Чьи же эти детки… По страницам популярной телепередачи

– А где …?

Надвигался зимний вечер. Стремительно темнело. На землю упали темно-синие тени.

В морозном воздухе лениво пролетали редкие узорчатые снежинки. Снег основательно запорошил тропинку, ведущую к дому, густым пологом. Деревья в саду покрыли все веточки искрящимися валиками инея. Пушистыми шариками выглядели кусты. Сухие крапивные стебли с пожухлыми скукоженными листьями упрямо выглядывали из сугробов. Живописные грозди черноплодки, слегка прикрытые белыми шапками, грустно поглядывали на затянутые морозными узорами стекла окон.

Протяжно скрипнула дверь, выпуская из избы Геннадия. Проскребла по доскам лопата, очищая крыльцо. Прогнулись ступени. Ссыпались на тропинку белые хлопья. Шуршала лопата, вгрызаясь в снег. Разлетались по сторонам комья, пятная гладкое покрывало сугробов.

Потревожено свалились с веточек снежные буртики, расчерчивая снег короткими отрезками.

Протянулась за Геннадием ровная расчищенная полоска дорожки. Тщательно выравнивались стенки с обеих сторон. Пар клубами вырывался изо рта мужчины. Геннадий старательно прогребал в саду лабиринт ровных тропинок, огибающих спрятанные в сугробах грядки. Выбился из-под тулупа шарф. Сдвинулась на затылок шапка.

Геннадий удовлетворенно оглядел проделанную работу. Сбросив рукавицы, мужчина зачерпнул горсть снега и отер разгоряченное лицо.

Ноги протопали по порогу, стряхивая налипший снег. Лопата устало устроилась в углу.

Геннадий шагнул в комнату в клубах морозного воздуха.

Жарко топилась печка, разливая приятное тепло по всему помещению. Шелестя тулуп разместился на вешалке. Потирая руки, Геннадий прислонил ладони к горячей стенке печи.

Аля раскатывала тесто, готовясь к стряпне. Рядом улегся смазанный маслом противень.

– Ты что-то задумала? – спросил жену Геннадий.

– Да, вот решила булочки испечь, – отозвалась женщина.

– К ужину-то успеешь? – проговорил мужчина, поглядывая на часы.

– Постараюсь. А ты лучше иди к Ринатику. Кстати, он уже поужинал. А тут я и одна справлюсь.

В комнате весело прыгал на большом мяче двухгодовалый Ринат. Звонкий смех разносился по дому.

Геннадий прошел к сыну.

– А ну, давай-ка, сынок, что-нибудь построим.

Геннадий уселся на пол рядом с ребенком. Некоторое время они катали друг мячик. Потом Ринат вытащил коробку с кубиками.

В кухне брякнул вставляемый в духовку противень.

Тимур вскочил на ноги и бросился к матери.

– Что там, мама?

– Я булочки поставила, – отозвалась Алевтина, – скоро будут готовы…

– Булочки! – захлопал в ладоши мальчишка, – вкусненькие!

Рот его широко раскрылся в зевке.

– Ложись-ка уже спать.

Геннадий уложил ребенка, старательно подоткнул одеяло. Щелкнул выключатель.

В помещении поплыл аппетитный аромат.

– Ой! – воскликнул сквозь дремоту Ринат и вскочил в кроватке, – Булочки!

– Спи, маленький, – ласково произнесла Алевтина, – они горяченькие. Ты ротик обожжешь. Утром они остынут и покушаешь холодненькие… Засыпай скорее.

Некоторое время поворочавшись, Ринат заснул…

…Яркий свет заставил мальчишку проснуться.

Ринат резво поднялся на ноги. Оглядевшись по сторонам, он развел ладошки в стороны.

– А где мои аодненькие булочки? – растерянно произнес о

Муха…

Поездка выдалась на редкость продолжительной. Сначала они тряслись в переполненном автобусе, направляясь в поликлинику. Затем последовало утомительное ожидание в длиннющей очереди. И это все из-за очередной справки нужной только для того, чтобы устроить ребенка в детский сад.

Ринат оживленно суетился в просторном холле и коридорах, бегая наперегонки с другими детишками. Очередь продвигалась до удивления медленно. Наконец, перед Алевтиной и Ринатом открылась дверь кабинета.

Ринат, с любопытством оглядываясь, перешагнул через низенький порожек…

…Вагон дребезжал. За трамвайным окном проплывали заснеженные улицы. Деревья выглядели нереальными, словно искусственными. Белые пушисты веточки напоминали нечто сказочное. А еще больше они похожи на печенье «спаржа» из далекого детства. Алевтина заворожено провожала взглядом приуснувший в сумерках город. Рядом с женщиной уткнулся носом в запотевшее окно Ринат. Мальчишка откровенно скучал. Тянущиеся мимо пейзажи нисколько не впечатляли его.

Стянув с ручонок варежки, ребенок принялся выводить на подзастывшем стекле замысловатые узоры.

Ринат увлекся новым занятием. Он старательно водил по стеклу пальчиком, от усердия высунув кончик языка. Ссыпались из-под пальцев оконного художника мелкие хлопья соскребаемого инея. Кружочки, черточки, изображаемые мальчишкой, пересекались в самых неожиданных сочетаниях.

Некоторое время Алевтина заинтересованно наблюдала за действиями сына.

Наконец, женщина не выдержала:

– Что ты рисуешь? – спросила она.

Ринат обернулся к матери.

– Как ты не видишь? – громко возмутился он, привлекая к себе внимание немногочисленных пассажиров.

– Что я должна увидеть?

– Да, ты смотри, – запальчиво проговорил Ринат, тыча пальчиком в изображенные на стекле каракули.

Как ни старалась Алевтина разобраться в линиях, нацарапанных сыном, так и не смогла.

– И что это у тебя? – не выдержав, спросила она.

– Муха! – уверенно заявил мальчик.

– Муха? – удивленно переспросила Алевтина.

– Ну да!

Ринат водил пальцем по нарисованным линиям приговаривал:

– Это у мухи крылышки! – палец выводил два длинных овала.

– Это – тувилище, – еще один овал побольше.

В салоне трамвая внезапно наступила тишина. Редкие пассажиры внимательно прислушивались к разговору. Мало ли что можно услышать.

– Это – головка, глазки, ротик. А это – носик, – продолжал пояснения Ринат.

Путешествие пальца по рисунку продолжилось.

– Это лапки!

Алевтина внимательно вгляделась в линии.

– А это что?

– А это у мухи пися!

Пассажиры закатились в единодушном хохоте…

– Мясо…

В доме появились редкие гости. Из другого города приехали друзья, давно не посещавшие Геннадия и Алевтину.

Отряхнув в сенках промокшую одежду, гости проскользнули в прихожую. Простучала снятая обувь. Сергей, оживленно жестикулируя, приветствовал Геннадия.

– Привет, дружище, – грохотал он громовым басом, – давно не встречались.

– Лет десять, – радушно отозвался хозяин квартиры, – да, вы проходите, не стесняйтесь.

– Мы и не стесняемся, – заявил Сергей, проходя мимо Геннадия.

Лариса прошмыгнула следом за мужем.

В комнате стало неожиданно тесно и шумно. Сергей и Лариса заинтересованно разглядывали сделанный хозяевами ремонт. Геннадий гордо демонстрировал собственноручно приклеенные обои.

Сергей внимательно вглядывался в тесно расставленные на самодельных, во всю стену, стеллажах книги. Пальцы медленно поглаживали корешки, время от времени останавливаясь. Сергей вчитывался в названия. Доставая отдельные тома, Сергей шелестел перелистываемыми страницами.

Посреди комнаты копошился Ринат, увлеченно перебирая рассыпанные по столу игрушки. Он выстроил из кубиков вполне приличный замок. Геннадий осторожно перенес Ринатову постройку на комод, освобождая стол.

На кухне хлопотали женщины, готовя угощение. Они о чем-то приглушенно беседовали.

Мужчины начали выставлять на стол стаканы и рюмки. Брякали тарелки.

За окном постепенно темнело.

Сергей несколько раз украдкой посмотрел на часы.

– Вы куда-то торопитесь? – удивленно спросил Геннадий.

– Не особо, но…

– Никаких но, – оборвал друга Геннадий, – и так очень редко видимся. Ночуйте у нас. Все равно завтра выходной…

Разговор прервал протяжный зевок Рината. Мальчишка с упоением широко зевал, сопровождая это действие громким завыванием.

– У-у… Приплыли, – протянул Геннадий, – видишь, засыпает.

– Тогда укладывай уже ребенка, – посоветовал Сергей, – а мы вполне можем посидеть и на кухне.

Геннадий уложил Рината в кроватку. Мальчишка повернулся на бок и сладко засопел, проваливаясь в сон.

Мужчины бесшумно перенесли в кухню все приготовленное для застолья. Женщины торопливо накрыли стол. Щелкнул выключатель, погружая комнату в темноту.

Хлопнула дверца холодильника. Проскрежетала отвинчиваемая крышка бутылки. Забулькала в бокалах жидкость. Застучал нож, нарезая огурчики, сыр, колбаску. Зашуршала накладываемая в тарелку нарезка. С характерным звуком открылась банка селедки. Звякнули раскладываемые возле тарелок вилки.

Придвинулись к столу стулья. За столом завязалась неторопливая негромкая беседа. Еле слышно шкворчала на сковородке поджариваемая картошка. Звенело сталкивающееся стекло бокалов. Звучали негромкие тосты.

Алевтина, легко приподнявшись со стула, открыла крышку сковороды. Шкворчание картошки стало более слышным. Защелкали выпрыгиваемые из сковородки капельки растопившегося масла. Над собравшимися прокатился аромат жареного. Густо запахло специями. Алевтина, оглянувшись на темную комнату, поспешно опустила крышку обратно.

– Еще немного, – проговорила она, – и будет готово.

Дзинькнули бокалы в очередном тосте. Звякнули вилки, подхватывая куски нарезки. Неторопливо тянулась беседа, разделяемая возгласами: «А помнишь?»

– Пора, – произнесла Алевтина, отключая электроплитку.

Сковородка устроилась на специальной подставке. Алевтина отложила в сторону крышку.

Неожиданный шум у двери заставил всех обернуться.

В дверях стоял заспанный растрепанный Ринат. Кулачки усиленно протирали глаза.

– Мясо едите? – обиженно протянул мальчишка…

Дорога домой…

Алевтина с Инной возвращались из садика. Санки легко скользили по утоптанной заснеженной дорожке. Инна крепко держала в кулачке лопатку и заинтересованно таращилась по сторонам. Желтовато-коричневые сухие стебли засохшей крапивы, накрытые пушистыми снежными шапками, возвышались над сугробами. Девочка старательно сшибала лопаткой их верхушки. Рассыпался под ударами снег, пятная слежавшуюся гладкую поверхность. Тихонько поскрипывали полозья санок. Сверкали на солнце искорки ледяных кристалликов. Шелестело при каждом шаге пальто Алевтины.

Мелькали, перелетая с дерева на дерево, синички. Нахохлившись устроились на увешенной ярко-красными гроздями рябине воробышки. Хрипло кричали в вышине безоблачного неба серые вороны. Пробежала по стволу стремительная белочка. Испуганно вспорхнула от зверька белобокая сорока. Важно шагали по тротуару голуби, покачивая при каждом шаге головами. К голубиной компании спланировала ворона. Ткнув клювом хлебную корку, она поднялась и улетела. Голуби растерянно продолжали шествовать по дорожке, выискивая что-то, заметное только им.

Алевтина загадочно обернулась к дочери.

– Ну-ка, Инночка, – обратилась она к нему, – скажи, чем ворона отличается от голубя?

Мало ли чем могли различаться в принципе похожие птицы. Можно, конечно сравнить размеры, цвет. Мало ли чего еще…

– Карром! – уверенно заявила девчушка.

– Каром? Это… – не сразу сообразила женщина.

И вдруг поняла: «Вороны же кричат: Карр, карр». Удивительно точное и неожиданное получилось сравнение.

За поворотом тропинки показалась остановка трамвая.

Санки остановились. Прижимая лопатку к груди, Инна неуклюже поднялась. Рука в варежке поправила шарфик.

Ожидание затягивалось. Алевтина огляделась по сторонам. Возле отдаленной девятиэтажки пробежала стайка бродячих собак.

– Ой! – вскрикнул девочка, – собаки!

Она теснее прижалась к маме. Ладошки закрыли лицо. Брякнулась на тропинку выроненная лопатка.

– Вдруг собака дырочку прокусит! – еле слышно проговорила Инна, – и мяско выест… Я же из мяса сделана…