Нечаянная радость

© Ю Мэй, 2021

ISBN 978-5-0053-2986-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1 глава

Полуденное июльское солнце поблескивало в глянцевых окнах фитнес клуба. Угловатая блондинка сбавила торопливый шаг, и прищурившись от ярких лучей, оглядела здание. За гладкими стеклами маячили тени, бегающие, прыгающие, танцующие. Через пять-шесть часов супруг Алены займет свое место за одним из окон. Его фигура гармонично впишется в этот завораживающий спортивно-танцевальный ансамбль. Он попыхтит в клубе до позднего вечера, несмотря на усталость и на то, что уже больше недели провел в командировке. «Спорт делает меня счастливым. Только движение, только вперед. А сидеть дома – значит разлагаться», – любит повторять Дмитрий жене, матери, подчиненным, друзьям, новым знакомым, случайным попутчикам. Он уже давно не приглашает Алену присоединиться. Супруга слишком закомплексована. Да и дома ей сидеть нравится. А ему нет. Брак ведь не повинность, почему они не могут жить каждый так, как хочет?

По обыкновению, Алена болезненно поморщилась при виде посетителей фитнес клуба. Каждый раз она немного завидует находящимся в спортивных залах, потому что слишком стеснительна и ни за что не позволит себе свободы движений с таким же достоинством, как те люди за стеклом. И похвастать ей нечем. Разве что плоской грудью и абсолютным отсутствием грации. Да и общество ее всегда напрягает. Кроме того, она бережет нервы. Муж у нее красавец. Высокий, статный, с рельефным спортивным телом и правильными чертами лица. Метисы от природы красивые. Она, увы, никогда ему не соответствовала. Девушки щедро одаривают его чувственными взглядами. Алена даже не хотела думать о том, что творится на тренировках. И как бы глупо и нелепо выглядела, она будь рядом с ним в эти часы! Ей достаточно осознавать, что муж – человек порядочный. Безусловно, ему нравится внимание, но возвращается-то он к ней. Даже если и слегка пофлиртует, это не отразится на их семье, поэтому не стоит подвергать себя лишним волнениям.

За высоким стальным забором гудели машины. Обычный суетный день. Удивительно, как много людей в такой час нашли время для фитнеса. Незаметной тенью Алена проскользнула на стоянку, раскинувшуюся перед окнами клуба. Она ласково улыбнулась при виде сверкающей, золотистой матиз, похожей на задорного щенка. Однако машинка ее не порадовала. Глухо чихнула, дернулась и замерла. За полгода такое произошло впервые. Женщина всегда боялась поломки где-нибудь посреди дороги. Она мысленно возблагодарила Небо за то, что это случилось на стоянке. Как и полагается в таких ситуациях не без труда был открыт капот. Ящик, набитый пыльными промасленными трубами, датчиками, металлическими коробками, вызывал массу вопросов. Она что-то слышала про клеммы. Они иногда вроде как слетают. Потный рыхлый охранник, призванный на помощь, суетливо заверил, что с клеммами все в порядке и пожал плечами. Ему, определенно, было лень возиться и с Аленой, и с ее транспортом сомнительного качества. Алена погладила по капоту свою железную подружку и поплелась на остановку.

*****

Трамвай размеренно стучал колесами по горячим рельсам. В облезлом салоне было душно и безлюдно. Середина лета, разгар рабочего дня, кому ездить на трамвае? Старикам, детям да мамочкам в декрете. Одна такая, слегка растрепанная, с темными кругами под глазами, как раз сидела напротив, прижимая к груди драгоценный кулек. Малышу не больше месяца. Алена тихо вздохнула. Грохочущий трамвай – не самая подходящая обстановка для младенца. Если бы Бог дал ей ребенка… Но Он почему-то не дает. Отец Сергий утешает на каждой исповеди, обещает, что у Творца на все свои планы и они гораздо лучше человеческих. Нужно довериться Богу. Она доверялась пять лет назад, три года назад, даже полгода назад. Но словно от летнего солнца надежды стали таять. Ей уже тридцать. 8 лет она прожила с мужем и ни разу не забеременела. 8 лет ожиданий, лечения, операций и моральной подготовки к главному событию в своей судьбе. Ах, как ей хотелось ребенка! Все сроки вышли. Конечно, многие рожают первенца и в 35, и в 40. У нее было много предрассудков по этому поводу: во-первых, ребенок может родиться нездоровым, во-вторых, когда ему будет 20, ей – уже будет под 60. Получится ли у нее стать другом своему сыну или дочери, направить, поддержать интересы, позволит ли столь внушительный возраст поспевать за изменчивыми тенденциями в жизни.

По вечерам, пока Дима отжимается и плавает в бассейне, она шьет кукол в своей уютной мастерской и отчаянно ищет новый смысл в жизни. Может, ей пойти в сестры милосердия? Отец Сергий покровительствует сестричеству. Звучит неплохо, но на деле работа лишена романтизма. Придется ухаживать за стариками и больными. Хватит ли ей душевных и физических сил? Да и Димка не одобрит. Как вариант она хотела бы усыновить ребенка. «Если не можешь родить, значит, оставь эту тему. Будем жить без детей», – таков ответ супруга. Больно слышать его укор, хоть он и уверяет, что не винит ее. На этой почве они снова поссорились перед его командировкой. Они расстались не примирившись.

Трамвай остановился на центральной площади. Побродив по тенистому парку вокруг здания театра, тщательно скрытого полосами пыльного белого полотна, Алена направилась в супермаркет. Она купила королевских креветок, бутылку шампанского и полкило крупной ароматной клубники. Утром вернулась Жанна из солнечной Турции. У нее был такой счастливый голос по телефону. Алена уже предвкушала красивую историю о курортном романе. Она спешила устроить подруге сюрприз с шампанским и ягодами. А вечерком она постарается для мужа. Пора прекращать бесполезные придирки и опять выйти на полосу спокойствия и понимания. Алена заглянула в магазин дорогущего нижнего белья. Краснея от смущения, она молча согласилась на первое, что ей предложила консультант. Осталось в точности узнать, как Жанна готовит этих дурацких креветок. В ее исполнении Дима их просто обожает.

*****

Оказавшись у дома подруги, женщина невольно подняла голову, чтобы взглянуть на окна девятого этажа. Сквозь распахнутые створки на улицу вырывался тюль шоколадного цвета. Не зря говорят, сложно забыть человека, с которым у тебя ничего не было. Михаил Волков, хозяин квартиры, был именно таким человеком в жизни Алены. Юношеское увлечение. 15 лет прошло. А она зачем-то каждый раз поднимает глаза на его окна и до сих пор на мгновение теряется, когда едет с ним в лифте. Хорошо, если он окинет ее равнодушным вежливым взглядом. Но как правило он ее даже не замечает и явно не помнит.

Звонить по домофону не пришлось. Грузная старушка с ниткой массивного янтаря на шее выходила из подъезда, сжимая в одной руке ладошку маленького внука, а в другой руль самоката. Алена взяла самокат и снесла со ступенек. Прежде всегда приветливая женщина сегодня испуганно таращилась на нее и даже не поблагодарила. Пока лифт со скрипом вез девушку на пятый этаж, она все размышляла о старухе. Какая странная реакция. Она ее не узнала или всего-навсего старческий маразм?

Двери бесшумно открылись, она вышла на площадку и тут же заскочила обратно. Хаотичное нажатие кнопок дало результат лишь через несколько секунд. Двери наконец закрылись. Лифт снова заскрипел и остановился на девятом этаже. Повисла глухая тишина.

Что это было? Дима обнимал Жанну на пороге ее квартиры. Если даже предположить, что это дружеский жест… Нет, дружеского было мало. Алена закрывала глаза и снова видела эту картину. Его широкую спину в легком льняном пиджаке, ее блестящие черные локоны, спадающие с его плеча, и прикрытые глаза. Он прижимал ее к себе слишком крепко, слишком нежно. Сцена выходила чересчур интимной. Они даже не обратили внимания на скрипящий лифт. Правая щека Алены горела словно от пощечины. Ее трясло. Особенно не слушались руки.

Она сидела на холодных грязных ступенях и не видела ничего, кроме пушистых подрагивающих ресниц подруги и пальцев мужа, впивающихся в ее талию. Все тело оцепенело, мозг словно заклинило. Женщина очнулась только когда начало ломить поясницу, а сидеть стало ощутимо жестко и холодно. Юбка белого хлопкового платья была безнадежно испорчена. Пыльное пятно расплывалось по всему заду, как будто по нему прошлись ботинками. Алена растерянно оглядела лестничную клетку. Взгляд уперся в заветную дверь. Она была приоткрыта. Девушка на автомате подошла ближе и заглянула внутрь. Длинный коридор с молочными стенами убегал вперед. В квартире царила тишина. Дверь покачивалась от сквозняка, но не закрывалась. Под нее подложили какую-то маленькую книжечку. Паспорт?! Алена подняла книжку и быстро пролистала страницы. По спине пробежал неприятный холодок. Не раздумывая, она влетела в квартиру и первым делом бросилась к окнам. Хозяина в комнатах не было и внизу тоже. В ванной горел свет. Дрожащей рукой она потянула дверь на себя.

2 глава

Он давно умер. Давно превратился в ходячий труп, в манекен с бодрой улыбкой на лице и потухшим взглядом. Он до тошноты надоел сам себе со своими дурацкими мыслями, принцами и притязаниями. Слабак! Хочется тишины. Ничего другого больше не хочется.

Самое обидное, что ведь он никогда многого и не хотел: быть нужным, заниматься любимым делом. Он никогда не сомневался в успехе, в том, что его труд нужен другим. Он вообще по жизни оптимист. Был когда-то. Все! Хватит. Он уже непросто двигается по инерции, а медленно, но верно летит вниз. Его снова трясет от похмелья.

Решение не было спонтанным, вызванным эмоциями. Напротив, он с пустой хоть и больной головой навел в квартире порядок, надел свою любимую кремовую рубашку. Бриться не стал. Глупо, конечно, но говорят, после смерти волосы и ногти еще какое-то время растут. Неизвестно, когда обнаружат его тело. В любом случае, кому-то придется взять на себя труд побрить его. Или не придется. Как повезет.

Когда все было готово, Михаил сел за стол и положил перед собой белый лист бумаги и ручку. Он долго думал, что написать. Часа полтора, не меньше, мужчина просидел за столом, вперив невидящий взгляд в извилистый узор на коричневом тюле. Он думал о своей жизни, о жизни вообще.

Еще совсем недавно работа была его страстью, театр – любимым детищем. Сколько Михаил старался, чтобы поднять на достойный уровень культуру в глухой провинции. От простого актера он дорос до художественного руководителя. У него великолепная труппа, выращенная из местных талантов, а какие художники, декораторы, портные! Однако посещает театр народ крайне вяло. Учитывая скудные поступления от муниципалитета, театр доживает. И когда директору, бывшему депутату городского собрания, пришла в голову идея впервые за 40 лет отремонтировать и модернизировать здание театра, Михаил ее с радостью поддержал. Вместе с Дороховым они долгое время обивали пороги чиновников. Связи одного, дипломатические качества и известность другого принесли плоды. Деньги обещаны, часть получена. Составлена смета, наняты строители. Труппа спешно переезжает на окраину города в чуть живое ДК Металлургов. Коллектив мужественно принимает пошарпанную, полуразвалившуюся и к тому же крошечную сцену. Ведь это ненадолго. Следующий театральный сезон планировалось открыть уже в обновленном здании. Не тут-то было. Начались проволочки. Руководству снова пришлось выпрашивать уже обещанные деньги. Четыре раза ремонтные работы замораживались. Прошло три года, а театр по-прежнему не принимает гостей. Никого не смущает, что в самом сердце города развернулась бесконечная стройка. Каждая постановка в ДК Металлургов едва собирает четверть зала. Коллектив начал разбегаться. Михаил особо не сопротивлялся. Гонорары все равно платить не с чего. Он сам выживает только за счет радиоэфира и работы на местном телевидении.

Совсем он отчаялся, когда очередной поход в комитет по финансам не увенчался успехом. Красивый, холеный молодой человек с восточной наружностью развел руками. Дескать, в финансировании нуждаются больницы и детсады. И вообще, торговые центры ведь сами себя обеспечивают.

– А что в театр еще кто-то ходит? – спросил чиновник напоследок, удивленно приподняв брови.

После этого похода Дорохов заявил, что он не видит смысла в новых постановках.

Вот такой финал. А потом ведь в регионах распространено, когда здания культуры отдают под супермаркеты. Народ смолчит, если так выйдет, ибо никто не захочет тревожить свой покой, да и очередной продуктовый магазин лишним не будет.

*****

Поначалу ему хотелось бросить город. А куда он поедет? Начинать сначала, когда тебе уже слегка за 40? Он мог бы совсем сменить поле деятельности. А для чего? Точнее для кого? Пока он полыхал от страстей на скрипучей сцене, время ушло. Почти десять лет назад ушла супруга. А он и не возражал. Между ними понимание как-то быстро испарилось. Она хотела, чтобы он был домоседом, по вечерам гулял с детьми, по выходным помогал ей по дому. Нет, он не против быта. Но такой образ жизни его душил. В его сердце так много энергии, ее нужно отдавать людям, вкладывать в творческие проекты, а не сидеть перед телевизором долгими вечерами. Душили вечные придирки располневшей от вторых родов и потерявшей уверенность женщины, ей не хватало образованности, поэтому она вечно ревновала и скандалила. Жаль было расставаться с детьми, но мучить себя, ее и малышей было бы гораздо хуже.

Она увезла сына и дочь на другой конец России. Все десять лет он не уставал казнить и распинать себя за разбитую семью, за несчастную женщину и осиротевших детей, но навестил их лишь пару раз. Так честнее. И по отношению к ним, и к нему.

Недавно бывшая супруга снова вышла замуж. Эту новость Михаил переживал болезненно. Жгучий укол ревности и отчаяния он испытывал всякий раз, когда собственные дети во время участившихся телефонных разговоров называли отцом чужого человека. И виноват только он сам.

С другими женщинами у него не получается. Харизма, приятная внешность… он с легкостью завоевывает любую даму. Вот только никто с ним не уживается. Ему нужны чувства, сильные эмоции и, конечно, безоговорочное признание и обожание его не только как мужчины, но и как актера. В принципе, ему хватает того, что он получает на сцене. А дома наигранные приступы нежности и ревности быстро надоедают.

Стыдно перед самим собой, что так глупо прожег жизнь. Ни любимого дела, ни родного человека. Больно, что были в его жизни и успех, и слава. Сначала от них пьянеешь не хуже, чем от крепкого спиртного. Только опьянение другое. Без головной боли и неприятных последствий. Похоже на чувство полета. Его триумф был настолько ошеломляющим, что он ощутил свободу в полной мере и решил, будто бы может выбирать. Будто бы ему под силу самые сложные пути. Поэтому он остался в провинции. У разбитого корыта как в финале знаменитой сказки. Зато с улыбкой. Хоть и фальшивой.

Михаил долго крутил в руках черно-белую фотографию своих детей. Они там совсем маленькие. Он их знает только такими. Он много раз спрашивал себя, что он к ним испытывает. На каком-то подсознательном уровне это нежность. Но эта нежность задыхается под грудой стыда и вины. Поэтому он предпочитал о них не думать. Решение принято. Они уже мало имеют к нему отношения. Тем более что отец у них теперь есть. И каждый месяц, совершив очередной денежный перевод на имя бывшей супруги, Михаил напивался до полубессознательного состояния в гордом одиночестве в своей квартире на девятом этаже.

Было все. И все пропало. Он оглядывался и повсюду видел только разрушение. Все пропадет, все исчезнет. И он сам умрет. И никто не заметит его ухода. Он как мелкое насекомое. Был и его не станет. Нет, жизнь, конечно, прекрасна, но и она закончится. И нет ни одного мотива, ни одной причины, чтобы задержать и продлить мгновения. Ничего не получится уже никогда. Он прожил целых 42 года и совершенно напрасно. Бессмысленно. Если Бог и есть, то он жесток. И воля Его заключается в том, чтобы мучить и давить человека.

Горько вздохнув, мужчина убрал фотографию и ручку с бумагой в ящик. Адресовать письмо все равно некому.

*****

Он вышел на балкон и неторопливо закурил. Внизу копошилась, бурлила жизнь. Блестели как спинки жуков крыши машин. Куда-то шли сантехники со шлангами на плечах. Женщина в рыжем жилете, с пышным накладным шиньоном поливала пеструю клумбу. Механическая рука мусоровоза со скрежетом выгружала в синий кузов переполненные контейнеры. Возле подъезда прыгал малыш, нетерпеливо дергая бабушку за руку. Когда маленькая щуплая женщина в ослепительно-белом поставила перед ним самокат, он жадно схватил его и отталкиваясь правой ногой поехал к мусоровозу. Бабушку, переваливаясь как утка, поспешила за ним, выкрикивая вдогонку угрозы.

Михаил затушил сигарету. Какое чистое синее небо простиралось над ним! Как же нестерпимо пульсировало в висках. По пути в ванную он остановился перед бутылкой коньяка с выдавленными гроздьями винограда на выпуклых стенках. Горло свело от желания пригубить целительную янтарную жидкость. Однако он облизал пересохшие губы и твердым шагом поспешил в ванную. Длинное рыжее полотенце давало больше гарантий на исцеление. Он так и не смог унять дрожь в руках. Он так торопился. Какой-то ненормальный страх, что кто-то страшный настигает его. И единственное спасение – затянуть петлю. Свет в глазах погас слишком быстро и резко. Он замер, вдруг ясно представив идиотскую картину: свое искаженное лицо желто-бордового цвета, выпученные глаза, вывалившийся черный язык и ярко-оранжевое полотенце под подбородком. Был клоуном, так и помер клоуном.

3 глава

Когда Алена распахнула дверь, ее взору предстал мужчина. С одной стороны, до боли знакомый. Потертые механические часы на правой руке и греческий профиль буквально кричали о том, что он родной ей. С другой стороны, чужой совершенно. Она не узнавала эту манеру застегивать все до одной пуговицы на вороте рубашки. И серебристые пряди в его волосах были в новинку. Когда она так беспардонно рассматривала его в последний раз?

Однако все мысли моментально улетучились из головы женщины, как только пришло осознание увиденного. Мужчина сидел на полу, привалившись спиной к голубому кафелю. Его голова была неестественно запрокинута и упиралась затылком в трубу полотенцесушителя. Лицо было до неприятия бледным с синюшным оттенком, черные тени расплывались под закрытыми глазами. Трясущимися руками Алена распутывала петлю из полотенца под его подбородком, стараясь не касаться холодной липкой кожи. Он дышал, совсем слабо, но дышал. Она не знала, как быть дальше, но на всякий случай повернула кран и побрызгала ледяной водой ему на лицо. Вскоре Михаил открыл глаза и судорожно глотнул воздух.

– Ну как вы? – еле слышно промямлила девушка, когда его блуждающий взгляд сфокусировался на ней.

Она была вся в белом, залитая ярким светом. Словно Ангел. В его сердце вспыхнула надежда, что Бог вспомнил о нем и все закончилось. Уголки его побелевших губ дрогнули в робкой улыбке и замерли. Лицо Ангела не источало умиротворение. Гримаса ужаса искажала миловидные черты. Склонившаяся над ним женщина или девочка (так сразу и не скажешь) явно была человеческой. Она заламывала худые руки и звенящим от волнения голосом спрашивала, нужна ли скорая.

– Выйдите, а? – хрипло попросил Михаил после приступа болезненного кашля. Разочарование острой иглой вонзилось в душу. Сменило его отчаяние. Неужели он не может даже умереть нормально?! Без зрителей.

Когда женщина неуверенно закрыла за собой дверь, он повалился на холодный кафельный пол, подтянул колени под подбородок и закрыл глаза. По дну ванны стучали тяжелые капли. Видно, она не до конца затянула кран. Сквозь гул в ушах Михаил вслушивался в размеренный стук и пытался справиться с тряской, охватившей все тело. Периодически горло разрывал сухой болезненный кашель. Ему хотелось завыть от бессилия, стыда и боли. Рядом на полу лежало скрученное в кольцо оранжевое полотенце. Что мешает ему снова набросить петлю? После того, как его вырвало во второй раз, он окончательно понял: на сегодня мужество закончилось. Не осталось ни капли. Можно и так умереть, просто лежать на ледяном полу до самого конца.

Спустя час он вышел из ванной. Организм настойчиво требовал сигарету. Из кухни на мужчину с тревогой глядели пара больших серых глаз. Он замер в недоумении. Почему она еще здесь? Хотя он в подобной ситуации тоже бы остался. Он должен что-то сказать. Извиниться, поблагодарить? Глаза у нее красивые. Серые с зеленоватым оттенком. Густые темно-русые волосы рассыпались тяжелыми волнами по узким плечам. Нитка жемчуга, едва различимая на белом платье под самое горло. Слава Богу, что не ребенок стал свидетелем мерзкого зрелища, всего лишь незнакомая женщина. Так себе женщина. Невысокая и слишком худая, даже костлявая, с совершенно плоской грудью. Вечный подросток.

Девушка поднялась со стула и робко вышла из-за стола. Ее взгляд задержался на багровых пятнах, разливавшихся по его шее. Она сцепила длинные тонкие пальцы в замок и смущенно опустила глаза в пол. Михаил хотел было поднять ворот рубашки, но не стал. Напротив, расправил плечи. Пусть смотрит, раз уж вмешалась. Похоже, никто не собирался нарушать молчание. Почему-то именно она виновато прятала взгляд. А он придирчиво рассматривал незнакомку, а не наоборот.

Злился ли он на нее? И да, и нет. Нет, потому что опять-таки поступил бы как она. Да, потому что не имела права лезть с ненужной сердобольностью и милосердием. А по сути все равно. В следующий раз он закроет дверь. На плите звонко засвистел чайник.

– Чаю? – пискнула она, и добавила твердым голосом:

– Или чего-нибудь покрепче?

Не ответив он ушел курить на балкон.

Пару минут Алена переминалась с ноги на ногу. Ее тело оцепенело от происходящего. Она металась мысленно между двумя картинами: застигнутый врасплох супруг и полутруп в чужой ванной комнате. Порой она специально переключалась на образ Димки в объятиях Жанны, чтобы хоть как-то вытеснить синеющее лицо из своей памяти. Она даже не могла вспомнить, как зажгла горелку под чайником на плите. Горячий чай – хорошо, но вряд ли сильно поможет сейчас. Она принесла из прихожей свой пакет и с тяжелым вздохом извлекла шампанское и клубнику. С бутылкой пришлось повозиться. Проволока легко поддалась. Пробка сидела слишком крепко.

Вскоре в кухню вернулся Михаил и молча забрал у девушки шампанское. Раздался хлопок, бутылка тихо вздохнула. Он достал из белого навесного шкафчика фарфоровую кружку в голубой горох и наполнил ее шипящим вином.

*****

Обхватив кружку ладонями, Алена пила шампанское маленькими глоточками, давилась кислой клубникой и старалась не смотреть на мужчину. Михаил сидел напротив у окна, медленно потягивал коньяк из большого квадратного стакана и казалось совсем забыл о своей гостье.

– Зря отказались от шампанского. Родители с шестнадцати лет стали разрешать мне немножко по праздникам. Мне оно никогда не нравилось. Горький привкус, голова мутная от него. А сегодня очень даже ничего, вкусное. И такое тепло приятное разливается по телу.

Михаил окинул женщину тяжелым взглядом. Господи, откуда взялось это инфантильное существо?

– Чувствую, скоро мне придется делиться с вами коньяком, – хрипло сказал он.

Алена смущенно покраснела и с этой минуты старалась пореже прикладываться к бокалу.

– Кстати, Михаил, – после долгой паузы представился мужчина.

– Знаю, – она улыбнулась.

А он все думает, насколько надо быть безбашенной, чтобы сначала зайти в незнакомую квартиру, а потом распивать с незнакомым мужиком с явно пошатнувшейся психикой. Он пригляделся к ней в надежде вспомнить. Когда спектакль заканчивается, и артисты выходят на поклон, он вглядывается в лица людей.

Память у него хорошая. И сейчас ее лицо ему действительно показалось знакомым. Забавно, поначалу он решил, что перед ним жалкая серая мышь. Но чем больше он на нее смотрел, тем больше понимал, женщина с лоском. Искусный макияж, легкий и прозрачный, освежал лицо и подчеркивал ее милые черты. А волосы… густые, тяжелые, ухоженные. И наверно мягкие.

Ему нравилось ее платье, хоть и простое, но явно недешевое. Благородный отблеск жемчужных бусин скромно свидетельствовал о том, что ожерелье не имитация. Никакие другие побрякушки типа серег, браслетов не перебивали мягкого сияния жемчуга. Из всех украшений лишь бусы и широкое обручальное кольцо…

– А я вас не знаю.

– Алена, – девушка выдохнула.

– Вы ходите в театр?

– Нет.

Естественно, не ходит. Значит, видела по телевизору на местном шоу или читала где-то. В кухне вновь повисло молчание. С каждым глотком Михаил оживал. Изможденный организм, наконец, отпустила многодневная тряска. Рассудок прояснялся, и голова не гудела, только снова начала болеть от звенящей тишины. Ему вдруг сильно захотелось, чтобы все вокруг загрохотало. Неважно: музыка, фейерверк или гремящий на всю улицу мотоцикл, разгоняемый беспечным малолеткой.