– Хорошо мой хозяин, – крикнул радостно Ермошка и убежал исполнять распоряжения.
Банник убежал, хлопнув дверью, а Домовой, вскочив с кровати, потянувшись и зевая, вышел на крыльцо. На улице светило солнце, мелкий нежный ветерок, тихо играя, гонял по двору мелкую листву, упавшую с деревьев. Виктор, спрыгнув с крыльца, направился не спеша к колодцу, сегодня надо было опять повторить вчерашнюю процедуру, нырнув головой в ледяную воду в ведре.
Тряся головой и расфыркивая, словно пес, Виктор сразу почувствовал, что проснулся. Ледяная вода, прямо обожгла виски, и сначала холод, а потом жар прошелся волной по всему телу. Сделав пару приседаний и попрыгав на месте, Домовой бегом забежал на крыльцо и скрылся внутри дома. Решив приготовить завтрак, Виктор, заглянув в холодильник, понял, что там, только мышь, которая вчера повесилась, не выдержав вечерних баталий.
– Вот блин, забыл в магазин сходить, совсем памяти не стало, – захлопнув пустой холодильник, выругался про себя Домовой.
– Ладно, придется тащиться сейчас, а то с голодухи буду зубами щелкать, – натянув на себя футболу, выскочил во двор, направляясь к калитке.
На улице было тихо, только лаяло несколько собак, наверное, обсуждали что-то свое, интересное, между собой. Идя по деревенской дороге, Виктор, осматривал свою деревню уже не из кабины уазика, а изнутри, шагая быстрым шагом к магазину.
На встречу попался один дедка и какая-то старуха, тащила на веревке упирающуюся козу, точно не хотевшую никуда идти. Коза жалобно блекла и, упираясь задними ногами в землю, пыталась боднуть рогами бабку, но та ловко, словно молодая стройная газель, подскакивала и отпрыгивала в сторону. И слышался отборнейший мат, ну ни как Домовой не ожидал такого, от такой милой на вид бабули. Бабка уже видно, устала силком тащить козу, и похоже мечтала, что та или сдохнет или провалится сквозь землю, это выходило из набора слов, гремевших на всю округу, от такой небольшой и миленькой старушки. Домовой, пробежав быстро мимо деда и бабуси с рогатой «подружкой», поздоровавшись, быстро поскакал к уже видневшемуся магазину.
Влетев в магазин, он с солнечного и ясного утра попал в полуночный сумрак. В магазине было пасмурно и темно. Из всех висевших светильников на потолке, горел только один, да и от него проку было мало. За прилавком у кассы, стояла сочная, ну прям кровь с молоком, молодуха, щёки были румяные, пухлые губы, нос картошкой. И самое главное и аппетитное, что сразу бросалось в глаза, это была огромная грудь. Она выпирала так, что мимо проходившие рядом с этой барышней мужики, всегда останавливали свой голодный взгляд на такой шикарной и аппетитной груди. И будь их воля, они бы точно раздевали бы красотку не только глазами, но и своими руками, которые так и чесались схватить и прикоснуться к такому богатству и красоте.
Нервно глотнув и прокашлявшись, Виктор быстро, стараясь не глядеть на красотку, перечислил, что ему надо и, набрав полную авоську еды, стал расплачиваться с продавщицей.
– Смотрю я, вот и вижу, такой красивый и статный мужчина появился у нас в деревне,– нежно заигрывая, проворковала дама. Виктор, стараясь глядеть только ей в глаза, что не очень и получалось, проклятый взгляд вечно опускался сам вниз, схватывая в нежные объятья, и раздевал догола аппетитные сочные груди продавщицы. Из-за этого на лице Виктора расплывался багровый румянец, а продавщица, видя все это, мило улыбаясь, хохотала, считая сдачу покупателю.
– Ну, вот влип, так влип, и неудобно как,– мысленно ругал себя Домовой, пытаясь быстрее завершить покупки и сбежать от такого нежного взгляда, сексуального продавца.
Создавалось впечатление, что в этой деревне мужчин не было, а были одни старухи и старики, и голодная продавщица увидела в нем, того самого жеребца, которого она ждала всю жизнь.
– Ну, так вы к нам надолго, в гости и к кому, если не секрет?
– Да нет, я, наверное, надолго, и не в гости, а к себе, точнее жил тут я, давно с дедом, дом остался, и я вернулся, смущаясь от взгляда дамы продавца,– отвечал Виктор. Быстро скинув сдачу в карман, он, попрощавшись с продавцом, как ошпаренный, выскочил за дверь, и быстро побежал по дороге, боясь, что вдруг его остановит окрик и ему придется вернуться. Сзади был слышен звонкий смех красотки, которая оценила, как быстро улепетывал Домовой. Чуть не потеряв по дороге часть продуктов, которые выскакивали из его сильно болтавшейся авоськи деда.
– Фу, вот пронесло, залетая в калитку и подбегая к крыльцу,– с Виктора градом лил пот.
– Хе, откуда это ты, как ошпаренный скачешь? Точно в магазине был,– громко ржал, как сивый мерин Алешкин дед. Точно Зинка продавщица напугала,– вон, как сваренный рак прискакал, такой же красный.
– Как тебе, Зинкина грудь? Все мужики в деревне каждый день в магазин бегают не по разу, поглядеть лишний раз на здоровенные сиськи, зайдут и слюни пускают. Ладно бы молодежь глазела, так нет, старые хрычи в первых рядах скачут, словно Чапаевы. Одной ногой в могиле уже стоят, так нет, все равно надо быть первыми. Тьфу, короче нашли себе развлечение под старость.
– Ну, ты уж Степанович раздул тут проблему. Что старым дедкам в деревне на пенсии делать? Кто в лес за грибами, кто на рыбалку или охотой промышляет, а иногда не только хлеба надо, но и зрелищ подавай, вот ваша Зинка и дает им "зрелище",– засмеялся Виктор. Только, что ей со стариками то делать? Ей молодого давай, чтоб о-го-го… а не старого, сморчка стручка,– засмеялся Виктор.
– Ладно, посмеялись, и хватит, ты Степанович завтракать будешь? Я сейчас быстро приготовлю.
– Да нет, я уже дома поел вкусно, так что готовь и ешь сам, я подожду тут тебя на крылечке, – присаживаясь на крыльцо. Виктор быстро убежал в дом, и там забренчали сковороды и посуда, раздался звук поджариваемых яиц, хлопал холодильник. Примерно минут через пятнадцать на крыльцо выплыл Домовой, улыбаясь во весь рот и от удовольствия поглаживая свой живот.
– Ну вот Дед, можно и делами заняться, подкрепился знатно, силы ух, аж через край прет.
Дед в это время смотрел в сторону бани, откуда из трубы валил черный дым, были слышны стуки и какие-то бряканья. Виктор тоже повернул голову на звук.
– Это что там дед, банник шумит? Вроде дал задание ему баню топить, а создается впечатление, что он ее по частям разбирает.
– Да пес его знает, ответил дед Алексея. Вот смотрю уже минут двадцать, как он бегает, туда суда, то дров утащит, то ведрами с водой гремит, то еще, что-то делает. Надо бы глянуть сходить, а то мало ли что.
– Пошли, дойдем, Прохор Степанович, а то и правда и баню так ненароком спалит. И спрыгнув с крыльца, Виктор и дед неспешным шагом двинули к бане.
Заглянув в полураскрытую дверь, они увидели чумазую рожицу Ермошки, который чем-то металлическим стучал по железной трубе печки, при это что-то приговаривая, бормоча себе под нос.
– Эй, Ермошка, ты что там, заклинания какие-то шепчешь? – крикнул Виктор громко под самое ухо банника. То сначала присел, потом подпрыгнул до самого потолка, стукнувшись головой.
– Да, чтоб вас,– шепеляво ответил он. Язык вот прикусил из-за вас, зачем пугать то так? – развернувшись к двери, прошепелявил банник.
– Ну, уж извини, не хотели мы. А ты что тут такое химичишь, и шепчешь? – вон какой черный дым из трубы валит.
– Это, труба засорилась, вот я и постучал по ней, чтоб сажа в печку упала, и тяга лучше стала. А шепчу, так, маленькие волшебные словечки, чтоб баня хорошо прогрелась, пахло в ней словно в лесу, елкой и пихтой, а то пока вот пахнет плесенью и сыростью. Долго не использовали по назначению.
– Ладно, все ясно. Как все будет готово, нам сообщишь,– крикнул Домовой, а мы пока пошли, есть дела у нас с дедом.
Выйдя из бани, Домовой с дедом направились к дому, на крыльце которого сидел, дожидаясь их дворовой.
Дворовой сидел и потягивал трубку, пуская дым колечками вверх.
– О, да ты у нас, любитель подымить никак? – прищуривая глаз, а другим разглядывал Домовой дворового.
– Ну, так, это деду вашему надо сказать спасибо, вот приучил меня, что б ему. Сижу вот трубки и покуриваю, что б им, будь они не ладны, так кашель достал мочи нет, и не бросишь теперь уже, вот и мучаюсь, – выплевывая следующую порцию колец, пробурчал Дворовой.
– Так ты брось, всего-то, взял и бросил и красота.
– Ага, пробовал не получается, да и легко вам тут рассуждать, – сами не курите, а туда же, с рассуждениями, что да как.
– Так-то я курил давно, но бросил, и больше не хочу, – ответил Виктор, глядя на Деда Алексея.
– А я что, я совсем не курил, нечего так на меня смотреть,– буркнул быстро дед Прохор.
– Вот, я о том и говорил, – ответил Дворовой, и продолжил.
– В общем, сегодня вечером, соберется весь бомонд деревни, да и с окрестных лесов кое-кого занесет, познакомлю вас со всеми. Надо нам столы, вон там за баней выставить, и стулья принести, накрыть скатертью, ну кое-что из еды выставим, а с остальным, все на огонек, сами придут и принесут. Так что Виктор Павлович, идем готовиться, и гостей будем встречать. Дед Прохор, немного потоптавшись и кашлянув для вида пару раз, спросил:
-А мне, что делать?
– Ну что, будешь помогать и как почетный гость за столом, рядом со мной сядешь,– смеясь, и подмигиваю деду, ответил Домовой.
Все быстро засобирались и пошли готовиться к приему "деревенских гостей".
Вот так и пролетел незаметно день, пока готовили стол, накрывали, ходили к деду Прохору, за соленьями, молоком, стульями и самогоном, потом Виктор ушел в баню, мыться и париться.
К вечеру все было готово, и гостей вышли на крыльцо встречать. Виктор, стоявший, как красный рак, распаренный банником в парилке, сам банник Ермошка, отмывший всю сажу и грязь, и выглядевший, так как будто 30 лет сбросил, и стал похож на малосольный огурец. Дворовой Егорка, натянувший на себя новые шмотки, вынутые откуда-то из чулана и дед Прохор, тоже принарядившийся к этому случаю.
Наконец стали появляться первые гости. Причём приходили они не со стороны улицы и калитки, а со стороны бани, появлялись из воздуха, как будто из тумана.
Виктор недоуменно, смотрел то на гостей, то на Егорку и Ермошку.
Дворовой видя замешательство, шепнул Домовому.
– У нас тут свои пути дорожки, не каждому ведь дано нас видеть, вот и ходим так, не заметно,– и, улыбнувшись, подмигнул.
