– Надо поговорить с красильщиками, – осенило Титруса. – Они же красят ткани в разные цвета, наверное, можно нанести такую краску и на пластины.
– Конечно, – Апрель смотрел на него, подперев подбородок ладонью, – и как только мне это самому в голову не пришло?
– Бывает, – Титрус разминал лопаткой вареные овощи. – Ты чего не ешь?
– И вправду гадость. Раньше ел и не замечал, теперь заметил. Поваров следует прогнать немедленно.
* * *
Грэм очнулся так же внезапно, как и застыл. Он посмотрел по сторонам с неким недоумением, будто не понимал, что происходит. Через секунду парень окончательно пришел в себя, и цепь снова ожила в его руках. Втроем вместе с Карой дело закончили быстро, вспыхнули последние монстры, и все кончилось. Разбросанные тела на глазах превращались в хрупкие пепельные скелеты, точно такими же были унизаны прозрачные травы. Захария смахнул пот со лба, вынул из кармана плотную тряпицу и принялся очищать лезвия мечей от грязно-желтой крови и налипших клоков шерсти. В его душе боролись беспокойство за Грэма и злость на него. Бросить оружие, не закончив боя, подвергнув смертельной опасности своего партнера – это ни в какие разумные рамки не вмещалось. Отшвырнув цепь, Грэм сел на землю и обхватил голову руками. Кара спустилась ниже, свет ее был тусклым, она потеряла много сил. Все трое молчали.
– Захария, – глухо произнес Грэм, – кажется, я схожу с ума.
Захария тщательно очищал меч, так тщательно, словно малейшее пятнышко могло навсегда испортить клинок.
– Захария.
– Что? – он не отрывался от своего занятия.
– Я с ума схожу.
– Разумеется!
Злость вытесняла беспокойство.
– Прости меня, – тихо произнес Грэм, – не знаю, что со мной происходит, не понимаю.
– Теперь я, в случае чего, буду биться один, – ровным голосом произнес Захария. – Это лучше, чем отвлекаться в процессе. Мы могли погибнуть оба.
– Больше этого не повторится.
–Ты уверен?
Грэм промолчал.
– Идемте отсюда, – устало сказала Кара. – Идемте отсюда как можно дальше.
* * *
Уже к вечеру у Апреля были краски: зеленая, синяя, желтая, белая. Своего оживления показывать Титрусу не хотелось, первый Сенатор просто отставил краски в сторонку и завел отвлеченную беседу.
Как только Титрус ушел, он бросился в свои потайные комнаты – Апрелю не терпелось поэкспериментировать с цветами. Усевшись за стол, он поставил перед собою полукруглые скорлупки с краской, положил большую белую пластину с необточенными краями, взял тонкую деревянную лопаточку и занялся смешиванием красок, получением новых цветов. Апрель никогда ничего не рисовал, но он умел проникать в суть вещей, мог схватывать их смысл и значение в мгновение ока. Сенатор уже понял, как это делается. Апрель мог бы немедленно написать масштабное полотно, но ему нужны были всего лишь пятьдесят две картинки. И впредь к рисованию он возвращаться не собирался.
* * *
– Чувствуете, как похолодало? – сказала Кара.
– Ты разве способна ощущать холод? – удивился Захария.
– Чем холоднее, тем светлее мое пламя, я белею с наступлением холодов.
– Да, действительно, похолодало основательно, – Захария поднял и застегнул воротник своей тонкой кожаной куртки, – ладно хоть одежда не продувается и хорошо сохраняет тепло.
Голубой Рим вовсю теснил Медиум. Чудилось – именно борьба светил за место на тусклом небосклоне порождает ветер.
– Грэм, не хочешь перекусить?
– Давай.
Он не хотел, но если Захария заговорил о еде, значит, основательно проголодался. Выбрав местечко поровнее, Захария развязал мешок, достал тряпицу и расстелил ее на земле. Присев на корточки, Грэм наблюдал, как компаньон выкладывает провизию.
– Хорошо бы костер разжечь, да не из чего, – посетовал Захария. – Никаких веток или сучьев, земляная пустыня и всё.
– Пока еще можно обходиться без костра, – задумчиво произнес Грэм, – а вот дальше будет тяжелее, там холод, какого мы еще никогда не чувствовали.
– Да? – Захария замер с куском лепешки в руках. – А что там? Что ты видел?
– Ледяные розовые холмы, думаю, розовыми они были из-за света Бесса. Высокие деревья с меховыми ветвями без листьев, а с неба падает легкий пух, холодный и бесконечный.
– Унылая картина, – Захария разломил лепешку и вытащил из мешка мясо. – Глоток вина?
– Давай.
– Вы ешьте, а я взлечу повыше, посмотрю, что происходит в округе и нет ли желающих помешать вашему отдыху.
Захария кивнул.
Ветер усиливался. В его резких порывах ощущался незнакомый неуловимо тоскливый запах.
– Так пахнут ледяные холмы, – тихонько произнес средний голос совсем рядом, над ухом Грэма. – А легкий пух, холодный и бесконечный – это снег. Это сыплются с неба неуслышанные молитвы, их слишком много, да и не все долетают, вот они и падают обратно, под ноги…
– Хватит! – Грэм отбросил кусок лепешки и зажал уши руками. – Хватит!
– Что такое? – Захария поднял голову. – Что случилось?
– Я опять слышу чей-то голос!
– Ты выпил вина на пустой желудок…
– Это уже не поможет, Захария, не поможет! Я действительно кого-то слышу, и это не получится разумно объяснить!
– Ладно, хорошо, успокойся, что он тебе сказал?
– Что-то о ледяных холмах, я толком не понял. Там есть еще фляга с вином?
– Две.
– Дай тогда допью.
