Ночь кровавой луны

Глава 1

С Игорем Воронцовым я встретилась у дверей ванцовского кабинета. Я собиралась туда войти, а Игоря выводили под конвоем.

Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я его увидела, что Ванцов зачем-то арестовал Даймона Хилла. Настолько этот парень был похож на моего и Пенсова любимца, известного гонщика «Формулы».

На одно мгновение наши глаза встретились, и я сразу же отвела взгляд, потому что видеть такую боль, поверьте, было непереносимо. Кстати, говорят, боль – как заразная болезнь – очень легко передается. Может быть, по этой причине люди не любят встречаться с человеческим горем, а тут оно хлестало через край, выплескиваясь из этих добрых и умных глаз.

Я не оговорилась, у него были именно такие глаза. Вот представьте себе, человека выводят из кабинета следователя, то бишь передо мной – преступник, но его глаза были глазами очень хорошего человека.

Я потом обернулась и долго смотрела ему вслед. Как будто предчувствовала, что эта случайная встреча должна изменить ход моей жизни. И тот миг, когда Пенс попросил меня сходить к Лешке Ванцову, чтобы тот помог ему с техосмотром, был запрограммирован богом.

Только не подумайте, что я такая самоуверенная, просто иногда бог сталкивает меня с некоторыми людьми. Наверное, чтобы я все-таки чему-то научилась в этой жизни. Ведь нельзя же постичь ее премудрости, не общаясь с другими представителями рода человеческого!

Игорь не обратил на меня особого внимания, разве что посмотрел чуть дольше, чем на плафон, да слегка улыбнулся. Обманывать себя смысла не было, но мне почему-то показалось, что в это мгновение что-то произошло и с ним, и со мной. Мне даже почудилось, что ему хочется что-то сказать, а мне хотелось это услышать. Но – одно мгновение, и все стало на свои места.

Его увели. Я вздохнула и постучала в дверь кабинета.

– Войдите, – раздался Лешкин голос.

Увидев меня на пороге, Лешка моментально убрал хмурь из глаз и широко улыбнулся.

– Сашка, солнышко, я рад тебя видеть…

Он тут же протянул мне листок с координатами некого Анатолия Ивашкина, к которому надлежало пойти Пенсу.

– Надеюсь, все пройдет нормально. Значит, открываете сезон мотогонок?

– Да, – кивнула я. – Жутко как надоела зима.

– Не тебе одной, – согласился со мной Лешка. – А как у вас с частным сыском? Много жен вернули под конвоем?

Воспоминание о человеке в коридоре было связано со словом «конвой». Я помрачнела.

– Что? – сразу заметил Ванцов. – Работа мешает радостно воспринимать объективную реальность?

– Да нет, – отмахнулась я. – Работа, Лешка, упорно изображает из себя волка. То есть я практически маюсь бездельем, поскольку к нам за целый месяц никто толком не обратился… Я даже начала скучать.

– Счастливица, – вздохнул он. – Мне это не грозит. Сама видишь, сколько навалено на столе… И это еще не все. Хочешь кофе?

Я кивнула.

Он громко заорал:

– Людмила!

Из соседней комнаты выплыла полненькая дамочка бальзаковского возраста и со скромной улыбкой остановилась перед нахалом Лешей.

– Кофе сделай, – скомандовал тот.

К моему удивлению, она с покорностью «младшей жены в гареме» отправилась выполнять приказ.

– Как ты обращаешься с секретарем? – возмутилась я.

– Это не секретарь, – поморщился он. – Это мои следователи. Две тетки, от которых проку никакого. Пусть хоть кофе варят!

Да уж, посмотрела я на Ванцова. Сказал бы спасибо, что не я работаю в твоем отделе… Как пить дать, кофе варил бы именно ты!

Когда она вернулась, он протянул ей папку и сказал:

– Это отнеси. Введешь данные в компьютер.

– По Воронцову? – спросила она.

Он кивнул.

Она жалостливо вздохнула.

– Людмила! – строго сказал Ванцов. – Если ты собираешься рыдать над судьбами убийц и их жертв, тебе тут нечего делать.

– Ну, не все такие железобетонные, как ты, – неожиданно огрызнулась Людмила, забирая папку. – Кому-то надо и проявлять немного понимания…

Он проводил ее таким огнедышащим взором, что я перепугалась за ее дальнейшую судьбу.

– А кто это Воронцов? – поинтересовалась я.

– Убийца, – лаконично ответил он.

– И почему она его жалеет?

– Да потому что это не «дело», а сплошной женский роман! – сердито воскликнул Ванцов. – Одни сплошные «сюси-пуси» и горькие рыдания! Если я тебе расскажу, ты будешь давиться слезами и не сможешь выпить кофе толком! Прямо находка для слабонервных баб этот Воронцов! Еще и красив, еще и обаятелен! И вот ведь какая незадача – убийца! Только про это вспоминают намного позже. Когда вдоволь налюбуются его обаятельной рожей!

– И чего он такого сделал, что ты его невзлюбил с такой силой? – деланно-равнодушно спросила я.

На самом деле я уже догадалась, что речь идет о том парне, которого я встретила в коридоре. То, что он оказался убийцей, повергло меня в шок – его глаза были ДРУГИМИ.

Не знаю, как вам это объяснить, но за время моей работы я имела возможность много раз смотреть в глаза «убийц» и могу без особого труда охарактеризовать категории оных. Предположим, бывали убийцы по призванию. У этих смерть жила в глазах, немного разбавленная ложью. Можно было обмануться на какое-то время, но потом это все равно обнаруживалось. Были другие убийцы. Эти даже не трудились скрыть свое «эго». Или просто не могли этого скрыть? Конечно, были и случайные убийцы, но у этих в глубине глаз плескались горечь и страх, а у Воронцова этого не было. Только…

Я вспомнила строчки из «Баллады Редингской тюрьмы» Оскара Уайльда:

– Что ты сказала?

– Ничего, – покачала я головой. – Кого он убил?

– Да жену, – сказал Ванцов. – Такая вот банальная история. Он убил свою жену.

– «Даймон Хилл»? – вырвалось у меня.

Ванцов окинул меня неодобрительным взглядом с ног до головы.

– Та-ак… Ты его видела, да? И тоже пленилась его обликом?

– Нет, я просто подумала, что он чертовски похож на Даймона, – пробормотала я, пытаясь оправдаться.

– Да не на Даймона он похож! Он на Демона похож, ваш Воронцов!

И чего это он так разозлился?

Я пожала плечами и сухо сказала:

– Не могу понять, чего ты так разорался? Если я сказала, что этот тип похож на гонщика «Формулы», это еще не означает, что я собираюсь выступать на суде в качестве адвоката. Я если и захотела бы, то не смогла! Замуж за него я тоже пока не собираюсь, хоть он и вдовец. Меня Пенс не отпустит.

– А если бы отпустил, начала бы млеть, как мои «барышни»! – с сарказмом сообщил Ванцов.

– Может, и начала бы, – не выдержала я. – А вот ты, между прочим, должен хранить объективность! А вместо этого заранее возненавидел подследственного! Тоже мне, опер мирового масштаба! Может быть, его жена была такая стерва, что ее просто необходимо было убить?

– В том-то и дело, – развел руками Ванцов. – В том-то и дело, что его женой была Маша Тумановская…

– Что? – вскрикнула я. – О боже…

Я прикрыла глаза. Теперь я его понимала, Ванцова. Очень хорошо.

Эта боль, струящаяся из его глаз, – куда от нее скрыться?

Машу Тумановскую в Тарасове знали многие. Мало того, что она была одним из лучших в городе психологов-практиков, мало того, что она стояла у истоков «Помощи женщинам и детям», так и сама Машина личность обладала притягательностью – той самой «харизмой», о которой много пишут, но мало знают, что это.

Ее стройная, словно летящая фигурка, вызывала мысль о «херувимах и серафимах». Ее улыбка была такой обаятельной и открытой, что нельзя было не улыбнуться в ответ.

Маша производила на всех впечатление человека счастливого и уверенного в том, что счастье – норма жизни. Более того, она пыталась поделиться своим мироощущением с остальными, всегда готовая протянуть руку помощи.

Служба, которую она «зубами выгрызла» у наших властей, была призвана защитить «слабых» от насилия. Говорят, что она так горела идеей «помощи», что встала на колени перед крупным чиновником. Это был первый и последний раз, когда она встала на колени. И добилась тогда своего.

А потом появился приют для «жертв домашнего насилия» – небольшой домик, огороженный высоким забором. Чтобы туда не проникли «враги», объясняла она. Так спокойнее…

Скольким людям она помогла? Скольких женщин и детей она защитила?

На ее похоронах были в основном женщины и дети. Мне говорили, их было очень много. И все плакали…

Потому что Маша была их защитницей, верой и надеждой… Она заставляла их поверить в то, что они – люди. Она учила их защищаться.

И не сумела защитить себя.

– Послушай, Лешка, но ведь она была счастлива в личной жизни? – не выдержала я. – Ты уверен, что именно он ее убил?

По его взгляду нетрудно было догадаться, что он думает.

– Прости, – произнесла я. – Просто я-то слышала, что они были очень дружной парой. И прекрасно понимали друг друга…

– Уверен, – отрезал Лешка. – Есть такая вещь, как улики, милая моя. А улики все указывают на него, как стрелочки.

– Но какой смысл? – продолжала недоумевать я. – Он же любил ее!

– А вот в этом следствие разберется, – сказал немного важно и напыщенно Ванцов. – Кстати, следствие просит некоторых особ не совать свой любопытный носик в чужие дела!

– Я и не собиралась, – честно ответила я. – Просто не могу понять, зачем ему это было нужно! Он убил ее из ревности?

– Если бы так, я бы понял, но… В том-то и дело, что она была убита хладнокровно и жестоко. Так что ваш драгоценный красавец просто заурядный сукин сын, и я не собираюсь обсуждать с тобой степень его вины. Для меня он – урод, убивший Машу Тумановскую, самую светлую личность, которую я когда-либо знал, и оставивший сиротами собственную дочь и собственного сына.

Он выразительно посмотрел мне в глаза.

«Все, прием по личным вопросам закончен, можешь двигать отсюда, – прочла я в его глазах. – У меня сегодня масса дел».

Ну и ладно…

Я поднялась.

Уже на пороге остановилась и сказала:

– Спасибо за помощь, кстати.

– Не стоит.

– Если будет нужна моя помощь, обращайся!

– Не надо таких прозрачных намеков, – поморщился Ванцов. – Я и так понял, что ты уже загорелась этим делом. По глазам твоим, Сашенька, читать можно. Только это совсем не романтичная история. Грязная и подлая. Так что вряд ли мне понадобится помощь такой славненькой, чистой и юной барышни, склонной к сантиментам!

– Я могу обидеться, – предупредила я.

– Будет довольно глупо с твоей стороны, – рассмеялся он. – Просто есть такие сферы, в которые юным барышням лучше не лезть. Ладно, передай привет Ларьку!

– Передам, – кивнула я, закрывая за собой дверь.

Коридор был пуст.

Он тянулся, как самая печальная жизнь, уводя во мрак небытия.

Я закрыла глаза и представила себя на его месте.

Это меня уводили в черную проплешину горечи, от которой все равно некуда деться.

Итак, он идет по коридору. Руки за спиной, а голова опущена. Он не хочет больше видеть этот мир, потому что прекрасно знает, что отныне мир превратился для него в ад. Даже если он сам создал вокруг себя ад, это ничего не меняет. Ад будет окружать его, и дьяволы будут усмехаться зловещими ухмылками вслед.

Он идет по коридору, и я тоже кажусь ему монстром из тяжелых снов Гойи.

Дойдя до конца коридора, он внезапно оборачивается, и я ловлю на себе его взгляд.

Губы шепчут какие-то слова, которых я не могу расслышать, но могу прочесть по губам. Одно движение губ, как округлый шарик. «По»… Второй, как мякоть. «Мо»… И третий, как легкая улыбка, на одно мгновение раздвинувшая губы, оставившая глаза печальными. «Ги»…

– Помоги…

Это только плод моей фантазии. Я открываю глаза, коридор пуст.

Никто не просил меня о помощи. Лариков сейчас не преминул бы рассмеяться и произнести сакраментальную фразу о «крыльях безудержной Сашиной Фэнтэзи»…

Но я возвращаюсь, открываю дверь и оглоушиваю несчастного, застывшего с бутербродом в руках Ванцова вопросом:

– А что говорит сам убийца? Как Воронцов объясняет свои действия?

Ванцов героическим усилием воли удержался от искушения запустить недоеденный бутерброд в мою нахальную физиономию и процедил сквозь зубы:

– Я предполагал, что ты не уймешься…

– Что он говорил сам? – пропустила я его ворчание мимо ушей.

– Ничего он не говорил и не говорит, – взревел Ванцов. – И не собирается говорить. Сидит себе, молчит и кивает, как китайский болван! А если ты не отстанешь от меня, я не смогу сдержаться, и эта ветчина окажется на твоей прелестной мордашке!

– Не надо, – попросила я его. – Ветчину жалко… Почему он все-таки молчит?

– А вот и не знаю, – развел руками Ванцов. – Наверное, понимает, что мне нельзя доверять. Наверное, ему стало стыдно за содеянное. Или он онемел! Какая мне разница, если все улики против него? Даже топор он держал в руках, между прочим… Тогда к чему мне его откровения? Настанет миг – заговорит, как миленький!

Я не стала уточнять, как говорят «миленькие».

Топор…

Маша Тумановская была зарублена топором.

– Невозможно представить его с топором, – покачала я головой.

– Сашка, еще одно слово, и я «запущу в вас графином»!

– Все, Ванцов, исчезаю! – сказала я. – И все-таки ты бы еще кого-нибудь поискал, а? Не вяжется Воронцов с топором, понимаешь?

– Сейчас с топором буду вязаться я, – угрожающе сдвинул брови Ванцов. – Вас наняли, детектив Данич?

– Нет, – честно призналась я.

– Тогда уматывайте с глаз моих, – мрачно изрек Ванцов.

– А если меня наймут? – поинтересовалась я. – Ты поделишься со мной материалами дела?

– Если тебя наймут, я намекну, что у тебя нет лицензии. И отстраню тебя от дела.

– Даже как помощницу Ларикова, у которого лицензия есть?

– Вот с Лариковым-то я и буду разговаривать! – рявкнул он.

– Ты просто какой-то злобный женоненавистник, – сокрушенно вздохнула я. – А с виду такой приятный малый!

– Как и ваш прекрасный Воронцов, – проворчал он.

– Так, все-таки, как ты сам-то считаешь? Тебе верится, что это он убил Машу?

Он долго молчал, сосредоточенно разглядывая трещины на потолке.

– Ремонт надо делать, – выдохнул он спустя несколько минут.

– Я, кажется, задала тебе вопрос. Не можешь набраться мужества ответить честно?

Он сверкнул на меня глазами.

– Знаешь, Данич, на тебе плохо отражается общение с Лариковым! Когда мы познакомились, ты была такой милой и вежливой девочкой, а теперь… Теперь, прости уж, хамство стало твоей неотъемлемой чертой!

– Ну, это появилось во мне после знакомства с тобой, – парировала я. – И Лариков тут ни при чем. Так как с простым ответом на простой вопрос?

– Ну, хорошо, – наконец решительно изрек он. – Я в недоумении. Ты удовлетворена?

– Вполне, – кивнула я, закрывая дверь.

На улице пахло весной.

Снег под солнечными лучами превращался в лужи, и, хотя весны, как таковой, еще не было, в груди уже поселилось щенячье чувство радости.

«То, что с кем-то сейчас происходят несчастья, дико и несправедливо, – рассудила я, наблюдая за стайкой девиц школьного возраста, всем своим видом демонстрирующих беззаботное счастье. – Но, в принципе, Ванцов прав. Мне это дело никто не поручал и поручать не собирается. Поэтому надо забыть этого человека. Просто выкинуть из головы. Тем более что он все-таки…»

«А если он не виновен?»

Я не могла отделаться от этой мысли.

Если он не виновен…

– В конце концов, Лешка ведь неплохой оперативник, – пыталась успокоиться я. – Ну, не станет он вешать на человека вину только для отчетности! И совсем он не дурак. Так что не бери в голову чужие проблемы, Данич! Своих тебе, что ли, не хватает?

И все-таки, все-таки, все-таки…

Строчки вылетели, как птицы, и я застыла на месте, задумчиво разглядывая трамвай с надписью «Чай «Липтон».

Мне не было дела ни до этого желтого трамвая, ни до чая «Липтон». Мой взгляд вряд ли можно было назвать спокойным и осмысленным, тем более что женщина, идущая мне навстречу, посмотрела на меня с явным беспокойством.

Может, ей не понравились строчки стихотворения? Или то, что я вдруг вздумала заняться мелодекламацией прямо на улице?

Впрочем, мне и до этой женщины не было дела…

Моя голова была занята Игорем Воронцовым и Машей Тумановской. Поэтому я быстрыми шагами направилась к дому Андрея Ларикова, где располагался наш офис.

Глава 2

– Андрей!

Я еще стягивала ботинки, черт, как иногда мешает шнуровка!

– Андрюшенька!

Он вышел и с недоумением наблюдал мои попытки скинуть с себя эти «накрепко зашнурованные кандалы».

– Тебе помочь? – поинтересовался он. – Вообще-то умные люди сначала расшнуровывают ботинки…

– Я никак не могу причислить себя к разряду умных людей, – проворчала я. – Напротив, вся моя жизнь заставляет меня убедиться в обратном… Уф, наконец-то!

Освободившись от ботинок, я почувствовала себя ужасно усталой.

– Так вот, мне нужна твоя помощь! Понимаешь, Андрюшенька, мне очень нужно, чтобы нас с тобой наняли на работу!

– Не скрою, мне бы тоже этого хотелось, – сердито кивнул он. – Но я не знаю, как этого добиться от людей, которые либо не нуждаются в наших услугах, либо не спешат в этом признаться! Ты хочешь, чтобы я начал приставать к прохожим?

– Нет, – я затрясла головой с такой интенсивностью, что сама испугалась. Вдруг да оторвется? – Мне надо узнать адрес. Только адрес! Там нуждаются в нашей помощи! Очень-очень нуждаются, Андрей!

– Позвони в справочную, – посоветовал мой босс, иронически посмеиваясь.

– Не пойдет, – отмахнулась я. – Мне позарез нужна Людмила!

– Какая Людмила? – удивленно приподнял брови Лариков.

– Следователь у Ванцова.

– Так, – протянул Лариков. – Я понял. Ты же была у рыжего. Как я сразу не сообразил! И твердо решила отбить у него кусочек хлеба, да, моя радость? Нет уж, милочка, не дождешься! Я не встану на пути у Ванцова, потому что он, как танк – не отпрыгнешь вовремя, раздавит! Найди себе другое развлечение!

– Андрей! – взмолилась я. – Они же его засудят! А он не виновен!

– О боже! Ужель господь наконец-то внял моим молитвам и решил избавить нас от Ванцова? – воскликнул Лариков. – Не буду я ему помогать! Пусть судят себе на здоровье, давно пора! По крайней мере, моя жизнь станет чуть спокойнее. Одним нахальным типом среди знакомых меньше…

– Да не Ванцова, – поморщилась я. – Совсем другого человека! Андрюша, позвони этой Людмиле. Она мне очень нужна! Договорись с ней о встрече – и все. Больше от тебя ничего не потребуется! Я все беру на себя.

– Нет, – строго сказал Ларчик. – Сначала скажи, кто так ранил твое жалостливое сердце, что ты растаяла, как сосулька на весеннем солнце, и готова сразиться с этим драконообразным Ванцовым? Признавайся!

Я не спешила с признаниями. Опыт всей моей жизни показывал, что признания не всегда полезны. Иногда куда правильнее затаить истинные чувства.

– Ну-с? – грозно сдвинул он брови. – Колись. Все равно придется. Кто разбудил в твоем сердце чувство пламенной справедливости, доселе мирно дремавшее?

– Воронцов, – тихо сказала я. – Игорь Воронцов.

Он очень долго смотрел на меня, жалостливо так, как на смертельно больного человека. Потом открыл было рот, но ничего не сказал, только махнул рукой.

– Что, ты тоже считаешь, что Воронцов убил Тумановскую, да? – спросила я.

– Улики есть улики, – пробормотал он. – Против лома нет приема. Если человек сидит на полу перед трупом своей жены и сжимает в руках топор, которым только что раскроил ей череп, и при этом никто из него не может вытянуть ни слова, что ты еще будешь думать?

– От противного, – ответила я.

– То есть?

– То есть я подумаю, что, например, он пришел и застал эту ужасную картину. Топор лежал рядом. Дальше потрясение. Шок. Он не хочет говорить. Есть еще чувство подсознательной вины, – предположим, он считает, что, если бы он находился дома, его жена была бы жива. Поэтому он взял это преступление на себя. Мало ли, почему человек молчит?

– Он не производит впечатление человека, который находится в шоковом состоянии.

– Ты что, Лариков, новый Эрих Фромм? Как ты можешь определить психическое состояние человека?

– А его не я определял. Это заключение судебного психиатра. У Воронцова все в порядке с психикой.

– Просто он молчит, – кивнула я.

– Не надо иронизировать!

– Я не иронизирую. Мне непонятна позиция этого судебного психиатра. Человек только что пережил состояние аффекта…

– Не было никакого аффекта!

– Тогда мы имеем дело с гнусным чудовищем, хладнокровно убившим собственную и – что немаловажно! – любимую жену и не испытавшим при этом никаких потрясений и изменений в психике? Прости, мне Воронцов совсем не показался чудовищем. А глаза у него больные. Хотя я не психиатр. Может, я чего не понимаю, но у меня создалось впечатление, что он просто больше не хочет жить. Этот человек несчастен. И нуждается в помощи.

– Саш, я понимаю тебя. Воронцов обаятелен. Воронцов красив…

– Да пошел бы ты, Лариков! – заорала я. – При чем тут это? Я что, напоминаю вам всем девицу, которая спит и видит нового кавалера? У меня на Сережку-то времени и сил не хватает, а вы все сходите с ума, считая мое желание вмешаться и чем-то помочь элементарными «бабскими» чувствами!

– Не надо так размахивать руками, – попросил Лариков. – Ты сразу становишься похожей на ветряную мельницу!

– А вы с Ванцовым похожи на…

Я задумалась о том, на кого они похожи.

– На двух занудных стариканов. Из «Маппет-шоу», – наконец решила я. – Тебе так трудно попросить Люду о встрече?

– Нет, нетрудно. Просто я не желаю влезать в это дело и тебе не советую.

– Я выслушала твой совет, но у меня есть право соображать самой, – кивнула я. – Звони.

Он вздохнул и посмотрел на меня с такой тоской, что мое сердце дрогнуло, но я сцепила зубы.

Встретив в моих глазах только холод, он набрал номер и попросил Люду к телефону.

Потом протянул мне трубку.

– Пожалуйста, детектив Данич!

– Спасибо, детектив Лариков, – растянула я губы в «американском чизе».

Что ж, моя «карта» пока говорила мне, что я должна попытаться выяснить, что произошло с Машей Тумановской. Ведь я загадала, если Лариков дозвонится до Люды с первого раза, – значит, наша с Воронцовым встреча действительно судьбоносна.

Он дозвонился. С первого раза.

Мало того, ему несказанно повезло. Ванцова в кабинете не оказалось, и трубку сразу взяла Людмила.

Он передал трубку мне.

– Знаешь, Данич, договаривайся сама.

Я кивнула. Мужчинам ведь зачастую недостает душевной тонкости, разве нет?

– Люда? Это Александра Данич. Я сегодня заходила к Ванцову.

Она молчала, потом нерешительно произнесла:

– Да, я вас вспомнила.

– Люда, мне очень нужно с вами поговорить. Когда мы сможем увидеться?

– Надо полагать, что наша встреча должна остаться тайной для Ванцова, – догадалась Люда.

– Да, – сказала я. – Собственно, меня интересует Воронцов.

Она замялась.

– Люда, вы же не верите в его виновность!

– Я… не знаю. Может быть, я просто не хочу верить? – очень тихо произнесла она.

– Давайте встретимся, – попросила я. – Может быть, мы…

– Мы ничего не сможем сделать, Саша. Я о вас слышала, честное слово! Ванцов считает вас детективом от бога, но, я боюсь, даже вы ничем тут не поможете. Если бы Игорь Александрович хоть что-то сказал, а он молчит. Честное слово, Ванцов очень хочет ему помочь и злится от бессилия…

– Люда, давайте все-таки встретимся и обо всем поговорим.

Она помолчала немного, обдумывая мое предложение, потом решительно сказала:

– Хорошо. Договорились, через час. Давайте ваши координаты, я подъеду.

Ну, конечно, мы же не можем разговаривать при «шпионах». Я бросила взгляд на босса. Тот мое сомнение быстро понял и замахал руками.

– Не волнуйся, радость моя, я как раз собирался отбыть отсюда. Так что болтайте спокойно. Я даже не буду ставить «жучки». И вообще я не настолько симпатизирую Лешке, чтобы шпионить в его пользу! Хоть и считаю твой интерес к Воронцову довольно глупым, но признаю, что ты девочка большая, сама во всем разберешься.

Послав ему воздушный поцелуй, я продиктовала адрес и повесила трубку.

– Тебя, конечно, не интересует мое мнение, – начал он спустя некоторое время, кашлянув, дабы привлечь к своей персоне мое внимание, – но я его все-таки выскажу. Мне кажется, что ты загоняешься!