Все надеялись на Бур-Ань и надежда не обманула их.
В это время Бур-Ань спокойно стояла напротив атамана и говорила:
– Дивлюсь я на вас, русские люди. Зачем вы наезжаете сюда? Кажется есть у вас места для потехи воинской; есть где крылья развернуть, где добычу добыть, а вы на наш народ нападаете! А у нас что есть? Ни золота, ни серебра у нас нет, есть только шкуры звериные… Негоже, негоже вы делаете, из-за звериных шкур человеческую жизнь губите…
– Это какую же человеческую жизнь? – с усмешкой спросил атаман.
– А жизнь людей зырянского племени…
Да разве зыряне-то люди?! – презрительно сказал атаман, – да мы их людьми-то не считаем! По нашему только те люди, кто во Христа верует да еще кто по-русски говорить разумеют. Зыряне совсем не люди, не в обиду будь сказано тебе это. Вот тебя, вестимо, можно назвать человеком: ты разумеешь русскую речь, а остальные так себе – ни люди, ни звери, наподобие татар нечестивых…
– А как же Христос сказал, что все люди – братья, – возразила Бур-Ань на слова атамана, она слышала подобные уже не раз, – ведь так по словам Христа выходит, что все люди: русские ли, татары ли, зыряне ли, – все должны любить друг друга… Не обижать один другого…
Атаман громко рассмеялся.
– Да ты совсем на нашего попа Парфения смахиваешь! Только откуда ты такой премудрости набралась? Ну, правду мне сказал устюжский гость, что Бур-Ань зырянская любого мудреца за пояс заткнет. Видать, что оно так и выходит. Это даже весьма удивительно и похвально – баба, а такие словеса умеет говорить. Не видал я такой даже средь боярынь новгородских.
И долго еще веселился атаман, находивший весьма забавным слышать подобное от зырянской женщины, но вдруг пришло ему на ум, что быть может, эта женщина – какая-нибудь христианская подвижница, скрывшаяся в зырянский край, и он переменил тон.
– А ты меня прости, – сказал он, снова сняв шапку, – таков уж характер мой: не могу без смеха часу пробыть. А своим людям зырянским ты скажи, чтобы они не полошились понапрасну: мы их и пальцем не тронем. А то вон они уже скотинку в лесу попрятали, от нас схоронить думают, да мы не станем это селение трогать. Таково слово мое, а мое слова крепко!
И он опять надел шапку.
– Спасибо тебе, атаман, – просто сказала Бур-Ань, – а на смех твой я не сержусь: мало ли когда человеку посмеяться захочется! Так что ж сказать здешним людям, – что вы их не станете трогать?
– Скажи, скажи.
– Ладно. А как же другие селения? Неужели вы их грабить станете?
– Об этом речь впереди, голубушка! – уклончиво ответил атаман и о чем-то заговорил с подошедшим к нему ушкуйником. Бур-Ань, видя, что он желает уклониться от неприятного для него разговора, пошла к селению, чтобы успокоить своих соплеменников.
Ушкуйники развели костры. Забулькала похлебка в походных котлах, подвешенных на треножниках, а сами ушкуйники расположились вокруг костров, переговариваясь, в ожидании готовящегося варева. Воздух заметно посвежел, потянуло сыростью с реки, а восток начал светлеть, предвещая наступление утра. Похлебка сварилась и беззаботные искатели приключений весело принялись за еду.
Атаман отказался от пищи, говоря:
– Ешьте, ешьте на здоровье, братцы, а мне что-то не хочется. Мне поспать охота, а еда на ум не идет… Не до еды мне как-то теперь…
И действительно, ему было не до еды. Голова его была занята мыслями о чудной зырянской женщине, поразившей его своим видом и словами. «Неужели это простая зырянка?» – думал он, прилегши в стороне от своих сподвижников, и в его ушах словно так и звучали обличительные слова девушки, говорившей так, будто она знала – и очень хорошо знала – сущность христианства. Поначалу он отнесся к ее словам с насмешкою, привыкши ко всему относиться легкомысленно, но теперь в его душе совершался какой-то переворот и он невольно думал, что стыдно и грешно смеяться над той, которая говорит одну только правду.
Глубоко задумался атаман. Происходя из рода новгородских бояр, известных под прозвищем Отпетых, он славился своею удалью, увлекавшей его на самые рискованные предприятия. Особенно любил он пускаться в походы в «земли незнаемые», сопровождаемый толпою удалых добрых молодцев и смело шел навстречу самому опасному врагу, не зная пределов своей храбрости. По Волге знали его все прибрежные жители, трепетавшие от имени Отпетого, но, к чести его надо сказать, что он щадил людей безоружных, не могущих противустоять ему с оружием в руках, хотя это почти никогда не распространялось на татар. Татары были исконными врагами и угнетателями земли русской, и ушкуйники их не щадили. Не так обстояло дело с зырянами и прочими инородцами, покоренными ранее русскими. Зыряне находились «под рукой» московского князя, хотя, в то же время их земли считал своей волостью и Господин Великий Новгород. И напрасно теперь убеждал себя атаман, что набежав со своей ватагой на зырянский край, он ничего худого не сделал, что так поступают и прочие новгородские удальцы-ушкуйники, слова Бур-Ани оказали свое действие, и он думал теперь о том, что, пожалуй, не стоило ходить за добычей к зырянам и без того всеми обижаемым, что это поставится ему в вину и со стороны новгородского веча, и со стороны московского князя, хотя последнее его не очень-то и беспокоило.
Однако это было еще не все. И не только об этом думал атаман. Еще молодой человек, он находился под сильным впечатлением от встречи с Бур-Анью, от ее красоты и ума и с волнением думал о том, что «эта Бур-Ань вельми хороша лицом, а сердцем, должно быть, еще лучше…». Словом атаман Отпетый не мог отогнать от себя чарующий образ зырянской красавицы и, продолжая думать о ней, незаметно заснул.
Внезапно кто-то осторожно коснулся его руки, и он услышал:
– Атаман, атаман! Вставай! Дело есть до тебя! Вставай, вставай скорее, да прости, что я тебя обеспокоила!
Отпетый открыл глаза и увидел, что на востоке уже поднимается солнце, освещая верхушки деревьев, а перед ним стоит Бур-Ань.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
