Егор Медведев
Annuit Coeptis
ANNUIT COEPTIS
Артему А., настоящему Воеводе, посвящается…
Я маску сорвал у жизни с лица
В надежде закончить игру…
Но бились в груди чужие сердца —
Горела свеча на ветру…
«Черные птицы» В. Белов
Прошло беззаботное летнее время. Впереди – девять бесконечно-долгих учебных месяцев. Все одногруппники Влада распрощались с летними делами и целиком погрузились в учебу. Штудировали учебники, выискали ответы на каверзные вопросы, заносили их в специально заведенную для этого тетрадку и берегли ее до экзаменов пуще зеницы ока. Влад же так и не смирился, не хотел отпускать лето. Ведь он еще столько не успел! Собирались с друзьями прыгнуть с парашютом, да как-то не сложилось, собирались в горы, да не нашлось времени, ходили, правда, под парусом в заливе, так и то, только раз.
Теперь его друзья все больше проводили время в клубе, где можно от души надраться пива, потусить с девушками, или тупо поржать друг над другом. Скоро и Влад втянулся в такую жизнь. А что? Он молод, крепок, девчата на него так и вешаются, и, кажется, сама фортуна или судьба, к нему благосклонна. Тому выпадало множество подтверждений. На память Влад тоже не жаловался – он мог совершенно не конспектировать лекции преподов, и на следующих парах все подробно пересказать. Учителей это, почему-то, страшно бесило, а у однокурсников вызывало зависть и вполне понятное раздражение. В то время, пока они зубрили механику грунтов, он ходил по вечеринкам и отвязно веселился. И совершенно не грел голову предстоящими экзаменами. Наверное, Влад смог бы стать блестящим учеником, если бы не его «патологическая» лень и «эпатажные» выходки, как выражалась Антонина Павловна, а говоря проще – пофигизм и хулиганство. Многие преподаватели считали его пропащим человеком. Бессмысленным прожигателем жизни, разгильдяем и даже вором. Чувствовать такое отношение к себе было бы, наверное, очень обидным, если бы у Влада уже давно не выработался иммунитет к чужому мнению. Не сказать, чтобы он был совсем уж потерянным учеником – по некоторым дисциплинам имел твердые четверки, и даже пятерки, но это лишь по тем предметам, которые ему нравились. К которым лежала душа. Там же, где было необходимо проявить волю, силу характера, заставить себя дисциплинированно и методично вникать в сложные и нудные процессы, там все было конкретно плохо.
Несколько раз его хотели исключить из университета еще на первом курсе и один раз на текущем, втором. Слава Богу, вмешались родители, у которых были какие-то завязки с руководством. Влада оставили. Терпели его выходки, скрипели сквозь зубы, но все равно держали. А Влад серьезно не понимал, как можно учиться в такое время, когда всё вокруг кипит жизнью? Для чего тратить драгоценное время на всю эту лабуду? Молодость проходит, а вместе с ней и самое лучшее время. Ну скажите, для чего ему в будущей жизни пригодится этот «увлекательный» мат анализ? А этот сопромат? Работать по специальности Влад не собирался – сюда его засунули родители. И то, только потому, что у них здесь были плотные связи. И еще потому, что сами всю жизнь посвятили данной профессии и хотели, чтобы сын продолжил их славное дело. А сын этого совершенно не хотел! По правде сказать, он и сам плохо представлял свое будущее, кем хочет стать, в конце концов. Но уж точно не инженером и, тем более, не строителем! Да и что сейчас заморачиваться об этом? Жизнь сама все расставит на свои места.
Как раз первую пару сегодня должен вести Антибиотик, самый ярый недруг Влада, с чьей легкой подачи за ним и закрепилась дурная слава. На самом деле его звали Виктор Эдуардович, но за любимую манеру всех «лечить», вернее, по его мнению, пытаться вправить мозг отбившемуся от рук молодому поколению, студенты подобрали ему точное прозвище – Антибиотик. Так вот, с этим Антибиотиком у Влада и вышла прескверная история.
Это случилось еще на первом курсе. В тот день Виктор Эдуардович слегка опоздал на пару, или правильнее будет сказать – задержался. Едва он переступил порог, вспомнил, что забыл в каморке наглядный материал – он всегда серьезно готовился к лекциям – и попросил Влада принести их.
– Влад, будь так добр, сходи, пожалуйста, за ними. Они на столе, сразу увидишь. Вот ключи, на случай, если там закрыто.
Влад нехотя взял ключ и побрел за чертежами. По пути он решил воспользоваться предоставленной возможностью и зашел в туалет, чтобы заодно и покурить. После чего уже сходил в лаборантскую за чертежами. Учитель недовольно посмотрел на него – где так долго носило! – но ничего не сказал. Зато после уроков и произошел тот самый скандал. Влада вызвали в кабинет к заведующей учебной частью. Там уже сидел Антибиотик с группой учителей.
– Вот, полюбуйтесь, Антонина Павловна! Молодой, да ранний! Герой дня!
Антонина Павловна окинула властным, и в то же время печальным, взглядом вошедшего Влада, «молодого да раннего». Сняла очки и провела по лицу рукой, словно смывая с него груз усталости.
– У тебя ведь такие замечательные родители, Влад, – приступила она. – Ты учишься на престижную профессию в одном из старейших университетов города. Что же тебе еще не хватает?
Влад непонимающе уставился на нее, перевел взгляд на коллегию. Те смотрели на него глазами полными холодного презрения. Надо же, среди них были и учителя, которые Владу были симпатичны… раньше. Что же он такого сделал?
– В смысле? – спросил Влад. – К чему вы клоните?
– Надо же, он еще и не понимает! – всплеснул руками Антибиотик. – То есть лазить по чужим карманам и воровать оттуда деньги, для тебя это уже ничего особенного? В порядке вещей?
– По каким карманам? – продолжал недоумевать Влад. – Я ничего ни у кого не воровал.
– То есть, ты хочешь сказать, что это не ты сегодня залез ко мне в карман и вытащил оттуда пять тысяч рублей?
– Когда бы я ус… – начал было Влад и осекся. Сегодня он ходил в лаборантскую, открывал ее и забирал оттуда чертежи. Он еще успел заметить, как на вешалке висела синяя куртка Антибиотика, в которой он всегда ходил. Ее правый карман был немного оттопырен…
– А деньги где были? – начиная что-то понимать спросил он. – Не в правом ли кармане?
– В правом! – воскликнул Антибиотик. – Именно в правом! Откуда бы ты знал, если бы не залез в него?
А в голове Влада бешено вертелись мысли. «Что это? Подстава? Зачем? Или же и вправду у него их кто-то украл. А может быть и сам посеял где-то!»
– Вы хорошо посмотрели? – спросил Влад. – Может быть они завалились куда-нибудь за подкладку?
– Хорошо посмотрели! – передразнил его учитель. – Только, наверное, не так хорошо как ты!
– Не брал я ваши деньги! – выпалил Влад. – Если понадобиться, мне отец даст сколько надо!
– Подождите! – остановила перебранку Антонина Павловна. – Давайте еще раз, по порядку. Виктор Эдуардович утверждает, что когда он переодевался, то деньги еще находились у него в кармане.
– Совершенно верно! – подтвердил Антибиотик. – В правом кармане! Не думал, что теперь даже в своем кабинете деньги нужно под замок прятать!
– Подождите! – снова перебила его Антонина. – Вы сказали, что пропажу заметили сразу?
– Да. Сразу после звонка я пошел в лаборантскую, чтобы вернуть чертежи на место и заметил, что куртка висит не так, как вешал ее я. Да еще и карман был странно оттопырен. Я не хотел думать ничего плохого, но все же проверил. Денег там не оказалось. В кабинет, кроме Влада больше никто не заходил. Я спрашивал коллег. – Антибиотик кивнул в сторону сидевших. Те дружно закивали головой и подтвердили, что в кабинет из них никто не возвращался – у всех шли пары.
Теперь Антонина Павловна повернула голову к Владу и пристально посмотрела на него. А внутри у Влада все кричало от возмущения. Но он твердо и спокойно сказал:
– Не брал я его денег. – Влад смотрел на Антонину и видел перед собой не ее, а Зою Ильиничну, школьного классного руководителя. Он вспомнил как она, думая, что Влад ее не слышит, говорила родителям друзей, чтобы они запретили играть с ним. Видите ли, он оказывает на них дурное влияние! У них падает успеваемость и, вообще, от него можно нахвататься только дурного! Влад закрыл глаза, чтобы вытеснить эту картинку из головы и услышал:
– Может быть ты не хотел, а так получилось? – предположила Антонина.
Тут Влад взорвался.
– Что вы со мной говорите, как с маленьким! Не брал я ваших денег!
На последних словах голос его все же дрогнул. Влад резко повернулся и направился к выходу.
– Подожди, – донесся до него визгливый голос завуча. – Мы тебя еще не отпускали!
Но дверь он за собой уже закрыл. Уходя, он еще слышал жалобы Антибиотика: «Нет, не то, чтобы мне так было жалко этих денег – не такая уж и большая сумма! Но сам факт! В своем же кабинете…».
Что там дальше было с этой историей, Влад не знал. То ли нашел Антибиотик свои деньги, то ли нет. То ли их вообще не было. Как бы то ни было, с этим вопросом Влада больше не трогали, а он и не спрашивал.
– Не пойду к нему сегодня на пару, – подумал Влад. – Лучше посплю, пользы больше будет.
Только поспать ему не дали.
– Ты почему еще в постели? – удивилась мать.
– Нам сегодня ко второй паре, – попытался слукавить он, но тут в разговор влез Славка, младший брат.
– Все он врет! Сам вчера говорил, что ему с утра на занятия. Просто у него Антибиотик урок ведет, вот он и не хочет идти!
Владу захотелось треснуть братишку по голове – вечно он влезает, маменькин любимец!
– Быстро одевайся! – приказным тоном сказала мать. – Заодно поможешь Славке самолет дотащить до школы.
Влад нехотя поднялся и побрел к ванной чистить зубы, по пути дав братишке легкую затрещину.
– Мама, что он! – сразу закричал тот. – Скажи ему!
Славка учился в пятом классе 108 школы. В той же самой, в которой в свое время учился и Влад. Только в отличие от него, учиться Славке нравилось. Может быть, немалую роль в этом сыграл и Регин. Он работал в школе трудовиком и заодно вел кружок авиамоделирования. Там они вместе с детьми строили модели самолетов, от планеров до современных истребителей, от самых простых до удивительно сложных. Те, что просто стояли и те, что могли летать. Их работы неоднократно занимали первые места на всех городских выставках. А вокруг Регина всегда крутилась куча ребятишек, тех, кого он заразил любовью к небу. С нетерпением они дожидались конца уроков, чтобы с учителем отправиться на школьное поле, где испытывали новые модели, давали полетать старым, а иногда просто пускали воздушных змеев. Славка был без ума от всего этого.
Вот и сегодня Влад со Славкой тащили здоровенную модель бомбардировщика С-22, в простонародье за громадные размеры и мощь прозванного «Ильей Муромцем». Учитель должен был взглянуть на него и подсказать, что можно исправить, чтобы он взлетел. Целых два месяца брат с друзьями клеили его, но в воздух поднять так и не сумели. Влад же скептически относился к этой затее.
– Он слишком большой. Не полетит. – Пытался вразумить он младшего, но тот не слушал.
– У Алексан Александрыча обязательно полетит! – уверенно заявил он. – Вот увидишь!
Влад помог брату аккуратно затащить самолет в мастерскую трудовика, вышел на улицу и огляделся. Надо было погулять где-то полтора часа, так, чтобы не «светиться». Он же решил, что не пойдет сегодня к Антибиотику на пары? Значит не пойдет! Выходя за территорию школы, он наткнулся на Артема. Тот тоже учился в Политехническом, только на курс старше. Влад просто хотел пройти мимо, но почему-то остановился и произнес: «Привет!». Что заставило его это сделать, непонятно. До этого с Артемом они совершенно не общались, и даже не здоровались, проходя одним коридором. Странным он был каким-то. Себе на уме.
– Привет! – ответил Артем и улыбнулся. Улыбка у него была хорошая, располагающая. – Брата провожал?
– Ага! Модель у него слишком большая – не донес бы, – ответил Влад и тут же одернулся. С чего это он вдруг перед ним оправдывается? Влад насупился и попытался взять разговор в свои руки – А сам – то ты что здесь делаешь? Пары-то уже начались!
Но Артем не ответил. Он всматривался в окна школы, будто кого-то искал. Не дождавшись ответа, Влад двинулся дальше.
***
Небо было малооблачным, чистым. Его ненавязчивая безмятежность невольно передавалась и Георгию, наполняя душу гармонией, умиротворением и такой же чистотой. Здесь, наверху, был другой мир, в котором царила первозданная легкость и тишина. Ровный гул моторов давно уже стал частью летчика, как биение сердца, как пульсация крови в артериях, без которого он не смог бы долго прожить. И сейчас он слышал только эту звенящую тишину, пил глазами пьянящую синь. Сам себе Георгий казался огромным орлом, широко раскинувшим крылья над своими владениями и следившим, не посягнул ли кто на его воздушные границы. Сейчас он обследовал квадрат не один, с парой «желторотиков», которых следовало поставить на крыло.
– Держись ровнее, тебя сносит на меня! – Голос Георгия еле прорывался сквозь помехи эфира, и слова вязли в шуме бесконечных щелчков и потрескиваний. Чтобы они достигали ушей ведомых, ему приходилось кричать. – Третий, не отставай!
«Желторотики» следовали за капитаном Коваленко чуть позади и в стороне, образуя клин. Равнобедренный треугольник, фигура, вообще-то, крайне устойчивая, только у этого идеальных пропорций никак не выходило. Его нижние углы то смещались в стороны, то, теряя высоту, опускались.
– Федотов, ты там не уснул на штурвале? Сейчас в штопор уйдешь! – выругался командир, глядя как самолет ведомого периодически клюет носом. Халтурить стали товарищи инструктора, ускоряют обучение. Оно и понятно – война… В его годы с таким налетом к боевой машине даже бы не подпустили, а тут нате вам…
– Заканчиваем облет и возвращаемся на базу!
Небо оставалось спокойным. На земле тоже никаких перемещений солдат и техники не наблюдалось. Да и не должны они здесь быть. Этот участок фронта был относительно тихим, поэтому сюда и направляли неопытных выпускников летного училища. Чтобы пообвыкли малость, да и опыта поднабрались. А как иначе, не сразу же в пекло ребят посылать? Хотя те и рвались. Обижались даже, когда попадали сюда, а не сразу – под Сталинград. Вот и приходилось Георгию Васильевичу, капитану Шестой воздушной армии, втолковывать ребятам что да как, учить их уму разуму. Хотя самому еще было слегка за тридцать.
– Кажется, немцы! – послышался в динамике приглушенный голос Петренко.
Подающий надежды летчик, Петр Петренко. Георгий иногда узнавал в нем самого себя: молодого, азартного, упивающимся полетом. Его не могла удержать никакая сила притяжения, если его звало само небо.
Теперь Коваленко и сам заметил приближающиеся черные точки. Их тоже было трое: два «юнкерса» и «мессер». «В другой раз встретиться бы с ними, когда за ним стояли бы не зеленые юнцы, а проверенные боевые товарищи. Да хоть бы и один!» – со злостью подумал Георгий.
– В бой не вступать! – крикнул он в рацию. – Возвращайтесь за помощью, попробую их увести!
Георгий прекрасно понимал, что никакую помощь привести они не успеют – сейчас важнее было заставить их уйти, и что еще важнее – предупредить аэродром.
Немецкие самолеты открыли огонь. Для прицельной стрельбы они были еще слишком далеко. Скорее, это было приглашением к бою, вызовом. Георгию вспомнилась Испания, где он успел немного повоевать. Тогда фашистские самолеты сами пытались уйти, едва заметив советские «И-16», несмотря на равенство сил. А теперь… поднаторели, что-ли… Тут ему пришлось крепко выругаться. Петренко словно бы не слышал его приказа. Неуклонно продолжал вести самолет на неприятеля, также открывая огонь. Принял вызов. «Дурак!»
– Немедленно вернись! Это приказ! – продолжал орать в рацию Георгий, и уже понимал, что поздно. Боя не избежать. Он видел, как Федотов, покинув строй, бросился на помощь. Скрежетнул зубами. Все валилось к чертовой матери! Неподчинение приказу в военное время это – трибунал. Конечно, под расстрел он их не отдаст, но, если удастся вернуться живыми, обязательно накажет, на две недели отстранит от полетов! Но теперь, не бросать же их!
Капитан взял курс на «мессер», который шел, как и он, посреди клина. Его легонький «ишачок», уклоняясь от пулеметных очередей, направился в лобовую. Вся надежда была на маневренность и пушки. Если упустить «мессер», тот уйдет на недоступную им высоту, и оттуда расстреляет поочереди, как курят. Георгий открыл заградительный огонь. Попасть практически невозможно, но попытаться нужно! Подойти поближе, совершить крутой вираж, и сесть на хвост. Краем глаза заметил дымящийся «Юнкерс». Тот падал, вращаясь вокруг оси. Зря, он, наверное, ругал инструкторов, птенцы-то уже умеют клеваться!
И еще он понял, что они попали. Серьезно и основательно! За разведчиками следовало шесть бомбардировщиков и три сопровождающих истребителя. Наверняка летели бомбить аэродром! Размышлять было некогда, задачу они с треском провалили: проморгали противника, штаб не предупредили. Оставалось одно: попытаться остановить их своими силами или смыть позор кровью. Как можно меньше бомб должно долететь до аэродрома! Хорош, гусь! Размечтался, расслабился! Ладно юнцы, но ты-то… стреляный воробей!
Георгию удалось развернуться и выпустить очередь по мессеру. Пули прошли по обшивке правого крыла, не причинив, однако, заметного вреда. Немца качнуло, но он смог выровнять машину и стал резко подниматься, почти вертикально. Теперь его не догнать!
Сзади уже открыли стрельбу подходившие истребители. Положение становилось критическим. Коваленко огляделся, его ведомые еще держались. Ничего, поживем еще! Злая волна холодом прошлась по телу.
«Хорошо, что это случится в небе, – вдруг спокойно подумалось ему. – Ребят жалко, конечно, жизни еще не видели!». Но смерть в воздухе не казалось ему столь страшной, как если бы на земле. «Здесь мы в своей стихии, в своем мире! Только здесь мы и жили по-настоящему. По ошибке родились внизу, но умрем здесь, где и должны! Пусть небо примет нас, пусть мы останемся в нем навсегда! Но пусть мы покинем этот грешный мир не одни!». Капитан сам не знал, к кому обращается. Не к богу, конечно, – его нет! Наверное, к самому Небу.
Маневрируя, сбросил скорость, подпустил вырвавшихся из строя Mе-109 на дистанцию огня, и резко ушел в пике. «Мессеры» не отстали. Тогда он перевел самолет в восходящую спираль, и при выходе из нее, наткнулся на выходящие из горки «сто девятые». Один из них завис в верхней точке прямо у него на прицеле, совсем рядом, в сорока пяти метрах. Промахнуться было нельзя…
Разворачиваясь, Коваленко взглянул как падает подбитый им «худой», и едва разошелся с Федотовым. Тот спешил принять на себя второго. Резко задрав нос, он поднялся, и смог увидеть, как выше кружатся две птицы – Мессершмитт и И-16. Коршун и ласточка. Слишком высоко залетел Петренко, на максимально допустимую высоту. А немец не спешит его сбивать, забавляется. Потерпи, Петя! Сейчас подойду! С немцем в маневры играть затеял! Эх, хоть бы один бомбардировщик сбить! Их сейчас прикрывает лишь один «мессер». Вот бы втроем карусель им устроить! Но что это?
Коваленко тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение. Показалось, что летит впереди огромный змей. Змей-Горыныч, ей-богу! Прям такой, про какого бабушка в детстве рассказывала. Только у того было три головы, а у этого одна. Капитан не верил глазам. Вокруг бой, а тут такое чудо-юдо! Интересно, он один его видит, или другие тоже?
Оказалось, что и другие. Один из «мессеров» открыл огонь и тотчас же был сожжен струей пламени, вырвавшейся из пасти змея. Дальше дракон попросту налетел на группу «юнкерсов», сбивая на землю, ломая фюзеляж. Внизу взрывались самолеты, рвались бомбы, заливая холмы огнем. Казалось, кипит ад! За каких-то полминуты вся немецкая техника была уничтожена. Змей яростно ревел, ему тоже пришлось несладко. Вдруг он развернулся и через мгновение оказался возле советских самолетов. Взмахом хвоста он послал Федотова в штопор и тот, потеряв управление, рухнул на камни. Огромным крылом, на котором могло бы уместиться три самолета, он смял машину Петренко и, подхватив ее в воздухе, разорвал могучими лапами. После чего взмыл в небо и пропал.
Все случилось столь стремительно и неожиданно, что Коваленко не успел даже осознать произошедшее. Это не укладывалось в рамки сознания. Еще две минуты назад были они и фашисты, все было предельно ясно. А теперь что еще за неведомое зло? Только что у него на глазах оно уничтожило и врагов, и друзей. Почему же он еще жив? И где сам дракон?
Тут огромная тень легла на самолет. Коваленко почувствовал удар. Машина несколько раз перевернулась и пошла вниз. Он успел одеть парашют. Потоком воздуха его вырвало из сиденья. Вверху раскрылось белое облако. Вот за него-то и вцепился дракон и потащил капитана, как безвольную куклу, в сторону леса.
***
Листья пестрым ковром лежали под ногами. Хрустели, шуршали. Ворчливые дворники уже сметали их с дорожек парка, но налетал озорной ветер и снова набрасывал их обратно. Дворники при этом еще больше супились и еще больше ворчали.
Влад же шел, никого не замечая. Даже негодующих дворников, раздраженных тем, что он здесь ходит, мешает, и помогает ветру расшвыривать листья. В голове вертелась одна только мелодия, некстати, или кстати, вылезшая из памяти детства: «Падают, падают листья в нашем саду…». Дальше слов он не помнил, но эта строка засела в мозгу занозой, вертелась на языке. «Падают, падают листья…». Чтобы избавиться от завязшей на зубах песни, Влад попытался перевести ход мыслей. Интересно, где сейчас их старый проигрыватель? Наверное, у отца в гараже. Пылится где-нибудь на полке. А раньше ведь занимал почетное место в доме и все любили его послушать. Хорошо бы завести его снова. Только иголки нигде не найти. Потом мысли неожиданно перескочили на Артема. Действительно, странный он. Влад постарался вспомнить, что о нем знает. Когда учился на первом, в университете его еще не было. Потом он появился сразу на третьем курсе. Говорят, перевелся с Москвы. Отличник обучения, любимец преподавателей, хотя всего-то здесь с месяца два. Без плотного блата здесь явно не обошлось. Что еще? Не пьет, не курит, почти ни с кем не общается, мяса не ест, с девушками не встречается. Типичный ботан. Здоровый только. Пятерых четверокурсников уложил, когда те до него докопались. Больше к нему, пока, никто не приставал. Опять же, если бы Влад кого-то избил, сразу бы «хай-вай» поднялся, отчислили бы в тот же день! А тут – все спокойно и гладко! Несправедливо! И, вообще, что он делал возле школы? Тоже брат есть?
– Влад, почему опаздываешь? Пара уже идет! Теперь уже без серьезных оправданий я тебя на урок не пущу!
«Больно надо!» – Лицо Влада непроизвольно скривилось. Антибиотик! Как так угораздило? Собирался ведь прогулять! Задумался, а ноги сами привели прямо в университет. Разгребай теперь! «Пара уже идет!» – мысленно передразнил он Виктора Эдуардовича. «А ты почему не там, а здесь?»
Конечно, всего этого он ему не сказал, лишь молча стоял, уткнув взгляд в пол, и терпеливо сносил льющийся на него поток обвинений.
– С начала учебного года ты не был ни на одном моем занятии. Как собираешься сдавать экзамены? На собрании я буду поднимать вопрос о твоем отчислении! Ты отсюда вылетишь, это лишь вопрос времени! Я тебе обещаю!
– Извините, Виктор Эдуардович! – в тираду учителя влился другой голос. Артем. – Влад задействован в постановке и помогал мне с декорациями.
Взгляд Антибиотика перескочил на Артема. И откуда он здесь взялся?!
– И, скажите, с самого утра нужно было этим заниматься?
– Конечно, ведь спектакль уже через неделю, а работы еще пруд пруди. Хорошо, хоть Влад согласился помочь!
– Вы бы на него не сильно полагались, Артем, – на «вы» обратился к нему Антибиотик. Он ко всем обращался на «вы», кроме Влада. – В самый ответственный момент он Вас подведет. Он даже к собственной судьбе не может серьезно относиться! И Вам, Артем, следовало поставить меня в известность, когда забирали Влада с пар, я бы не ставил ему «н». Хотя, если он не подтянет сопромат, ему и так грозит исключение.
С этими словами доцент развернулся, и с журналом под мышкой, устремился в сторону лестницы.
От сердца отлегло. Влад, конечно, был рад вмешательству Артема, но зачем было вписывать его в какой-то спектакль? Это он ему сразу и высказал, как только Антибиотик исчез с поля зрения. Но Артем его сразу успокоил.
– Не хочешь участвовать, не участвуй. Да у меня там и так хватает рук. На самом деле от тебя мне нужна помощь иного рода. Говоришь, что у тебя в той школе брат учится? А труды у него кто ведет?
– Регин. Александр Александрович, – не понимая, что от него хотят, ответил Влад. – Он еще к нему на кружок авиамоделирования ходит.