Баба Яга. Фрагменты о любви. Часть 2. Мёртвое царство

Глава 1. Исчезновение

Наутро Баба Яга проснулась со странным ощущением разлада в душе и теле. Ещё с закрытыми глазами почуяла, что поменялось что-то важное. Не сразу дошло, что нет запахов. К избушке, понятно, привык нос. Но тут как раз странное отсутствие всех запахов. Втянула глубоко воздух. Ни травных, ни трапезных. Никаких.

Открыла глаза – а мир-то частями. Смотрит, вроде, цельная картинка, а сразу ухватить может только малую часть. Яга встала с печки. Картинку покачнуло. Осторожно подошла к окну. Мать моя, дремучая женщина! А двор-то потускнел! Леса уже не видно вовсе, будто стенка картонная и забор тает.

«Лешенька! Слышишь меня, родненький? – мысленно обратилась Яга к милому. – Что творится? Леса нет, забор исчезает. Вон банька замутнела. Слышишь меня, где ты, друг мой сердечный?»

Сквозь толстый ватный слой долетел до неё голос Лешего:

– Ягушенька, не знаю. Лес на месте, а полянка твоя растворяется. Беги, милая! Поди гостья вчерашняя намудрила.

– Так не могучая она. Не могла.

– К ведьме хотела идти. Позавидовала, видать.

– Эх, горемычная она и дурная.

Леший ещё что-то сказал, но слов совсем не разобрать. Только звуки. Яуеа ииии.

Думать некогда. Надо одеваться. Быстро схватила сорочку, юбку. Надела как попадя прямо на ночное. Корзинка. В неё вчерашнюю стряпню с плиты, пироги с тарелки, кожаный мешок с водой. Потом опомнилась. Ход ей только в дверь за рубежи жизни и смерти. Если дверь откроется. А там не заговорённая еда превратится в труху. Эх, кабы знать!

Схватила кружку. Зачерпнула колодезной воды из ушата. Глотнула пару раз. Откусила от пирога. Бросила взгляд в окно. Тускнеет, мутнеет, исчезает. Вот и сарая уже не видно. Проглотила пирог. Запила большим глотком. И рванула к стене, где открывается заветная дверь.

Дверь не появилась. Яга вытянула обе руки.

– Открывайся, родимая, открывайся! Не подведи! Там свои. Там помогут, – Ягу трясло.

За спиной пропал амбар. Колодец. Крыльцо…

Дверь не появлялась. Бабка собрала все свои силы, подошла близко-близко, на вытянутую руку, но чтобы не коснуться стены.

– Проявись!

Наконец дверь появилась! Яга потянула за ручку. Открылась! Не подвела.

Яга успела выскочить и всё исчезло.

Глава 2. Беспамятство

– Где я? – Баба Яга оглянулась.

Дверь тут же исчезла. Вокруг незнакомая серая масса. Где небо, где земля? Земля ли это? Твёрдая поверхность под ногами. Каменистый пятачок. Мелкие коряжки. А дальше серая муть. Делать-то что?

Баба Яга запаниковала. Стала озираться как ребёнок в незнакомой местности. Она вдруг, в один миг оказалась с абсолютно пустой головой. По рукам, от локтей до кончиков пальцев, пробежал страх и там застрял мелкой дрожью.

«Потерялась? Откуда пришла, куда иду? Зачем? Почему босиком? Не помню. Ничего не помню. Не за что зацепиться».

Ни леса, ни воды. Яга растерялась. Страх из кончиков пальцев в один миг разошёлся по всему телу. Яга оцепенела. Дорожку бы. Но дорожки тоже не было. Вокруг серый мутный блин до самого горизонта со всех сторон.

«Горизонт?.. Значит, небо и земля, – мысли шныряли, не поймать. Яга попыталась сосредоточиться. – Что делать? Стоять на месте? И что? Бежать? Куда? Нет-нет-нет. Давай думать. Давай думай, думай, головушка… Одна. Зябко. Серо. Босиком. Дорожки нет… Пойду куда глаза глядят. Глаза есть. Руки-ноги есть. Идти смогу. Похоже, и голова есть. Пустая, но есть».

И Яга сделала шаг.

Появился намёк на тропку. Камни сменились на стоптанную почву. Ещё шаг. Тропинка проявилась чуть дальше и вышла за границу каменистого островка. Яга пошла по ней и под ногами ощутила твёрдую поверхность.

«Ага, значит, надо действовать. Думать, решать и делать. Надо идти вперёд. А где этот «вперёд»? Куда иду, там и есть «вперёд».

Тропинка утвердилась. Среди хлипкой мутной серости она единственная стала настоящей. Ширины хватало, чтобы уверенно шагать без риска оступиться. «Эх, обувку бы!» – подумала Баба Яга. Обувь не появилась. «Не на всё, значит, проявляется. Ладно, пусть дорожка али тропка. Уже славно».

Яга шла долго. Успела утомить ноги и растратить силы. Поесть бы. Когда в последний раз ела? Вспомнить бы! А лучше еду какую-никакую найти. Еда тоже не появлялась, сколько о ней ни думала Баба Яга. Только тропинка. Куда-то идёт, ровная, неширокая, прямая. Есть хочется. Сил нет. Но тропка шла и шла, то ли она вела бабку, то ли бабка своим разуменьем рисовала её перед собой.

Когда сил совсем не осталось, тропинка вдруг закрутила направо. Главное, не останавливаться. Почему главное? Непонятно. Но Яга ощутила, что там важный поворот, и что если она остановится, он может исчезнуть. Зыбко тут всё. И зябко.

Баба Яга не заметила, в какой момент местность стала меняться. Серый блин под серым низким, тяжёлым небом зыбуче сменился на такой же серый, но теперь уже холмистый пейзаж. Разнообразия это не добавило, картина и ровный шаг убаюкивали.

Хотелось лечь и уснуть. Или плакать. Скрутиться калачиком и плакать. И потом уснуть. Можно навсегда…

Нет! Яга наперекор бессилью повернула за тропкой. Ещё с десяток шагов и перед ней открылся маленький двор с низким забором. Что-то знакомое… Или… Показалось, наверное. Домик с серо-зелёной крышей и тусклыми серыми стенами. Открытая калитка. Пожухшие травы. Серые занавески с мелким полинявшим рисунком.

Яга зашла. Что терять? Может, накормят или путь укажут?

– Батюшки! Кто ко мне пришёл! – Ягу радостно встретила уютная невысокая женщина в простой одежде – в сарафане с голубыми цветами, белёсой сорочке и мягкими лапоточками. В руках она держала белый в серую вязь платок. Видно, только что закрутила на голове узел, ещё одна деревянная шпилька зашпилена на верхний край сарафана.

Женщина по-птичьи раскрыла руки и пошла к Яге навстречу, забыв и о шпильке, и о платке.

– Что с тобой, Ягушенька, родна моя? – растревожилась она от вида Яги.

Яга остановилась и сделала жест, мол, стой, где стоишь.

– Кто вы?

– Да как же, мила моя? Лада я, травница, подружка твоя. Мы ж с тобой ужо с твоего первого прихода в подругах ходим. Сколько трав я тебе показала, сколько снадобий вместе сварили. Ужель не помнишь?

Яга помотала головой. Не помнит. Но она всем своим нутром почуяла, что опасности нет. Только голод и усталость. Сделала шаг вперёд и попала в объятия травницы.

– Наперво за стол, – знакомым отголоском прозвучали слова. – Потом расспросимся.

В доме было так же сумеречно, как снаружи. Источников света Баба Яга не обнаружила, ни лучины, ни керосинки какой. Окна, закрытые наполовину деревенскими шторками, не должны были пропускать даже уличный сумеречный свет, однако он был такой же ровный, такой же серый. Серость приглушала порошинкой белизну стен и яркость вышитых салфеток, разложенных повсюду. Мебели было немного. У окошка стоял простой деревянный стол, накрытый скатертью с нитяными серо-голубыми цветами. Вокруг стола – добротные табуреты, а поодаль – кухонный комод, не раз покрашенный густой масляной краской. На стене над комодом висели грубо сколоченные полки, заполненные баночками и коробочками разной величины и надобности. Почти под потолком, прямо над полками на одну длинную верёвку рядком были привязаны пучки разных трав. Яга распознала тысячелистник, пижму и мелкую ромашку.

– Садись, Ягуша, за стол. Чего стоишь, как неродная?

Яга показала на свои руки и сделала жест, как бы она хотела помыть их.

– Руки ополоснуть? Не, у нас руки не моют. Чистая ты.

Баба Яга села за стол и пока Лада раскладывала трапезу, рассмотрела плетённое кресло-качалку, стоявшее с другой стороны комнаты, и большой тёмно-коричневый сундук. Над ними на стене тоже висели травы, похожие на зверобой и мяту.

В доме, похоже, было всего две комнаты. Дверь во вторую была как раз напротив входной двери. «Нехитро», – подумала Яга.

– Кушай на здоровье.

Еда была странной. Нарезанные брусочки желтоватого и серо-коричневого цвета, без привычного вкуса, но сытная. Яга съела всё, что было на её тарелке, не придавая значения тому, что ест. Травница налила в кружку травяной сбор и велела выпить.

– Сила в нём. Может, и вспомнишь что.

Баба Яга послушно выпила. Тело наливалось светом и слабым теплом. Трудно было его назвать солнечным, скорее, рассеянным дневным. Он дал немного силы, и Яга заговорила.

– Ничего не помню. Только увидела дверь, а она вмиг и растаяла. Всё стало сразу серым. Дорожки и той не было. Потом как-то появилась.

– А себя-то хоть помнишь?

Яга помотала головой.

– Как оглушили меня. Полная пустошь. Голова пустая… И душа… Только в ногах тяжесть. И в загривке тянет.

– Пойдём-ка, – травница взяла под руку Ягу и повела её к креслу-качалке. – Садись, я тебя укрою. Можешь вздремнуть.

– Нет, ты мне лучше расскажи, кто я. Сон подождёт.

– Ты Баба Яга. Остальное потомушки. Утро вечера мудренее.

– Баба Яга? Ладноть… Надоть… Значится… – мысли Яги снова забегали, выискивая опору хоть на какие-то слова, но усталость от пережитого утяжеляла глаза, думать не хотелось.

Лада принесла два тонких шерстяных пледа. Один серый в большую шотландскую клетку, второй песочного цвета со скандинавскими узорами. Она укрыла Ягу полностью, с ногами, плечами. Баба Яга, вроде, и не замёрзла, но живого тепла даже после еды не пришло, только стылость во всём теле, будто замерло всё внутри. Травница глянула на опустошённые глаза подруги и вытащила из сундука толстые шерстяные носки. Помогла надеть. Заварила ещё один травяной сбор и дала его Яге. Проследила, чтобы та выпила всё до последней капельки. Яга стала засыпать.

Наутро Баба Яга открыла глаза. Серый свет за окном ничуть не поменялся. Сколько проспала? Яга покликала Ладу. Никто не отозвался. Она осмотрелась и вспомнила всё, что произошло после исчезновения двери. «Ну, ладной, хоть это помню. Надо идтить. А кудать идти-то? Не знаю, но надо. Не век же на месте сидеть. Лада хотела поведать мне что-то… Агашеньки, точнёхо, обо мне. Кто я и откуда пришла? Надо дождаться её. Можа, во двор вышла? А можа, приснилась она мне? Или привидилась? И ничего не было? Тогда где я? Можа, умерла?»

От мысли о смерти Баба Яга окончательно проснулась, одним махом скинула пледы и оттолкнулась из кресла-качалки, прямо-таки выскочила из него. Кинулась во двор. Двор был как вчера, серый, пожухлый и пустой. «Нет никого! Опять?! Да что ж такое-то?» Хотела крикнуть, позвать и тут у калитки заметила хозяйку. Та ей махнула:

– Выспалась? А я к сапожнику ходила за обувкой для тебя. Мои-то ноги меньше да шире твоих, уж всяко тебе мои лапоточки не гожи. На, мерь, – Лада дошла наконец от калитки к крыльцу и протянула полотняной мешочек.

Яга взяла его и заглянула внутрь. Там были новенькие кожаные поршни. Бабка вынула их и рассмотрела. Добротные, сшиты из хорошо выделанной коровьей кожи.

– Башмаков твоего размера не было. Поршни взяла. Там глянь ещё, стельки. Вместо подошвы. А ну-ка мерь! Угадала с размером али нет?

В мешке и впрямь были ещё и две стельки. Похоже, что из лошадиной кожи, прочные, упругие. Яга сунула их в поршни, сели как влитые.

– О, как ладно-то сели! Мерь-мерь, прям на эти носки и мерь.

Яга послушно обулась. Завязала ремешки, расправилась и бодро топнула сначала одной, потом второй ногой.

– Пройдись, – показал рукой на двор.

Яга широким шагом прошлась по двору.

– Пава! – и обе звонко засмеялись.

– Пошли иван-чаю попьём.

– Иван-чай? Откуда он тут? Ни в саду, ни по дороге не видела трав никаких, ни цветочка, ни деревца, а у тебя под потолками, да в банках… – Яга оглядела жухлый садик с редкими голыми куцыми кустиками.

– Ты и собрала у себя в лесу, мне принесла. Когда раньше приходила. Я тебя научила, ты собрала. Здесь растут свои травы, полезные, от всякой хвори, не такие, как на белом свете. У вас вкуснее, ароматнее, солнцем налитые. Я тебе отвар делала из твоих же травок. А это, – Лада показала на жухлый сад и тяжко вздохнула, – это вчера вдруг повяло. У сапожника тож… Палисадик, – она так и назвала вместо палисадника, – сжухнул. Только не к обеду, как у меня, а к вечеру. Он подалее от хода обитает, можа, потому.

За чаем Лада рассказала о житье-бытье Яги. Что живёт она за рубежами мёртвого мира, на белом свете, принимает гостей сказочных, наставляет их мудрым словом и светом ума и души на путь истинный. Иногда заходит в мир мёртвых, мертвяков уводит, куда следует, знакомцев навещает, гостинцы приносит – конфеты да пироги, ягоды да грибы, мёду лесного. Особливая ценность – живая вода. Её можно обменять на что угодно для хозяйства. Но Лада воду бережёт, сама редко пьёт – здешним живая вода в голову ударяет.

Ещё рассказала, что однажды приводила к Якличу гостя своего. Почему, зачем, неведомо, ни Яклич, ни Яга тайны не выдали. Гостя Лада издали видела, когда по заботам своим по другой дорожке путь держала. Особо ничего не разглядела, только Ягу и признала. Но гость точно живой был, потому в эту сторону и шли. На обратном пути Яга одна пришла, а когда в другой раз к Ладе наведалась, то и рассказала, что по делу к Якличу гостя провожала.

Баба Яга удивлялась, но в душе ничего не отзывалось. Когда разговор дошёл до Лешего, у Яги перед глазами вдруг появился лохматый образ. Неясный, но тёплый и мягкий. Лада заметила перемену в лице:

– Неужто вспомнила?

– Его помню. Имя… Леший, Лешенька,.. Лохматый… – глаза Бабы Яги забегали, будто что-то под носом искали. – Люблю его, – почти шёпотом произнесла и повторила: – Люблю его.

Лада засияла. Хоть что-то Ягуша вспомнила. Славно!

А у Бабы Яги перед глазами возникли картинки. Леший за столом, чай, морошка. Леший что-то говорит, она смеётся. Леший отпаивает Ягу отварами, Яга в кровати на высоких подушках. Леший мастерит, приносит улов, приводит гостя… Гостя Баба Яга не признала. Кто такой? Откуда? Память на этом заканчивалась.

«Ладноть, и то пусть. Значится, какая-то жизнь за исчезнувшими дверями была. Есть ли нет сейчас, но была. Надо выход искать». И Яга встрепенулась.

– Спасибошки, подруженька. За приют и покой. За кусочек памяти. Идтить надо бы. Отдохнула я, пора выход на белый свет искать.

– А меня-то вспомнила?

– Нет, родимая, – не стала обманывать Яга. – Покамест нет. Но раз Лешеньку вспомнила, то и твой черёд непременно придёт. Не держи на меня обиду.

Лада не стала обижаться: «А с чего обиду звать? Не вина это, беда. Само собой придёт. Само собой».

Хорошо бы…

Глава 3. Леший в раздумьях

После исчезновения Ягуши Леший до вечера барагозил по лесу. Метался по поляне. Вокруг неё. Убегал то по одной, то по другой лесной тропе и снова возвращался. Он рычал, орал и выл.

Вот тут же, тут был двор Ягуши, амбар, баня… Сам всё строил, крышу на сарае собирался подлатать. Где всё? Куда исчезло? Как такое могло случиться? Неужто и впрямь Старуха из Золотой рыбки гадость сотворила? Сама не могла. Сил таких у неё нет. Ни уменья, ни радивости. Но он сам слышал её ворчание и что-то про ведьму. Какую ведьму? Думай, Леший, думай. Из Спящей? Там есть колдовка. И в Русалочке ведьма злючая, но в Русалочке под водой, Старухе туда ходу нет. Да и Золотая рыбка не допустила бы. Значит, из ближайших точно из Спящей красавицы. Надо сороку к матери красавицы снарядить. Узнать поболее.

А что это даст? Ну, ведьма, ну, из Спящей. И что? Там злыдня беспросветная. Не уговорить, ни умаслить. Ещё и хуже сделать может. Так что же делать? Не сидеть же сиднем?

Леший снова пошёл по лесу тропы топтать, круги кружить и думы думать. Здесь он Кота в сапогах вёл к Ягуше по просьбе его односельчан. Там в озере Русалочка выглядывала, по морям да рекам приплывала в гости к мудрой Яге за советом. Где-то здесь калитка была… Эх, сколько ног и лап через неё прошли. И даже один бочок – Колобок. Этот вообще частил гостем. Нагловатый тип. Где они все сейчас? Помнят ли добро Ягушино?

Лешего озарило! Добро! Они же могут помнить добро! Ну, должны же! Или нет Яги, нет двора, нет и памяти о делах её добрых? Надо проверить! Тут одной сорокой не обойтись.

У Лешего аж в голове прояснилось: надо собрать всех Ягушиных гостей из сказок, поговорить с ними, узнать, может, придумать что. Одна голова хорошо, а… сколько их… лучше. Леший развернул деятельность!

Послал срочные сорочные телеграммы на бересте почти всем, кого Яга принимала. Не стал беспокоить Синюю Бороду. Не верил в его добросердечность. И не стал звать Машу – «мала ещё и спокою от неё нету». В телеграммах корявыми печатными буквами каждому нацарапал: «Срочно прошу прибыть лес Лешему зпт беда вскл зн собой возможности жильё тчк сорокой ответная телеграмма».

Птицы разлетелись по всем направлениям. В ближние и дальние места. А Леший сначала бродил по лесу, не понимая, что ему делать, куда бежать и где искать Ягу, а потом взялся за строительство. И чтоб в ожидании умом не тронутся, и чтоб гостей куда-то расположить, если задержатся не на один день. Не мог больше придумать себе никакого применения.

Наточил топор, наладил топорище, поправил пилу. Проверил запасы гвоздей, прочность молотка… Хорошо, что инструменты при себе, на своей заимке, а не в сарае у Ягуши. Так бы опять искать по сказкам, да путников заманивать. Леший вспомнил, что у него припрятана одна палатка. Когда-то из двух рваных одну смастерил. Палатки достались от случайных туристов. Неопытные они и, видно, денежные, – после лесной бури бросили испорченное и поломанное. Там и удочки остались, и всякое-разное полезное.

Пока готовил инструменты, подумал, что не знает, сколько всего домов надо ставить. Решил составить список. Наладил большую доску, белёную ветром. Нашёл уголёк. И хотел было переписать всех по порядку – как они к Ягуше приходили, кто за кем. Но понял, что ни к чему такой расклад. Потом задумал определить их по странам. Чтоб знать, кто когда прибудет. И тут незадача получается. Хоть и родились они в разных странах, а читаются на одном языке. Сказки все рядом, а вот скорости у всех разные. В какой очерёдности приедут, непонятно. Может случиться и так, что все разом. А может, ждать кого придётся. И решил Леший сделать список по их положению и привычкам. Кто к какому жилью привык.

Начал с королевских особ.

"Снежная королева, мать Спящей Красавицы, Шамаханская царица, Червонная Королева. Царь с Летучего Корабля… Так, мужчины отдельно. Сначала женщин надо разместить. Там ещё ж и принцессы, и дворянки. Золушка, поди, привыкла жить во дворце. Фиона на болоте, вроде как, может, но и у неё кровь царская, надо уважить. Русалочка дальше озера не выйдет. Минус одно жильё. Шамаханская царица точно с шатром приедет, ещё минус. Но кто знает. Надо ответа подождать. Итого, Снежная – раз, мать – два, Червонная – три, Золушка – четыре, Фиона – пять. Забыл жену Синей Бороды. Как же забыл-то? Последнюю жену. То есть уже бывшую. Дворянка. Тоже отдельный домик нужен". Леший хлопнул себя по лбу: "А мебель! Хотя бы кровати. Надо же где-то им отдохнуть!"

Он почему-то не сомневался, что все останутся. Что помогут. Не давал себе сомневаться в этом.

"Для остальных гостей из женского состава можно один большой дом. Вместе с Марьей-Искусницей уживутся Пеппи, Ассоль и сёстры из Аленького цветочка. Она всем дело найдёт и утихомирит, если понадобится".

«Теперича мужчины. Один царь, один принц, он же японский аскет, один дворянин, двое простолюдинов, волк, кот и Колобок. По ним расклад попроще. Царю – отдельное жильё. Иссумбоси – на первое время палатку. Хоть и принц, а не воин, но стойкий. Суровых условий не испужается. Ежели задержится, можно и избу срубить. Почтальона Печкина и мужика из пластилинового мира ладной бы тожа в тепло пристроить. Оно, конечно ж, и май на дворе, а холода возвратные, нет-нет, да и приходят. Печкин – пенсионер, немолод. А с пластилиновым как быть? Хоть из пластилиновой сторонки, а приходил к Яге, нормальный был. Значит, вместе их и поселю. Потом видно будет. Волк, кот, Колобок… Эти точно смогут без жилья. Потом посмотрим. Кота у себя под ёлкой могу пристроить».

Леший посмотрел на список. Доска стала серой от стёртых слов, но имена, написанные чёрным угольком, были видны отчётливо. Итого десять домов. Десять! Десять!! Много. Не успеть.

Переживать некогда. Надо строить. Что-то будет к приезду первых гостей. Не успеется, придётся Лешему делать тёплые лежаки с навесами. Или надо за один день всё и решить. Хорошо бы… Хорошо бы вернуть Ягушу быстро. Но на это надеяться не приходится. Колдовство. Сильное колдовство. Так просто бы целый двор не пропал бы.

Леший начал рубить первый сруб.

Глава 4. Сборы у Лешего

Леший успел сделать несколько ударов по старому дереву и вдруг остановился. Сложил инструменты, сел на корягу и обхватил голову руками. Он наконец понял, что не успеет даже одну избу поставить до приезда гостей. Самому ему не нужна крыша. Весь лес – его дом. Запасы делал на заимках, спать мог под ёлкой. Даже в лапнике не нуждался. Земля, коряги, мох – всё равно. А вот гостям нужно где-то расположиться. Под ветками не вариант.

«А зачем в лесу? Я ж могу на краю леса их встретить. Там и речка есть. Хоть и неширокая, но глубокая. Русалочке в самый раз. Пущай гости и ночуют в своих каретах, шатрах да повозках, ежели останутся, конечно. А кто захочет, так и в свою сказку возвернётся на ночь». Так и порешил.

Ночь Леший не спал. Какой тут сон! Снова бродил по поляне, где пропала Ягуша, искал ход, который по её велению появлялся, и которого Леший боялся пуще смерти, а сейчас не чуял. Кричал и звал Ягу, в слабой надежде, что та отзовётся. Ругал себя, что не сберёг её. Но ничего не менялось ни на поляне, ни во всём лесу.

Лешему хотелось рыдать, но он держался. «Слезами горю не поможешь. Покась не удумал, чем смочь, жди гостей, можа, они чой-то придумают. Одна голова хорошо, много лучше».

После полуночи он озаботил себя лесными делами, которые упустил днём, пока неугомонно бегал в беспокойстве и растерянности. Где лапник прибрал, где лосям соли подсыпал, с лисой поговорил, чтобы гостей помогла приветить, медведям да волкам наказал не вредить приезжим.

К утру стали собираться ответные сороки. «Буду/еду/собираемся тчк жильём озаботимся тчк» – ответы во всех телеграммах были похожи. От Царя из Летучего корабля пришла длиннее – «Едем тчк корабле разместим всех зпт кто жилищем моим не побрезгует тчк». Леший выдохнул.

К обеду прибыли все. Как только они видели Лешего, кидались к нему и спрашивали о беде.

– Всё расскажу одним махом. Потерпите малёк. Соберёмся всем скопом, там и узнаете, – и отправлял их на ближайшую просторную поляну у лесной речушки.

Гости, кто суетливо, кто важно, шли в указанном направлении и встречали там лису, поставленную на пост Лешим. Рыжая по-хозяйски размещала каждого по статусу и очерёдности. Наконец все собрались.

– Господа, сказочные персонажи! – глухо объявил Леший. – Беда! Яга исчезла! Надо её выручать. Одному мне не справиться, вот, вашей помощи прощу.

На поляне притихли. Собравшиеся недоумённо поглядывали на Лешего и друг на друга.

– А кто такая Яга? – спросила Пеппи.

– Так я и знал, этого и боялся, – сокрушённо вздохнул Леший. – Как исчезло всё, так и… Ладноть, скажу по порядку. Все вы знали её до сегодняшнего дня. Меня вы помните и знаете только потому, что приходили к ней. Кто за мудрым словом, кто в гости, кто с дарами. Всем она помогала, никому не отказывала. Кто я? Я так… Леший, лесник, хозяин… дух этого леса. Вам нигде и никак не нужный. Сказками не заведую, вам не помогаю. Но вы знаете меня. А почему? Да потому что к Бабе Яге провожал вас, встречал… Дары принимал для Ягуши…

– Как же мы могли её забыть?

– Я разумею так. Последней гостьей стала Старуха из сказки о Рыбаке и рыбке. Она пришла не за мудростью, а за корытом. А Ягуша чо? Ягуша отдала. Старуха ушла с корытом и злыми словами по тропинкам сыпала. Сам слышал, что собиралась к ведьме из Спящей красавицы.

Мать Спящей красавицы тут же всполошилась:

– Да как она посмела? Я, конечно, тоже не помню Бабу Ягу, но идти к ведьме из моей сказки последнее дело. Ведьма эта хуже всех ведьм. Страшные дела творит и в сказке, и за пределами. Никто ей не указ. У неё колдовство сильное. Если и, правда, что ты, Леший, говоришь, справимся ли?

– А в сказке-то своей с её колдовством справились?

– В сказке справились.

– Значит, и здесь, всем миром! – сказал Леший, и его уверенность подхватили остальные. – Справимся, справимся, нас много!

– Как вспоминать будем? – спросил почтальон Печкин. – Как можно вспомнить то, что стёрто из памяти? Общий склероз вообще лечится?

– Лечится, – без всяких сомнений соврал Леший. Он не знал, как и что надо делать, но верил, что всё получится.