«Людочка, не забывай никогда этот день», – сказала я себе.
Стали сниться прекрасные сны, в которых Вадим обнимает и целует меня.
Мы ходили по улицам и в метро, взявшись за руки. Прохожие оглядывались на нас, наверно, завидовали нам и думали: «Какие они счастливые!»
Вадим прочитал мне еще одно свое новое стихотворение. Я переписала эти стихи в свой дневник. Помню его наизусть. Такое ласковое, трогательное:
20 ЛЕТ
Людочка, милая, хорошая моя,
Давай присядем вместе у огня.
Сядем тихо, как мыши,
Нас никто не услышит.
Будем рядом сидеть – вспоминать
То, что прошло, и что будет – гадать.
Нашалившие дети, убежавшие от расправы,
Только мы не дети – на нас нет управы.
Большие, веселые, грустные – иногда,
А сколько нам лет? – Небольшие года.
Можно шалить, чтоб весело всем,
А можно убежать от людей совсем.
За руки взявшись, большие дети,
Идут, нет счастливее их на свете.
Пусть, что угодно, люди говорят:
Молва не пугает нас, ребятят.
Мы не боимся, что будут смеяться,
Скажут: «Дети лет под двадцать».
Что ж двадцать. Самые года
Любить и влюбляться, грустить иногда.
Пройдут года, будем вместе иль нет,
На это никто нам не даст ответ.
Но вспомним всегда, что было нам двадцать
И можно было любить и влюбляться.
Мне тоже хотелось говорить и писать ему пусть очень неумелые, но такие ласковые слова:
Вадик, дорогой,
Подойди сюда,
Обними, родной,
Поцелуй меня.
Будь моей звездой
Средь солнечного дня.
Так хорошо с тобой,
Тоскливо без тебя…
Я вместе с Вадимом стала пропускать лекции и другие занятия в институте. К практическим занятиям вообще перестала готовиться.
* * *
Подошла зимняя сессия. Все экзамены я сдала на отлично, но пятерки мне достались с большим трудом. Особенно мне запомнился экзамен по сопромату. Я не была ни на одной лекции по этому предмету и выучила все входящие в экзаменационные билеты вопросы за те четыре неполных дня, которые нам дали на подготовку к экзамену. На экзамене теоретические вопросы билета я знала, а задача показалась мне очень трудной. На ее решение потратила много времени, но, в конце концов, смогла решить. За ответ получила пятерку, но вышла с экзамена бесконечно измученной.
Все было бы прекрасно, но возникли неприятности с Вадимом. Он провалил в сессию три экзамена: физику, сопромат и математику, да еще у него был хвост по черчению. Сопромат, правда, Вадим быстро пересдал. Ему снова грозило отчисление из института.
Мама Вадима Инна Игнатьевна забила в набат. Она приехала в институт, пришла в деканат и разговаривала с заместителем декана Алексеем Константиновичем Климовым. Потом Инна Игнатьевна поехала домой к куратору нашей группы Елене Дмитриевне. Мама Вадима была возмущена. Она считала, что во всех неудачах ее сына виновата я.
Елена Дмитриевна передала нам с Вадимом весь свой разговор с Инной Игнатьевной. Разгневанная мама рассказала нашему куратору, что ее сын часто ездит домой к Люде, а эта девушка сбивает его с правильного пути. Инна Игнатьевна говорила, что куратор группы должна потребовать от Вадима, чтобы во время зимних каникул и после них, он не виделся с Людой, пусть сын забудет ее.
Елена Дмитриевна старалась успокоить расстроенную женщину. Она сказала:
– Инна Игнатьевна! Я хорошо знаю Люду. Она очень хорошая девушка. Учится Люда на отлично, студенты из ее группы уважают и любят Люду. Они выбрали ее комсоргом группы, она хорошо и с интересом работает комсоргом. Я никогда не поверю в то, что Люда может плохо влиять на Вадима. Да ему просто повезло, что он дружит с этой девушкой!
Эти слова Елены Дмитриевны не произвели на маму Вадима никакого впечатления. Она продолжала стоять на своем. Инна Игнатьевна говорила возбужденно:
– Если вы, Елена Дмитриевна, не поможете мне, то я заявлю в комсомольскую организацию!
Мама Вадима была почти в истерике.
Вадим молча выслушал все, о чем рассказала Елена Дмитриевна. Мне он тоже ничего не сказал.
Как же он повел себя потом? Вадим полностью подчинился маме. Вместо того, чтобы доказать ей свою правоту, вместо того, чтобы объяснить ей, как я ему помогла в учебе.
Еще до начала экзаменов я купила билеты в театр на спектакль «Дело о разводе». Мы договаривались пойти с ним в театр вместе. После разговоров Инны Игнатьевны в деканате и с Еленой Дмитриевной и после беседы Елены Дмитриевны с нами я спросила Вадима:
– Вадим! Что же мне теперь надо продавать билеты?
– Зачем продавать? Пойдешь со своей мамой, – ответил он.
Как будто камнем по голове ударил!
«Просто он совсем безвольный! Кисель какой-то, раз мог мне так ответить», – подумала я.
У меня в голове все время толпились беспокойные мысли о Вадиме, о том, как ему жить дальше. Вадиму не нравился наш институт и учиться в нем ему было трудно. Зато у него были большие способности к гуманитарным наукам, интерес к литературе. Стихи он писал неплохие, некоторые из них мне казались просто замечательными. Поэтому я считала и всегда говорила Вадиму, что ему нужно поступить в другой институт.
Постоянно я мысленно разговаривала с Вадимом: «– Вадим, милый! Спасибо тебе большое за твои замечательные стихи. Я буду помнить их всю жизнь, они помогут мне в трудную минуту.»
В его стихах – все самое лучшее, что есть в нем, за что Вадим мне всегда нравился. Только в последнее время мое отношение к нему сильно изменилось.
Я хотела, чтобы он стал человеком, чтобы сам себя уважал и чтобы его уважали другие люди.
– Вадим, переходи в другой институт! Ты не должен страдать из-за того, что учишься хуже других! – говорила ему я.
Но я поняла, что его мама так сильно любит своего сына, что вовсе не интересуется тем, что у него в душе. Она считает, что ему не нужна любовь, не нужен никакой другой институт, ему нужно здесь тянуть свою лямку, а нравится ему это или нет, это ее не касается.
