень мутный и совершенно непредсказуемый народ. Что они умудряются выдумывать такое, что обычному человеку «на голову не наденешь». И, вроде бы, выделывают они эти фокусы сознательно, чтобы вывернуть шокированного подопечного наизнанку. После этой изуверской процедуры, они невозмутимо ковыряются в ментальных внутренностях холодными щупальцами отвлеченных вопросов. Вытягивают на белый свет все то, что «клиент» хотел бы забыть, как дурной сон или утаить от посторонних. Вряд ли в этой области медицины все кардинально поменялось, потому Сидоров предположил, что здесь и сейчас его проверяют на толерантность к идиотским шуткам.

– Я вам доверяю, – ответил он, безразлично отмахнувшись, чем, похоже, слегка расстроил психолога.

– Омлет из него вряд ли получится, – продолжил Клим, заполняя повисшую вдруг паузу. – Таки-что же мне с ним делать? Надеюсь, не высиживать?

– Высиживать не надо, – произнес психолог с видом обиженного оратора, у которого сорвалась проверенная годами практики заготовка. – Достаточно положить в теплое гнездышко. В вашей квартире, разумеется.

– И что, проклюнется? – снова съязвил Сидоров.

– Непременно! – перехватил-таки инициативу психолог. – А что это будет за химера, увидим. Не пугайтесь, когда это случится – он плоть от плоти ваше подсознательное «я», с которым вам предстоит научиться жить. Воспитывать его будете. И себя заодно.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.