banner banner banner
Черные очки
Черные очки
Оценить:
 Рейтинг: 0

Черные очки

Черные очки
Лиана Риде

Про человека, который видит вокруг только хорошее, говорят, что он смотрит на мир сквозь розовые очки. А если человек замечает только плохое? Героиня повести «Черные очки» погрузилась во тьму злобы, где мир рисовался ей черным цветом. Только дружба и любовь откроют для нее мир во всем многообразии красок.

Черные очки

Лиана Риде

© Лиана Риде, 2023

ISBN 978-5-0059-8833-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мой мир

Моя жизнь в школьные годы была похожа на черно-белое кино, нет, скорее на черный квадрат. Все, что я чувствовала и о чем думала, все было черного цвета. Все, что со мной происходило, тоже было окрашено черным.

Я выросла в неполной семье. Меня воспитывала одна мать, ну как воспитывала, пыталась. Сколько я себя помню, она все время была где-то там, говорила, что на работе. Детство мое проходило в круглосуточных садах и интернатах. А мать все работала и работала. Конечно, у нас потом появилось какое никакое жилье, объедками не питались, но зато в нашей семье воцарилось полное непонимание. Я не понимала, зачем мать вдруг стала интересоваться моей жизнью, а она не понимала, почему я не удовлетворяю ее интерес и не доверяю ей.

Все детство я тянулась к ней, нуждалась в ее общении, в ее ласке и добром слове, но не получала ничего. За 14 лет такой жизни я научилась жить одна, подавлять свои желания и засовывать их далеко и глубоко.

Я стала волчицей одиночкой, которой никто уже не был нужен. Конечно, я училась в школе, и мне приходилось жить среди людей. Но общество меня сильно угнетало. Я устала от сверстников еще в интернате. Там я жадно мечтала об отдельной комнатке, пусть даже это была бы крохотная коморка, но чтобы рядом никого не было. Вместо этого я все детство провела в большой спальне, где было много кроватей, на каждой из которых жил малолетний сопляк. И вот в 14 лет у меня появилась отдельная комната, где я наконец-то могла предаться своим мыслям и мечтам.

Я часто мечтала о какой-нибудь глобальной катастрофе, после которой выжила бы только я, а остальные сгинули бы навечно. Но я понимала, что это была только мечта, осуществить которую я не в силах. Единственное, что я могла, так это игнорировать всех, отталкивать от себя, избегать общения. На деле это оказалось не так уж и трудно сделать. Иногда достаточно было злобного взгляда и мрачного вида, и к тебе никто не обратиться и не подойдет. Если этого оказывалось недостаточно, то грубое слово срабатывало всегда.

– Дочка, как дела? – спросила мать и, не дождавшись ответа, вошла в комнату.

– Я тебе купила джинсы, кофточки разные. Ты в магазин со мной не хочешь идти, ну я сама решила. Если что по размеру не подойдет, я могу сходить поменять, – каким-то заискивающе-осторожным голосом залепетала мать.

– Не надо мне ничего. У меня все есть, – раздраженно сказала я.

– Доча. Ну, у тебя все какое-то черное. А я тебе яркое разноцветное купила. И вот еще, я хотела с тобой насчет косметики поговорить. Я, конечно, не самая стильная женщина, но толк в косметике знаю, – начала было говорить мать, все глубже пробираясь ко мне в комнату. Тут я поняла, что ее нужно было поскорее выпроваживать, пока она опять со своими журналами ко мне не пристала.

– И косметика у меня есть. Я хочу побыть одна, – почти криком сказала я и стала отворачиваться от матери.

– Да, ты всегда одна. Хоть бы подружку какую-нибудь привела, Катя, – продолжала мать.

– Уходи. Или мне выйти? – категорично бросила я матери. Она остановилась и через минуту промямлила:

– Ну, зачем ты так? Я же стараюсь.

– Не хочешь ссоры, уходи, – снова сказала я, как отрезала.

Мать вышла. На кровати остались лежать вещи.

«Она меня никогда не понимала, не понимает и сейчас. Мне нравится черная одежда, черные волосы, глаза и даже губы. Это мой выбор и менять его я не собираюсь. А эти попугайские вещи пусть носят другие», – возмущалась моя душа. Я небрежно бросила цветные обновки в шкаф.

Утром я, как обычно, страдала от необходимости идти в школу. Не то чтобы я не любила учиться, нет. Да и школьная программа давалась мне достаточно легко. Просто ужасно не хотелось видеться со своими одноклассниками. Я как-то просила класснуху, чтобы она перевела меня на индивидуальное обучение. Но моего желания для этого оказалось недостаточным. Нужно было быть больным или дебилом, чтобы учиться на индивидуалке.

Я привыкла к тому, что мои желания не исполнялись. Я даже смирилась с этим и тихо страдала в одиночестве. Как ни странно я осознавала все свои страдания и принимала их. Я жила с ними и относилась к ним, как к части своей жизни. Можно сказать, моя индивидуальность, непохожесть на других заключалась в бесконечном страдании. Все это стало выражаться в моей одежде, моем макияже и вечно скорбном выражении лица.

Утром, надев черные штаны и водолазку, сверху все это прикрыв черной накидкой, еще набросав на лицо привычный макияж, состоящий из черных теней на глазах и черной помады на губах, я выдвигалась в школу. Я всегда немного опаздывала, потому что любила ходить по пустым коридорам школы. Учителя отчаялись воспитывать во мне пунктуальность, быстро поняли бесполезность своих замечаний, насмешек и упреков. Между мной и педагогическим коллективом сложился негласный компромисс. Когда я заходила в класс, они не обращали на меня внимания и, как ни в чем не бывало, продолжали делать свою работу. Одноклассники большей частью меня сторонились, что меня вполне устраивало. Но в восьмом классе появилась какая-то Даша из параллельного класса, которая начала меня доставать.

Каждый раз, когда мы сталкивались в коридоре, неминуемо возникала словесная перебранка. Обычно, Дашка была окружена какими-то вертихвостками, которые бесконечно хихикали, чтобы она там ни сказала.

В один раз наша встреча имела особенно острый характер.

– О, это ты. А я думала смерть к нам пришла, – услышала я, когда Дашка поравнялась со мной в коридоре.

– Смотри, как бы за тобой смерть не пришла, – ответила я каким-то шипящим голосом. Я всегда неосознанно быстро реагировала на разного рода оскорбления. В такие минуты эмоции молниеносно охватывали меня всю без остатка. От злости тело начинало трясти, а голос становился глухим и хриплым.

– О, ты, смотри, это чучело еще и разговаривать умеет, – с язвительной улыбкой на лице заявила Дашка. Окружающие ее вертихвостки, как и полагалось шестеркам, тут же бросились ублажать свою хозяйку язвительным смехом.

– А по морде от чучела получить не хочешь, пустозвонка? – хрипела я, глядя ей в глаза. Когда я во власти злости, меня ничто не может удержать, и я бесстрашно бросаюсь на врага. Даже если враг был не один. Иногда в такие минуты мне становилось, немного жаль, что я такая одна, что не было рядом единомышленников, таких же злых и несчастных. К величайшему моему сожалению все вокруг чему-то радовались и не знали, что такое истинное страдание.

– Сегодня после школы на стадионе покажешь, что ты есть, – сказала Дашка.

– Буду с нетерпением ждать, – прохрипела я.

На уроке я долго не могла успокоиться. Я знала, что согласилась на неравный бой. Но я никогда не отступала. Еще в интернате я поняла, что за себя надо драться. «Пусть я умру, жизнь мне не дорога, но я вылью на нее хотя бы часть той злости, которая копилась годами во мне. Пусть она испытает хоть часть того, что чувствую я», – кипели эмоции внутри меня.

После школы я пришла в назначенное место, но там никого не оказалось. Я немного подождала и направилась домой. В душе я ликовала, полагая, что Дашка струсила, отступила. Когда я заворачивала за угол, то почувствовала удар в спину. Я упала вперед и не видела того труса, который нанес этот позорный удар. Тут же я услышала знакомый смех. Я стала подниматься, но кто-то больно давил сверху на мою спину и пригвоздил меня к земле.

Ко мне склонилась Дашка и язвительно сказала:

– Ну и что ты мне сделаешь, уродина?

– От уродины слышу. Позорная морда. Я тебя еще словлю в коридоре, ходи и бойся, – злобно кричала я. В этот раз злобы во мне было в разы больше. От такой подлости и наглости разрывало на части. Потом я потеряла сознание. Когда очнулась, то почувствовала боль в голове. Дома я разглядела рану, от которой, видимо, и отключилась. Эмоции переполняли и мешали спокойно думать.

Я и так не любила людей. А тех, кто меня оскорблял, я ненавидела и желала им долгих мучений. Я часто представляла, как Дашку сбивает грузовик или на нее падает огромная ледяная глыба. При этом она не умирала, это было бы слишком хорошим концом для ее никчемной жизни, она долго и мучительно подыхала. Я представляла ее скорченное от боли лицо, на котором не было и следа от язвительной улыбки.

После случившегося на стадионе мое желание отомстить достигало такой степени силы, когда хочешь исполнить его любой ценой. Я стала искать способы. В голове крутились разные варианты. Сначала я хотела, подкараулить ее в школе, и наброситься. Но для такого варианта нужна была слежка. И я посчитала, что было бы слишком много чести тратить свое время на нее. Потом я задумала ударить ее исподтишка при первой же встречи. Но я не знала, как это сделать незаметно, ведь она ходила не одна. В голове вертелся еще один вариант, о котором я раньше боялась думать, но теперь чувствовала, что момент настал.

В дверь постучалась мать.

– Дочка, иди кушать, – сказала мать, приоткрыв дверь моей комнаты. Сама она не просунула даже головы на мое пространство, боялась скандала.

Я зашла на кухню, схватила тарелку с уже приготовленным обедом, кусок хлеба и отправилась к себе в комнату. Я поставила все на тумбочку, захватила вилкой часть котлеты и запихнула в рот. Мне не терпелось, и я достала из тумбочки большую книгу.

«Вот она, моя сила. Она поможет мне отомстить и заставит остальных бояться меня», – воодушевленно подумала я.

Передо мной лежала книга черной магии. Это была огромная толстая книга, которую я купила недавно на деньги, подаренные матерью на мой день рождения. Помню, когда я ее первый раз открыла, то тут же закрыла. Мне тогда не хватило смелости, чтобы решиться ее прочитать. Но теперь я была готова. Моя смелость питалась злостью и ненавистью. А, как известно, это самые сильные и разрушительные эмоции. Но пока они разрушали только меня, и теперь я хотела направить их силу на своих обидчиков.

До глубокой ночи я читала. Несколько раз я слышала свой внутренний голос, который кричал мне закрыть книгу и оставить эту затею. Но каждый раз, когда я вспоминала свое унижение, злоба вскипала с новой силой и заглушала этот голос. Утром я встала с мыслью, что я стала сильнее и могущественнее. Я уже знала наизусть слова заговора на болезнь. Я повторяла его про себя снова и снова, и там, где было нужно, вставляла имя ненавистной мне Дашки.

Когда я пришла в школу, то первым делом узнала расписание Дашкиного класса. На каждой перемене я вертелась возле кабинета, где должна была быть Дашка.

В один момент она вышла, и я бросилась к ней навстречу. Путь мне преградил какой-то старшеклассник. Он встал на дороге и схватил меня за руки. Я закричала: