Да и речь у него была под стать этому образу – отрывистая, резкая, напоминающая лай.
Сержант, попыхивая трубкой – я обратил внимание, что здесь многие их курят, чего я не одобрял – изучил мои бумаги, рассказал о дневном распорядке, правилах лагеря, оснащении, кормёжке и прочих вещах, о которых стоило знать. Мне предстояло провести здесь несколько недель, дожидаясь прибытия нового капитана.
Дни в Ветренном лагере тянулись долго и были похожи один на другой как две капли воды. Ранний подъём, помывка, зарядка, завтрак, физические тренировки, обед, тренировки с оружием, обучение тактике и стратегии, ужин, пара колоколов свободного времени – и отбой.
И так изо дня в день.
Для меня, сына генерала Слэйта, с молоком матери впитавшего воинскую науку и обученному куда лучше половины Имперских офицеров, занятия у сотников представлялись на редкость бесполезными. Всё, что они рассказывали о построениях, манёврах, использовании преимуществ местности, тактических порядках, оснащении армии, разведке и прочем, я уже знал, и знал куда лучше них самих.
Поэтому откровенно скучал, хоть и не подавал виду. Да и чего было ожидать? Здесь всё-таки не будущих генералов готовили, а рассказывали рядовым и сержантам основы, чтобы те не глупили во время боя.
После того как меня определили к «Речным воронам» с остальными новобранцами я уже не контактировал. Вместо этого жил и тренировался с десяткой Хенрира и ждал прибытия нового капитана.
Поначалу остальные вояки отнеслись ко мне с пренебрежением. Это было понятно – каждый из них прошёл не одно сражение и считал честью вступить в довольно известный среди северного кулака армии отряд. А я только-только приехал и «не нюхал крови», как выразился Хенрир.
А в приграничье она лилась постоянно.
То, что я слышал о войне, пока жил в Верлионе и отцовском поместье, или читал в газетах, большей частью не соответствовало действительности. Из разговоров с Хенриром и некоторыми другими солдатами, побывавшими в боях, стало понятно, что Ялайское королевство вовсе не было загнано в угол, в чём жителей Империи настойчиво пытались убедить.
Всё было куда хуже. На реке Логейн у “тёмных” была выстроена серьёзная оборона, как и у нас – на реке Тариэль, так что фактически эти рубежи и были границами двух стран.
Но вот от земель нордов на севере до самых Аларских гор, между реками Тариэль и Логейн раскинулись тысячи и тысячи лиг, ставшие бесконечным полем боя. Хребты Сумрачных гор, Ветренная равнина, Сантимский лес, Тенистая долина, Грязное междуречье, Близнецы, Стылое нагорье и многие другие места – всё это не принадлежало ни Империи, ни Ялайскому королевству.
И если западная часть, вплоть до Сумрачных гор, ещё хоть как-то охранялась нашими войсками, патрулями, туда поставлялась провизия и регулярно обновлялись отряды, полки и роты, то Восточная являлась “ничейной” землёй. Там почти не было поселений, и как только там оказывались наши отряды, Ялайские отродья устраивали на них охоту.
Кроме этого, Последователи Ирандера совершали постоянные вылазки на запад по разным направлениям. Их отряды, роты и полки курсировали по приграничью, не давая покоя нашим войскам и периодически совершая налёты на укреплённые города и крепости.
На юге же, между Аларскими горами и Гиблыми болотами, “тёмные” расположили внушительную часть своей армии, которую нам приходилось сдерживать.
Вот и получалось, что на узком перешейке торчали войска обеих сторон, не имея возможности атаковать друг друга. А остальная часть армий была растянута по огромной территории в тысячи и тысячи миль, безостановочно сталкиваясь, но не имея сил перейти в масштабное наступление – ведь в таком случае пришлось бы оставить южный фронт беззащитным.
Именно поэтому в последнее время имперские вербовщики работали так активно – генералы Северного кулака получили приказ нарастить численность войск, чтобы перейти в наступление.
* * *
Всё складывалось неплохо – Хэлгара Слэйта считали мёртвым, Айрилен меня не узнала, я прошёл проверку, получил назначение на фронт и даже более-менее влился в коллектив десятки, к которой меня прикрепили. Конечно, в самом начале меня попытались, как это тут называется, «Приставить к делу».
А если точнее – сделать «шнырём». Таких в каждой сотне набирался почти десяток. Принести, унести, постирать, почистить, отполировать, зашить, приготовить, сбегать, найти… Такие солдаты не пользовались уважением своих товарищей, и были если не рабами, то прав имели куда меньше, чем все остальные. За непослушание, ошибки или дерзость их могли избить, и даже если «шнырь» шёл жаловаться, весь отряд подтверждал, что никто его не трогал.
В общем – так себе порядок, как по мне. Но кто спрашивает новичка о подобных вещах? Когда низкорослый, но крепкий, рябой парнишка из нашей десятки по имени Пек, лет двадцати, велел постирать его бельё, остальные солдаты лишь молча смотрели, как я отреагирую.
Это была проверка.
У нас как раз было свободное время вечером, и вся десятка отдыхала в казарме, когда Пек подошёл к моим нарам.
– Постирай сам, – отрезал я тогда, штопая прохудившуюся куртку. – Или найди прачку.
– Так я уже нашёл, зелёный, – усмехаясь и засунув большие пальцы за пряжку ремня, Пек встал напротив меня. – Давай по-быстрому, метнись на речку, пока я тебе не показал, что к чему.
– Ты, похоже, глуховат? – уточнил я, поднимая на него взгляд. – Отвали.
– Слышишь, ты! – Рябой парень присел на корточки. – Я на Стылой равнине с тёмными сражался, пока ты свою задницу у мамкиной печи грел! И чтобы не замёрзнуть, кровь убитых в тундре волков пил! Мне тебе зубы повыбивать – как раз плюнуть, так что давай, шевели булками!
Он встал на ноги и демонстративно пнул по куртке, свисающей с моего колена.
– Ещё раз так сделаешь, и я тебе нос сломаю, – спокойно ответил я.
– Чё? Вы посмотрите, какой борзый! – хохотнул Пек, поворачиваясь к остальным солдатам. Впрочем, никто его не поддержал, и я сделал вывод, что парнишка не встретит особого одобрения со своими действиями. – Давай, деревня, хватай мои шмотки, пока я из тебя дурь не выбил и…
Он снова пнул по моей куртке. И пока ступня мелкого гадёныша не опустилась на дощатый пол я, не вставая с места, ударил его пяткой в голень опорной ноги. Пек рухнул как подкошенный, с размаху ударившись носом о край деревянных нар, на которых я спал. Послышался хруст, затем парень застонал, попытался встать, но я ухватил его за плечо, перевернул и придавил коленом к полу.
– Не знаю, где ты там сражался, парень, – напуская в голос льда, сказал я. – Но с реакцией у тебя беда. Ещё раз подойдёшь ко мне с таким… предложением – сломаю не нос, а руку. А свои вонючие портки стирай сам. И радуйся, что мои не придётся.
Я отпустил его, и Пек, стремительно отпрянув, вскочил на ноги.
– Не, ну вы только посмотрите на него! – взвизгнул он. – Рик, Сандро, Телль! Давайте-ка проучим наглеца!
– Успокойся, Пек, – пробасил Хенрир, лежащий на скамейке в углу помещения, рядом с жаровней. Честно говоря, я думал, что он спал. – Тебя же предупредили. Ты не послушал, и справиться с парнем сам не сумел.
– Но он же…
– Он за себя легко постоял, – отрезал десятник. – А вот ты – нет.
– Хенрир, я…
– Заткнись, – ровным голосом перебил его сержант, и Пек мгновенно замолчал. – Заткнись и метнись наружу. Найди нам чего-нибудь пожевать на кухне.
Утирая кровь с лица, Пек стрельнул в мою сторону недобрым взглядом и вышел из казармы. Остальные солдаты десятки даже не шелохнулись во время этой нелепой разборки, а я вдруг понял, что нажил себе в отряде первого врага…
* * *
Главное, что меня беспокоило в те две декады, пока мы ждали нового капитана – невозможность нормально поговорить с Беренгаром и продолжить обучение. Слишком много людей крутилось вокруг, и человек, впавший в ступор перед раскрытой книгой безо всяких надписей, наверняка вызвал бы массу подозрений.
Впрочем, спрятанный в паре колоколов пути от лагеря камень Эрленкар тоже был проблемой. Хотя именно с ним решение нашлось быстро. При всей строгости распорядка и проверках приезжающих я выяснил, что солдат из военного расположения наружу всё же выпускают.
Кто-то ездил в ближайший посёлок к шлюхам, кто-то туда же, но чтобы выпить на грязном постоялом дворе. Понятное дело, просто так никого не выпускали – увольнительные были наградой отличившимся, и мне, как новичку, не полагались.
Но существовал и другой вариант, куда проще. Можно было просто дать на лапу нужному человеку – заместителю коменданта, который заведовал всеми бумажками лагеря.
Деньги у меня были, так что договориться труда не составило. Зайдя к нему через Хенрира, которому тоже пришлось приплатить, за день до прибытия нового капитана я отдал «бумажному» сотнику два недельных жалованья и получил официальное разрешение. Взял свою клячу, прокатился до дерева, где зарыл камень Эрленкар, надёжно припрятал его за пазуху и, чтобы не вызывать подозрений, всё-таки доехал до крестьянского поселения.
Посидев в таверне пару колоколов и выпив две кружки кислого пива, я приехал обратно. Благо, на воротах в лагерь никто не обыскивал возвращающихся солдат.
* * *
На следующий день после того, как я забрал магическую фреску, приехал новый капитан «Речных Воронов».
Ранним утром, сразу после побудки наш десяток строится у казармы и ждёт сотника. Он приходит вместе с Гавейном, неизменно дымящим своей трубкой.
