Когда ты поймешь…
***
Услышал, как навязчиво
часы тикают,
и невольно подумал:
сколько еще осталось?
сколько секунд?
наверное,
размерами океана Тихого -
до того, как придет старость.
Может, смерть – тот серьезный мужчина,
что в кафе каждое дождливое утро
тебе кофе варит,
кто знает? ведь труп – не всегда мертвечина,
а следы на губах и запястьях
не так уж старят.
Возможно,
вот он, -
сидит в трамвае напротив,
накинув небрежным движеньем пальто.
Я стал кузнецом, потерявшим свой
Вуттон,
каждый город бесспорно прекрасен, но это не то.
И теперь мне идти некуда, даже назад
возвращаться
нам всем не дано,
со всем, что ты видишь рядом,
сейчас уже надо
прощаться.
Слезы – не слабость,
ведь они говорят об одном -
о том, что внутри есть что-то,
кроме пустоты,
(И пока ты куришь, уходят моменты,
как холодные капли воды),
но ты всё ещё веришь в то,
что все-таки будешь чем-то,
кроме надгробной плиты.
***
Жить, как в книгах, – просто,
Особенно как в книгах Буковски:
Достаточно пить.
И стараться не носить обноски.
Достаточно курить ежечасно,
Плохо танцевать чарльстон
И писать так же часто…
Хватит того, что живешь в коммуналке,
И забыть про колеса в пользу ног,
Чтоб не так часто вставлять в них палки.
Согласитесь, так каждый бы смог.
Достаточно спрятать чувства,
Глубже – в подкорку саморазрушения,
Чаще творить безумства.
Жизнь – это фильм в высоком разрешении.
Едва ли будет сложно в уродливом
Увидеть букеты цветов,
Быть не слишком угодливым,
Но и не снимать оков.
Солгал.
Вру. Ну, попробуйте сами
Хоть день – словно ребра наружу,
Писать ни о чем, подавляя стихами
Душевную зимнюю стужу.
Жить как в книгах – ад на земле,
как рубашку мне вывернуть чувства,
Светить без плафона в подъездной тьме.
Быть никем – это тоже искусство.
***
За окном бесконечная тьма и холод.
Я впускаю его как друга на чай.
Оставляя сквозняк по досчатому полу,
Он заходит меня навещать.
Приходя с пустоты и снегов,
Пьет вино под тепло батареи.
Из прихожей лишь пару шагов,
И ждёт, пока руки согрею.
Почему в России так холодно?
Почему в сером небе грусть?
Мы запомним, как были молоды,
А если забудем, то пусть.
Всё равно, за рассветом рассвет
Нам приносит морозную боль.
Сядь на старый большой табурет,
Расскажи что-нибудь про любовь.
Чай на кухне и клетчатый плед,
Прямо как в песнях «Кино».
Свежий кофе и дым сигарет.
"Оставайся", и никаких "но".
МОРЕ.
Я тысячу раз видел море
на тусклых картинах в моем коридоре,
на окнах и стенах уставших домов -
синее море в ветвях проводов.
Не на грязных полотнах музеев,
и не в буквах из старых названий,
не в фасадах потрёпанных зданий,
а там – наравне с небесами,
я видел холодное море.
Я видел своими глазами,
Как на голые камни лицом о бетон
волна выливает свой яростный стон,
и, уйдя на песок, тихо плакать начнет,
зимой забирая свой шепот под лед.
Видел, как злые, могучие валы
сжирают вечерние острые скалы.
Я помню, как ночью в припадке истерик,
море разбило мне лодку о берег,
слышал тот запах соленый, сухой,
что вверх поднимаясь, летел над водой.
Я помню, как плакали вечером чайки,
и солнце водило по пене рукой.
Серое, черное, бурое, синее -
море я видел разным.
В вечерние бури сильные,
море становится красным.
Я видел рассветное спящее море,
где люпины цветут на волнах,
видел цветы из соленого горя,
и капли воды на кострах.
Никогда не забуду соленые брызги,
что жгли на порезах и падали близко
к ногам, и земля, унимая ту боль,
себе забирала горючую соль.
Я тысячу раз видел море
И ветер, холодный и злой…
Ты сидела на ветреном склоне,
я от моря ушел за тобой.
Я искал тебя в серых долинах,
в черных и мокрых ветвях.
Я тысячу раз видел море,
и один раз увидел тебя.
Волны обнимут рассветные горы,
разбив пианино на диком миноре,
Но ты – моё море,
Ты моё море,
Ты моё море,
Ты – моё море.
***
И если уйдешь на север,
Я снегом под ноги лягу,
Где холодные волны бросает на старый маяк.
Я буду любить тебя,
Словно море,
Что любит Сантьяго.
Мне дорогу к тебе наугад скажет старый моряк.
Я дождусь и найду тебя точно,
Даже если тебе это в горле стоит комком,
Буду каждый день приходить – как приходит за завтраком почта,
Даже если мой голос тебе
Совсем не знаком.
Не скажу ни единого слова.
Просто молчать и смотреть – видеть то,
Что увидит не каждый,
Вокруг на песке – перебитая морем солома.
У залива промозгло,
темно и страшно…
ОСТАНЬСЯ.
Останься.
Хотя бы на миг останься рядом,
Мелькни сквозь бетонные стекла
И всади мне еще пару пуль
Своим взглядом
Под ребра.
Там, где ничего уже и быть не может,
Где, как Хиросиму, сжигают, ломают,
Корежат
ядерные бомбы
на руках твоей утренней дрожи.
И теперь все, что от меня осталось –
Разорванный в клочья, еле живой,
Как актер, бездарно играющий радость,
При каждой встрече глаз с тобой.
Останься.
На час, на секунду, на взгляд, навсегда.
Я любого предам за минуту с тобой,
Но ты лишь уродуешь раны и жжешь
Как морская вода –
Жесткой, холодной волной.
Признаться, что болен?
Но много ли смысла?
Рисовать тебя на обоях,
И в календарях отмечать числа…
И, если там что-то осталось,
В развороченной грудной клетке,
Кроме слова пустого «терять»
И послевкусий от горькой таблетки,
То,
Я знаю,
Что может быть живо,
Среди холодной, больной пустоты -
Две буквы – чернилами криво.
И эти две буквы – «ТЫ».
***
Клетчатый дом завалился на бок,
Обнажив небо и часть крыши.
Горизонт – темно – синий огарок,
С полосой не потухших огней ниже.
Ветер не в ивах, а в колких ветках,
Болью и холодом с далекого севера
Счастье запуталось в лестничных клетках,
Как туча на листьях горного клевера.
Фонари оставляют белесые пятна на стенах
И пространство сужается в собственный взгляд,
Оставляя в памяти несколько серых пятен того,
Что было минуту назад.
Всё вокруг заглушает лишь собственный пульс,
Даже грохот глухих поездов.
Ведь я ничего уже так не боюсь,
Как собственных утренних снов.
Окно мне напомнило черный квадрат,
Ведь реклама и мусор – бессмысленность.
Часы на шкафу никогда не молчат,
У дня есть синоним – обыденность.
На маленькой кухне лишь стол и плита,
Лишь стена и открытые ставни.
За ними – страна, и, наверно, не та,
Но окружность планеты не делят на грани.
Я однажды забуду дорогу домой,
Ведь Адаму лишь после потери стал дорог Рай.
А ведь дело лишь в том, что свет обошел стороной
Наш заброшенный серый край.
***
Все лето посвятил Хэмингуэю,
Думал о море всю осень,
Теперь пачки хватает в неделю,
Но насовсем не бросил.
Всю зиму читал Буковски,
Пил и страдал в январе.
Я б курил постоянно, как Бродский,
Если бы не мороз на дворе.
В Апреле купил Паланика,
Открыл свой бойцовский клуб,
Слушал Би-2 и Металлику,
Смотрел в серый дым из труб.
Я видел рассветы с крыши,
Видел костер в облаках,
Там чайник свистит, я слышу.
Мои руки опять в цветах.
***
На пустой остановке лишь я и северный ветер,
Что в порывах приносит мне запах моря.
Автобус на улицу Счастья мне точно не светит.
На пустой остановке лишь я. Бесконечное горе.
На пустой остановке лишь дождь. Пожелтевшие клёны.
Окна в домах керосиновой лампой едят темноту.
Только ветер и дым, только запах палёный,
Что горит изнутри, оставляя лишь горечь во рту.
…Оставляя лишь горечь в растерзанных ребрах,
Хорошо, я один – не стесняются собственных слёз.
Я хотел быть убитым тобой на холодных норвежских склонах,
Но я жив до сих пор, вспоминаю вчерашний мороз.
Я хотел слишком много, и всё, что сбылось
Становится медленно чем-то ненужным.
Я искал в тебе счастье. Оно не нашлось.
И я разряжаю в себя одно за другим все охотничьи ружья.
На пустой остановке лишь я и общественный транспорт.
Он проехал чужие маршруты из мокрых и старых дорог.
Не поеду. Сегодня я распят.
Да и бросить окурок под ноги я тоже не мог.
***
Когда ты поймешь, что терять уже больше нечего,
Когда ты поймешь, что стоишь на краю
бесконечно знакомого здания,
Остается вставать по утрам, приходить вникуда вечером,
Представлять, что окурки – кометы во время сгорания…
Остается вспоминать, откуда кровь на пальто клетчатом,
Выставлять на будильнике цифры, чтоб проснуться заранее.
Все, что больно внутри, алкоголем залечивать.
Только вот все равно ты в итоге такой же израненный.
Остается искать в переулках знакомых,
Потерявшись в самом себе.
Остается искать тебя в рамах оконных,
Ждать конца бесконечной зиме.
Когда дышишь в стекло, не спасает от наледи.
Когда за вчера в этом баре тебе будет стыдно,
Возвращайся домой, ну хотя бы в памяти.
Туда, где на полках есть книги и очень пыльно.
Приходи прислоняться спиной к батарее.
Приходи, чтоб заваривать чай из смородины.
Смотри – твои пальцы совсем онемели,
Давай свою руку – считать твои родинки.
Возвращайся туда. Ты когда-то ушел, не захлопнув двери.
Возвращайся в свой серый панельный дом.
Расскажи мне, что хочешь – я, правда, тебе поверю,
Ведь я сам только что с той пурги за окном.
***
Открой форточку, обжигаясь морозом,
Впусти в легкие запах родного города,
Вспомни, как пахли в детстве магазинные розы,
Сядь на стул. И заплачь. Просто так. Без повода.
Возьми старый телефон из коробки,
Набери номер и жди гудков у провода,
Скажи ей, что любишь, и молчи – вырубило пробки.
Скажи просто так. Без повода.
Сядь на любой автобус, уезжай подальше,
Закутайся в куртку от зимнего холода,
Вспомни, ты ведь жил вот так раньше.
Уезжай. Просто так. Без повода…
СЕРЫЙ ГОРОД.
Город– дождь.
город синих окраин
И мигающих улиц,
Проводами окутанных зданий.
Серый дым заставляет сутулиться,
Гулко -
пробки по магистралям,
Кирпичные стены кучностью
Иногда бывает местами
Солнце разрежет лучиком…
Будто волны стоят дома,
Между ними – квадратные парки,
Черной лентой течет Нева,
Омывая битую кладку,
Разделяя напополам
Город, редко бывающий ярким.
В небе –
звёздами купола,
Солнце играет в прятки.
Здесь я тысячу раз умирал,
Плача ночью, будто в припадке,
Но мне этот мир доказал,
Что и сам он не менее шаткий…
Раскаянье.
Меня пихают в слепое пространство из грусти,
в котором нормально – терять и теряться,
не найдясь потом утром, допустим.
Меня бросили в море страданий,
Ненадежных, несдержанных слов,
Ведь смысл в разгоне восстаний,
Как мертвецам – ловец снов.
К кому идти на поклон?
В какой нужно бить колокол?
Решить всё разом, уйдя на балкон,
Или крест свой по песку кровавому тащить волоком.
Ведь обман за обманом, грех за грехом – словно снежный вал,
в итоге дает катастрофы,
«Прости, пап, я всё проиграл»,
– скажу я, в слезах придя к тому Парню с Голгофы.
И когда на камнях, кроме крови и слез,
Окажется жалкое, мертвое тело,
Мне расскажут, как детям, что "конь ест овёс",
И тогда увижу мой каждый вздох, каждое злое дело.
И тогда боли моей океану мало будет,
И имя свое нареку "раскаянье",
Я буду кричать, что на самом деле таковы люди,
но ведь это – как холодильником останавливать
ледников таяние…
Обязательно попрошу вторую попытку,
Буду клясться, что постараюсь.
И тогда вдруг кто-то уронит на горькую плитку
Клочок бумаги, где я оправдаюсь.
Бог вспомнит мне жалкую жизнь, включая
Лживое детство и слепую старость.
Пробитой рукой он протянет кружку с горячим чаем
И спросит: «Была ли радость?»
Я выдохну радостным стоном,
и расскажу всё, как самому лучшему другу,
Что радость являлась лишь ярким гормоном,
Если я не чувствовал Его руку.
И тогда, посмотрев на себя,
Я всю грязь несмытую кожей почую,
Потому что валялся в ней, как свинья,
По друзьям и притонам ночуя.
Список смертных грехов
я себе на неделю как планы расписывал,
А всё, что осталось с написанных мною стихов,
Я сжег, как в Китае сжигали поля рисовые.
Вспомнил, как в детстве прыгал по лужам,
Вернуть бы тот неосознанный возраст,
когда знаешь точно, что живым нужен
Я бы снова прыгнул, но вода замерзла.
Я сорвал и сломал все цветы,
что так долго и нежно растил,
Теперь и всегда человек пустоты
беззвучно кричит: «ПРОСТИ»!
***Распните.
Поднимите меня на штыках из страданья и боли,
Все равно, что душа по составу скорее бетон,
Убиваться в стране, словно кем-то навязаной воли,
Тебе хочется жить, и ты счастлив – но это потом,
Разрядите в меня винтовки
Из грусти, беды и уныния,
Проткните ножами, что будут метафорой вечных потерь,
Пусть холодные капли рассветного инея,
Из святого "прошло", мне приходит больное "теперь"
Не смотри, что я сломан внутри,
Ведь, сила влечет лишь тупую жестокость,
А значит, что боль как осколок зари,
Ночь разрезает как черную гордость.
Прошу вас, убейте меня,
Не пишите стихов никогда
И любить никого не нужно,
Вы всадили мне пули, и кровь как вода,
Но зато вы теперь безоружны.
***
Я когда-то умру. Мы когда-то всегда… – ты же знаешь.
Как бы так угадать, что бы было не зря…
Может, это плевать, когда точно совсем умираешь,
Но я все же жалею, что мертвые не говорят.
С понедельника будет снег –
угрюмый мужчина сказал в электричке,
Я так и не понял наверно, он рад или нет.
В магазине у дома – платить за ошибки наличкой,
Интересно, как с этим всем связаны холод и снег.
В цветочном гвоздики как назло продают дорого,
Как гадко. Вот я бы отдал задаром.
– Мне, пожалуйста, Winston. – А вам которого?
– Мне бы просто быстрей умереть в своем городе старом.
Ну, они-то, наверное, знают, что снег с понедельника,
Знают, и всем глубоко наплевать.
Сыро и мокро уже три недели как,
Наконец-то дожди потихоньку начнут замерзать.
Никому нет дела, серьезно.
Ведь я даже коту передал эту странную новость,
Он что-то промямлил про то, что и так морозно,
И теперь из-за льда запретят повышать скорость.
Когда констатируют прямую линию кардиограммы,
Когда гостем холодным меня в морг увезут на ночлег,
Мне нужен твой шепот в сырые оконные рамы:
– Послушай, ты знаешь, у нас с понедельника – снег.