– Жалею, что не было детей.
– Значит, не существовало женщины, которую ты любил?
– Нет, у меня были другие страсти-познать человека. Я весь отдался творчеству. Я чувствовал себя маленьким человеком в обществе, и потом я раскручивал конфликт, ведущий к бунту, то есть от смирения к восстанию, для меня это была важная внутренняя черта, демонстрировал в своих героях, но герои были не мои.
– О чем было письмо Прокоповичу?
– Это был план произведения, он должен был его сохранить в архиве, чтобы я вернулся и дописал, это еще одни «Вечера на хуторе».
– Тебе нравилось жить в Риме?
– Да, там было комфортно. Ко мне никто не приставал.
– Фрейлина Александра писала: «Я себя продала за шесть тысяч душ для братьев», о чем это она?
– Это она про второй том «Мертвых душ». Она читала кусочками. Ей очень нравилось это произведение, она начала жить этим произведением, принуждала себя жить правильно.
– Ты знаешь, что она тридцать лет грустила о тебе, после твоей смерти?
– Знаю.
– У тебя были к ней чувства?
– Никто так не умел готовить малиновое варенье, как она.
– О чем было письмо Пушкину 7 октября 1835 года. Остановился на третьей главе, ищу ябедника, хочу показать Россию с одного боку?
– В тот момент чиновничество стало заправлять государством и перестало взаимодействовать с теми, кого они называли народом. Вот я и начал высмеивать и гротескно прописывая персонажей.
– Как тебе удавалось быть таким смелым при царском режиме? Один «Ревизор» чего стоит.
– Меня считали дурачком, я мог сказать все, что угодно, в тюрьму не тащили.
– Я чувствовал себя маленьким человеком в обществе. Я демонстрировал в своих героях бунт, восстание, я был революционер. В одном из моих писем был план; еще одни «Вечера на хуторе».
– А где первый сейчас том?
– В Америке, в библиотеке.
– Во втором томе было об инопланетных языках, о чем это?
– Санскрит и Русский, единственные земные языки, все остальные неземные, были привнесены.
– Ты был левша или правша?
– Я был сначала левша, но переучился, не мог быстро писать, когда одна рука уставала, я начинал писать другой.
– А что было с твоим здоровьем?
– Не могли поставить диагноз, в те времена не было таких диагнозов, что-то с коронарными сосудами, у меня развивалось биполярное расстройство, малярия была с детства. Но я не был сумасшедшим! Много выдумывали обо мне. Не собирался я умирать, рассчитывал дожить до 98 лет.
– А что за страхи о захоронении заживо и откуда страхи о смерти своей?
– У меня была встреча с Тургеневым, говорили на тему «между жизнью и смертью», как раз там у меня это и включилось, начались страхи. Было всего четыре встречи, и он все время психовал и убегал от меня.
– А ты правда видел Дьявола?
– Да. Он здоровался со мной за руку.
– Зачем?
– Лучше об этом не говорить, если мы взбодрим параллельную иерархию, нам сейчас придется закончить разговор.
– А куда пропали все твои вещи, которые находились там, где ты умер?
– Смерти не было, я упал в глубокую каталепсию, если бы побыл подольше, то остался бы жив. Я был прозорливым, поэтому о своей смерти я знал. Мои вещи лежат в запасниках Швейцарии.
– А почему был засекречен акт эксгумации?
– Тогда было все засекречено, чтобы не было восстания людей, по разным темам, потому что люди русские были справедливые. Были разные бунты, я попадал часто в бунт, странный антиалкогольный, вот какой-то солевой был, хлебный. Я был по натуре бунтарь, но к народу слишком близко не подходил. Моя голова была на месте, мое тело было повернуто набок.
– А то, что были исцарапаны стенки гроба?
– Ну, правильно, меня же живым похоронили.
– Почему у тебя никогда не было имущества?
– Я все время жил в гостях, мне некогда было этим заниматься. А за границей мне всегда помогала фрейлина Смирнова, семья ее, господин Алексей Толстой поддерживали меня и мою историю. Толстой заботился обо мне, я ценил стряпню его жены. Я не мог себя представить как Толстой, с кучей детей.
– Ты писал много писем Толстому. Какое из них для тебя было важным?
– Предпоследнее письмо, я его писал зимой.
– А что ты читал?
– Когда был библиотекарем, была база, читал все подряд, библейские, светские, развратные, так наработал словарный запас. В наше время это было знание буквицы.
– Какую музыку ты любил?
– Симфоническую, с литаврами.
– Почему ты тогда не признался, что Алов был твой псевдоним?
– Это было связано с религией.
КЛАДБИЩЕ
Отправилась я на Новодевичье кладбище следующем же днем, мне все время слышалось: «О как же я хочу сладенького». Найти было несложно второй участок, но 12 ряд пришлось поискать, с третьего раза нашла. На могиле Гоголя калитка открыта, просто огромный камень, золоченый крест на нем. Сразу в глаза бросается, что многие посещают и почитают Гоголя, в наше-то непростое время. Увязалась за мной странная пенсионерка, Татьяна из Мытищ, не дала побыть наедине, чтобы послушать молитву Гоголя. Очень от нее много вопросов было, например, как зовут Гоголя.
