Океан мечты

Илья сидел на металлических стульях в зоне ожидания аэропорта и переминал руками посадочный талон. Регистрация уже была пройдена – дальше только ожидание. Ожидание другой жизни. Позади он чувствовал такую большую и сложную жизнь, которую хотелось забыть совсем. Никогда не вспоминать. Но существовали тоненькие ниточки, которые его возвращали в прошлое.

Илья вспомнил, как он жил один на хуторе в Тверской области. Десять километров направо – одна деревня. Пятнадцать налево – другая. А он – один. Выходил покурить с утра, трезвился. Что у нас за страна такая, что "заставляет" пить? Заставляет подменять реальность. Этот вопрос Илья задавал всем, но ответа не получал. "Хочу высказаться просто, уж не обидьтесь", – твердил он, уже взрослый, двадцатилетним парням. Никто и не обижался, но никто и не слушал.

Легкие перекуры сменялись попойками с соседом. Илья ходил к бывшему офицеру, воевавшему в Чечне. Иногда выпивал с ним, слушал. Однажды Илье довелось зарезать барашка. Безобидного такого барашка, которого и обругать словом стыдно. А тут он взял кривой нож и полоснул по горлу. Страсть да и только, но все-таки такая же реальная жизнь. Но не для него. Вот и отложилось.

– Да ты не переживай, дружище, – твердил вояка, – он жил, чтобы умереть ради нас. Вот знаешь, как у нас было?

– Нет, не знаю.

– Я когда служил, так у нас и живых людей за живых людей никто не считал. Я помню, как громко бьет полковая артиллерия. Огромные калибры. Земля дрожит, кажется, за десяток километров. Мы стояли в Моздоке – это соседняя Ингушетия.

Мужчина пил водку, как воду, не дожидаясь очереди. Даже не спрашивал – сам наливал и сам пил. Прямо скажем – что-то заливал. Правда заливать так долго непростительно, но говорить под руку было нельзя.

– Били и били, били и били. Так отчаянно, словно больше ничего и не нужно. Нам говорили, что готовится что-то большое. Сейчас мы это называем «новогодним штурмом Грозного», а тогда мы ничего не знали.

Илья молчал, грея в руке стопку. Опьянение подходило к той стадии, когда начинаешь «залипать». В голове всплывала морда барашка, и отбросить ее не получалось.

– Сунжа, – продолжал собеседник, – небольшая такая речушка. Ну, по меркам нашей России. С правого берега на левый, то есть в центр города, перебрасывали части. Были у нас те, кто в руках и автомата ни разу до Чечни не держал. Были и более опытные, но они тоже боялись. Сначала бросали тех, кто стрелять умел. И вот понимаешь, дружок, на мосту через эту речушку чеченцы уничтожили всю колонну. Две роты! – хлопнул по столу. – С техникой, понимаешь ли, со всем на свете. Кровавое месиво. Мы ничего не знали, сидели в штабе в Моздоке. Я-то офицер, хоть и милиции, но тем не менее. Все наблюдал. Старшие офицеры отправили в бой необстрелянных юнцов. Они и стреляли-то всего один раз – их не отправляли на стрельбы, им не разрешали практиковаться самим хотя бы в простом владении самим оружием. А тут их отправили следом за бывалыми, которых уже превратили в оливье. И почти никто из них не вернулся. Долго морочились, договаривались, в итоге нам разрешили забрать убитых. По мосту было уже совершенно не проехать из-за тонн обгоревшего металла. Знаешь, Илюха, я помню, как мы стояли на противоположном берегу Сунжи – в створе, как это называли всякие там генералы, моста, а на обратной стороне стояли чеченцы. Стреляли просто в воздух, пока мы собирали тех, кто даже не дошел до другого берега. Сотни тел. Грузили прямо в кузова КамАЗов. Веришь или нет, но это самый страшный момент в моей жизни. Под страхом казни я бы не решился пережить это еще раз. Люди горели факелами в танках, а в Моздоке офицеры праздновали новый одна тысяча девятьсот девяносто пятый год, – это число он произнес с расстановкой, чуть ли не по слогам, – и вот тут я понял одну вещь в этом мире. Страшно, когда убогий счастливее тебя здорового и красивого. А сколько красивых, молодых и умных легло там? Никто никогда всерьез не считал. Десять тысяч? – он рассмеялся. – Нет! Может быть, столько погибло при штурме Грозного, но не за полтора года!

Красоты в этом бывшем офицере осталось немного – сказались годы курения и обильных возлияний. Но доверие он внушал. Илья слушал завороженно, а потом, по своему обычаю, благодарил.

– Умерли все, кого я любил.

– Но бог не виновен?

– У него алиби.

– А хорошие люди есть?

– Конечно, есть, но хорошие от плохих отличаются только лишь тем, что делают добро для себя, лицемеря в глаза другим. В общем-то всё. На сотню попадется один блаженный, и окажется затоптан. Не согласен?

– Как видите, я с вами даже не спорю.

– Правильно, – усмехнулся офицер, – хо-ро-ши-е. Я бы хотел смерть их опередить хотя бы из чувства эстетики. Плохие честнее.

– Почему?

– Они безнадежны. Хочется стать немым, чтобы тайком кричать от боли.

– Но вас тут и так никто не слышит, – исподлобья смотрел Илья.

– Со всей этой грязью уже не справляется лимфа.

А вот совсем недавно у Ильи умер другой сосед. Бессмысленно так умер – перепил за свою жизнь. Да и прожил он жизнь совершенно бессмысленно. Так, пару раз куда-то съездил. А в остальном? А в остальном ничего. Сын неизвестно где, про дочь лучше промолчать. Жена спит на плече у другого. И нельзя сказать, что он всегда был таким плохим. Таким он стал.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.