– Ой, что я маме скажу?! – горестно проплакала она.
– Чтоб это была твоя самая большая проблема! – беспроблемно отозвалась Даша, не в силах оторвать взгляд от своих новых двухсантиметровых когтей.
Ее кровные ногти вечно ломались и еще ни разу не достигали сей вожделенной длины. Белые косички, отросшие за ночь ровно вдвое, тоже скорее обрадовали, чем напугали безработную певицу. (Конечно, Чуб понимала: это чертовски странный феномен. Но все равно не могла удивляться ему раньше, чем выпьет две чашки кофе.)
Маша безуспешно попыталась пригладить анархию на своей голове и, боязливо надавив на шар дверной ручки, тут же спрятала руки за спину, хотя ее ногти удлинились почему-то совсем чуть-чуть – не больше чем на три-четыре миллиметра.
Как и следовало ожидать, мать уже стояла на пороге, заранее открыв рот, в недрах которого бурлили сто пятьдесят вопросов. Но при виде Маши в сверкающем лоскутном пиджаке с перманентом Аллы Пугачевой все они разом застряли у нее в горле.
– Вы кто? – агрессивно сощурилась женщина, нервно роясь в кармане халата в поисках очков.
– Это я, мамочка, – пискнула Маша.
– Ты?! Боже мой, доча, что с тобой сделали?
– Э-э-э…
– А хорошо ей, правда? – бодро встряла Чуб. – Это моя парикмахерша ее закрутила. Бесплатно! – со значением выговорила она, опытным взглядом конферансье определив: для подобной тетки «бесплатно», должно быть, – очень серьезный аргумент.
– Ну, если бесплатно…
Мать перевела растерянный взгляд на Землепотрясную Дашу, с ужасом взирая на ее расплывшийся за ночь сценический грим и сверкающий стразом нос. Ей явно хотелось спросить: «А это кто такая?», но она мужественно сдержалась, хоть Маша и подозревала: выдержки ее хватит ненадолго. Исповедуемая матерью религия гостеприимства еще ни разу не проходила испытания на выносливость. Родители любили принимать гостей, но это были их званые и «жданные» гости, в то время как Маша за всю свою двадцатидвухлетнюю биографию никогда не приводила в дом подруг, а тем паче таких.
– Где же вы были? – вспомнила мама главный вопрос минувшей ночи.
Маша жалобно поглядела на нее.
– На вечеринке, – молниеносно пришла ей на помощь Даша. – Знаете, так весело было! Только полчаса назад разошлись.
– В пижаме? – уточнила мать поражение.
– Ах, это… – заулыбалась Даша. – Представляете, Машка на спор приехала туда в пижаме. Мы все думали, что она проспорит, а она – вот!
– По городу? На велосипеде? – только и смогла сказать мать, бессильно пытаясь представить свою тютю-дочь в роли азартной спорщицы.
– Да тут недалеко… – Даша бездумно махнула рукой куда-то вправо.
– И что же ты не позвонила? – сделала мать последнюю попытку разобраться в происходящем.
– Ой, – закачала головой Даша Чуб. – Вы не представляете, как она переживала! Она же не знала, что у хозяев телефон за неуплату отключили. А я, как назло, свой мобильный на работе забыла, – сокрушилась она, незаметно лягая Машу ногой.
– Мама, познакомься. Это… – припоздало попыталась представить свою говорливую спутницу та и осеклась, вспомнив, что тупо забыла спросить у блондинки имя.
– Я Даша. Даша Чуб, – излишне радостно провозгласила Даша. – Окончила музыкальное училище имени Глиэра. Я – эстрадная певица!
– Да? – Мама совершенно стушевалась.
– А это моя мама, Анна Николаевна, – завершила церемонию представления дочка и, воспользовавшись общим замешательством, вежливо подтолкнула новоявленную подругу: – Туда, Даша, прямо и направо.
Отконвоировав выпускницу Глиэра до персональной комнаты, Маша по-солдатски быстро переоделась за дверью шкафа. И сменив пижаму на мешковатые джинсы и папину рубашку, ужом проскользнула на кухню за жизненно важным кофеином.
Ей повезло: чайник только-только вскипел, и это существенно сократило срок незамедлительно учиненного ей повторного допроса – с пристрастием.
– Кто эта девушка? – громко поинтересовалась мать, так, чтобы ее вопрос долетел до дочерниной спальни, где сидела эта… Эта!!! (Со вторым словом мама пока не определилась.)
– Моя знакомая. – Маша торопливо достала чашки, щедро сыпанула на донышки растворимых кофейных гранул и залила их кипятком.
– И давно ты ее знаешь?
– Не очень. – Знакомство сроком меньше суток вполне подходило под это абстрактное определение.
Мать подошла к Маше вплотную, загородив собой сахарницу.
– А кто еще был на этой вечеринке? Много людей? – с нажимом спросила она.
– Не-а… – Маша сильно сомневалась, что ночь, которую она провалялась трупом у ступенек исторического музея, можно считать вечеринкой, а тем паче – «веселой».
– А мальчики там были? – заинтересовалась мама.
– Нет, – с облегчением ответила дочка, поскольку на этот раз говорила прямолинейную правду. – Только одни девочки!
Изогнувшись, она все же дотянулась до треснувшего фаянсового гриба с красно-горохастой шляпкой и, спешно бросив в темную жижу по две ложки, вспомнила, что Даша просила горький кофе.
– Это что, был девичник? – разочарованно уточнила мать. – Чем же вы там занимались? – В ее голосе прозвучало нехорошее подозрение. – И с чего, спрашивается, ты ее объедать нас привела? Это отцовский кофе! Ты на него ни копейки не заработала! Ты вообще иждивенка! Поняла?
Подхватив полные чашки, Маша испуганно открыла задом дверь и молча ретировалась с поля боя, чтобы тут же попасть из огня да в полымя.
– Ну, ты даешь! – бурчливо встретила ее Даша Чуб. – Родителей совсем не воспитываешь! Нельзя их так распускать! Тебе ж не тринадцать лет, чтобы за каждую отлучку отчитываться. И выкручиваться совсем не умеешь… И косметика по нулям!
Она сидела на стуле у подоконника и, заглядывая в старое, поцарапанное зеркальце на металлической подставке, деловито стирала с себя остатки грима с помощью ваты и Машиною «Детского крема».
– Ты что, этой жирнятиной свой несчастный фейс мажешь? – возмущенно укорила ее она.
– Да.
– Как все запущенно! – Блондинка с гоголевской фамилией еще раз недовольно осмотрела свое лицо, где на левой скуле уже начал проступать обширный и обидный синяк, made in «эта сука», и переместилась на ковер возле Машиной постели, привычно сложив ноги по-турецки.
Поколебавшись, Маша последовала ее примеру и аккуратно поставила чашки на пол между ними. Даша с вожделением отхлебнула кофе.
– Прости, я сахар… – пробубнила Маша.
– Ничего, я и сладкий люблю. А друзья у тебя есть?
– Нет.
– Плохо, – сделала вывод Чуб. – Это все потому, что ты такая настреманная и забитая. Хотя… – Задумчиво выпятила она нижнюю губу. – Знаешь, у меня тоже почему-то подруг нет. Ну, так чтоб настоящих. Поче-ему, интересно?
– Наверное, потому, – ответила Маша, словно бы заранее извиняясь за каждое свое слово, – что ты очень порывистая и внезапная. И веселая – для тебя жизнь – это как бы много-много игрушек. А друзья, они ждут, что другой друг будет относиться к их проблемам серьезно.
