Тарас Михеевич встретил новую работницу на покосившемся крыльце барака. Это был сухонький мужичок небольшого роста, шустрый и говорливый. На вид ему было лет пятьдесят.
– Прибыла, голуба? – спросил он бодрым голосом.
– Прибыла, – ответила Василиса. – А вы Тарас Михеевич?
– Он самый, девонька. Царь и бог Дальнего Тырыма. А тебя, стало быть, с прибытием. Айда за мной в контору. Оформлю тебя, как следовает, жильём наделю, одёжу выдам, потом на делянку свожу, инструктаж сделаю. Если всё освоишь – завтра приступишь к работе самостоятельно, начнёшь гнать свою норму.
– Как? – опешила Василиса. – Так сразу?
– А ты как хотела? Няньку к тебе приставить?
– Ну, чтобы поучиться некоторое время… – неуверенно проговорила Василиса. – Я ведь никогда в лесу не работала.
– Все когда-то валили свою первую ёлку, и ты завтра свалишь, не сомневайся. Возиться с тобой некогда, тут каждый отвечает за себя.
«Лёг – свернулся, встал – встряхнулся, живут каждый сам по себе», – сразу всплыли в памяти замысловатые слова тётки Насти.
Заметив замешательство на лице Василисы, мастер смягчился, успокоил:
– Да не пужайся ты раньше времени, помогу я тебе первые ёлки положить. А там уж ты сама, девонька, с ними обниматься станешь. Как, звать-то тебя, труженица?
– Василиса.
– Красивым имечком нарекли тебя родители, – прищёлкнув языком, отметил мастер.
Они прошли в боковую комнатку на первом этаже. Тарас Михеевич сел за стол, достал из верхнего ящика какие-то бумаги, взял ручку, макнул перо в чернильницу, начал старательно выводить первые буквы. Василиса присела сбоку на обшарпанную табуретку.
– Давай твои документы, – сказал он, не отрывая глаз от бумаги.
Василиса вынула из внутреннего кармана направление из отдела кадров леспромхоза, положила на край стола.
– Ну, вот, готово, – с явным облегчением сказал хозяин лесопункта минут через десять. – Учётную карточку я на тебя завёл. В неё буду заносить ежедневно выполнение твоей нормы, и передавать в Кусью. Там тебе станут начислять зарплату и выдавать продуктовые карточки.
Потом мастер, выдав под роспись рабочую одежду и рукавицы, повёл её на второй этаж, показал комнату, где ей предстояло жить.
Простота быта поразила Василису. При входе в комнату, на табуретке в углу стоял жестяной бак с водой. Вдоль двух противоположных стен были установлены дощатые нары. Трое из них были аккуратно заправлены синими байковыми одеялами. На четвёртых, не заправленных, лежал объемный полосатый матрас, по всей вероятности, туго набитый сеном. На нём сверху лежала подушка, и стопка свежего постельного белья.
«Это моя койка», – догадалась Василиса и шагнула к нарам, потрогала рукой подушку. Она была заполнена ватой.
Посреди комнаты находилась большая кирпичная печь с чугунной плитой. На ней стоял объёмный пузатый чайник. Перед окном с ситцевыми занавесками бледно-голубого цвета стоял деревянный стол, застеленный белой скатертью с длинными кистями по краям. По периметру стола расставлены крашеные в голубой цвет четыре табуретки. На столе аккуратными стопками разложена посуда.
– Здесь проживают три женщины, ты будешь четвёртой, – пояснил Тарас Михеевич. – Вечером ты с ними повстречаешься. А теперь, Василиса, ставь свою торбу на нары, переодевайся, пойдём на делянку, будешь осваивать профессию вальщика.
Они спустились на первый этаж, вышли из барака.
– Идём в инструментальную, выдам тебе всё, что положено для работы, – пояснил на ходу Тарас Михеевич, направляясь к небольшому сараю в стороне от барака.
– Это всё, что тебе потребуется, – с довольной усмешкой сказал он, выложив на пол лучковую пилу с запасным лезвием, острозаточенный топор, несколько деревянных клиньев и небольшую кувалду. – Инструмент такой же нехитрый, как и сама работа. Всё это добро будешь хранить на делянке, там есть ящик, вот тебе ключ от замка.
А потом всё происходило, как в тумане.
Вырубка леса начиналась сразу за бараком. Прошагав между свежими пнями метров триста, обходя огромные кучи обрубленных веток и хлыстов, они подошли к нетронутому лесу. Перед Василисой стояли могучие ели с уходящими высоко вверх вершинами. Где-то совсем неподалёку слышался визг пил и стук топоров. Изредка по тайге разносился ухающий звук падающих наземь деревьев.
– Всё, пришли, – сказал Тарас Михеевич, остановившись у крайнего дерева и задрал голову вверх. – Слушай и запоминай.
Василиса тоже стала смотреть на вершину ели.
– Дерево, как человек, любит обращаться к солнцу, поэтому ветки у него с одной стороны и гуще, и длиннее. Стало быть, где веток больше, там и вес больше. В ту сторону и повалится ствол, когда ты его подпилишь, понятно?
– Ага, – ответила Василиса, продолжая неподвижным взглядом смотреть на вековую ель, как заворожённая. Ей сделалось страшно, когда она представила себе падающее на землю дерево.
«А вдруг оно повалится вовсе не туда, куда надо? Успею я отскочить или нет?» – промелькнула неожиданная мысль.
Сердце забилось в груди часто, по спине пробежали мурашки.
– На, бери пилу и делай запил, – бригадир вложил в онемевшие руки Василисы лучковую пилу с узким лезвием. – Смелее! Я рядом.
– А… сколько пилить? – с тревогой спросила она.
– Примерно на треть диаметра, потом сделаешь скол топором под углом сорок пять градусов. И только потом зайдёшь с противоположной стороны, чтобы встречным резом допилить ствол до конца. Ясно?
– Ясно, – дрогнувшим голосом повторила Василиса, приставила лезвие к коре и принялась пилить.
Пользоваться лучковой пилой она умела. Иван научил её пилить дрова как поперечной пилой, так и лучковой.
– Хватит, – остановил её бригадир, когда лезвие глубоко утонуло в стволе. – Вынимай пилу, бери топор, руби.
Василиса взяла топор, размахнулась, рубанула со всей силы. Потом ещё раз, ещё… Ель попалась крепкой, смолистой. Ствол гудел и не сдавался. Загнанно дыша, Василиса с каким-то остервенением всё рубила и рубила, не останавливаясь, перед глазами поплыли круги. Наконец, показался конечный рубец запила, она бросила топор на землю – руки её мелко дрожали.
– Перекури малёхо, – пожалел её Тарас Михеевич, в его глазах было одобрение и отцовская теплота. – Не то завтра вовсе занеможешь робить-то, руки отнимутся с непривычки. Ну-ка, отойди в сторону и смотри, как я буду валить. Запоминай всё, что увидишь.
Он сделал запил с противоположной стороны на пару сантиметров выше первого и начал пилить. В его руках пила ходила, как игрушка, с лёгкостью вонзаясь в ствол, словно нож в масло. Когда лезвие почти дошло до скола, могучая ель вдруг вздрогнула, будто в неё вошла невидимая смертельная пуля, и замерла на секунду. В этот момент Тарас Михеевич выхватил из ствола пилу и крикнул:
– Поберегись!!!
Ель качнулась, её вершина медленно поползла вниз, ускоряясь с каждой секундой. Через мгновенье под ногами слегка содрогнулась земля, будто вздохнула от сожаления, и одновременно раздался характерный звук падающего дерева.
– Вот так и будешь валить этих таёжных истуканов, одного за другим, – по-молодецки озорно проговорил Тарас Михеевич, присев на комель поваленной ели. Он достал кисет, свернул самокрутку, закурил.
С наслаждением выпуская дым, поучительно проговорил:
– Тайгу любить надо. Если ты её будешь любить, то и она ответит взаимностью: накормит, напоит, вылечит при необходимости. Ведь тайга для человека, что заботливая родительница. И воспитывает, и закаляет, учит мудрости и смекалке. Вот какая она, наша тайга, да-а.
Василиса сидела рядом, слушала. Мастер оказался не таким уж простачком, каким представился ей в первые минуты встречи. Он был если не начитан, то, по крайней мере, много чего знал, очень хорошо разбирался во всех житейских вопросах. Рассказывая, сыпал поговорками и прибаутками. Страх у Василисы понемногу таял, в неё вселялась уверенность в себе.
– Ну, всё, девонька, все советы-ягоды я рассыпал перед тобою, теперь твоё дело собрать их в свою голову-лукошко, – сказал Тарас Михеевич. – А мне надобно идти, своих дел по горло, нужно поспеть. Помни: если человек будет делать только то, что хочет, взамен обязательно получит чего и не хочет.
Мастер притушил самокрутку о каблук сапога, положил окурок в карман брезентовой куртки. Потом поднялся не спеша, и, не оборачиваясь, зашагал по своим делам. Василиса осталась одна.