– По позвоночнику как вроде бы током не отдаёт?
– Нет, – отвечаю хрипло. Блядь. Знала бы ты, где у меня отдаёт.
– Теперь расслабься. Я сейчас резко потяну тебя на себя, а ты не пытайся удержаться. Мне нужно оценить мгновенную реакцию. Я поймаю, не бойся.
Серьёзно? Я так-то и не боялся.
– Ты не удержишь.
– Удержу, – говорит уверенно.
Ладно. Пытаюсь расслабиться. Оказывается, это не так уж и просто. Особенно с бестолочью за спиной и её руками у меня на плечах.
Её импульс я почувствовал ещё до того, как она дёрнула. Кожей ощутил мимолётное напряжение. И, конечно же, она бы меня не удержала.
– Проверила, что хотела? – возвращаюсь обратно в сидячее положение.
– Угу, – снова что-то записывает. – Голова не закружилась?
– Нет.
– Хорошо.
Фомина ещё пару минут что-то пишет, а потом вскидывает на меня глаза.
– Пока всё в норме. Головные боли должны пройти скоро. Если интенсивность усилится – позвони или обратись в больницу.
Она кладёт передо мной визитку с номером телефона и пакует свои приборы и бумажки в сумку. Серьёзная и важная вся такая. Только зачем-то губу закусила. И тут довольно громко её желудок сообщает, что она, видимо, давно не ела.
– Извини, – смущённо поднимает на меня свои голубые глазищи, а на щеках появляется румянец. – Обед пропустила.
– А позавтракала снова яблоком с яйцом? – вспоминаю её трапезу, когда приходил за выпиской. – Или кофе без сахара?
– Мм… – она не находится, что ответить, теряется.
– Ты похудела. Ты вообще ешь?
– Конечно, – бестолочь явно не ожидала подобного вопроса. Но меня злит такое отношение к себе. Ещё и пришла поучать меня.
– Сядь, – сам встаю и достаю из небольшого холодильника контейнер с нормальной жрачкой.
– Лёш, не надо, я всё равно сейчас… – она осекается под моим взглядом и медленно присаживается на край кресла. Смотрит так, будто я сейчас ей не поесть предложил, а самой стать мне едой.
Разогреваю в микроволновке контейнер, ощущая её взгляд на себе. С удивлением понимаю, что меня это не выбешивает, как обычно.
– Ешь, – ставлю на стол горячий тушёный картофель с мясом и кладу пару помидоров рядом.
Бестолочь смотрит так, будто я надел костюм пасхального зайца. Розового. Но послушно берёт вилку и накалывает кусок, аккуратно стаскивает его губами и несмело жуёт.
– Не отравишься, – говорю уже спокойнее, а самому от этой картины хочется пойти и отжаться раз пятьдесят.
Но вместо этого я тоже беру вилку в тумбочке и присоединяюсь.
– Вкусно. Сам готовил?
– Тут нечего готовить.
– Я не знала, что ты умеешь.
– Ты много обо мне не знаешь.
Но того, что знаешь, уже с лихвой. Так что просто ешь, бестолочь, и поменьше болтай.
– Спасибо, – девушка вытирает губы салфеткой и встаёт. – Было правда очень вкусно, но мне надо идти.
– Ты же совсем ничего не съела. Сядь.
Хватаю её за запястье, намереваясь снова усадить на стул. Рукав кофты немного съезжает, и я замечаю длинную широкую лиловую полосу от запястья и до самого локтя. Это что ещё за чёрт? Похоже на глубокий шрам от ножа. Причём не очень старый.
– Что это? – спрашиваю, нахмурившись.
Бестолочь снова превращается в напуганного мышонка и пытается выдернуть руку. Нет уж, дорогая. Я держу крепко и жду ответа.
– Лёш, отпусти, – не поднимает глаз и начинает дрожать всем телом, что аж зубы тарахтят.
– Что с тобой произошло? – говорю, выделяя каждое слово и тяну девчонку на себя. – Бестолочь, я спросил!
Она поднимает на меня перепуганные, полные слёз глаза. И меня крушит обухом по голове. Это с ней сделал я. Не оставил этот шрам, конечно. Другое. Я сломал её шесть лет назад собственными руками. Она приехала в наш дом лёгкой и открытой девчонкой, с мечтами и стремлениями. А я своей ненавистью, а потом и больным влечением вытравил из неё всё это, превратив в запуганную бледную моль. И, кажется, она так и не оправилась.
– Я слушаю.
Глава 12
Рваный выдох рвётся наружу. Отпусти меня, прошу. Не заставляй вспоминать.
– Я слушаю, – сталь в голосе режет слух.
– Лёша, мне больно, отпусти.
Он медленно разжимает пальцы и отпускает, но смотрит требовательно.
– Это след от ножа, – сухие губы не слушаются, а воздух царапает горло изнутри.
– Это я понял. Только не говори, что ты пыталась вскрыть себе вены.
– Нет! Конечно нет, – меня удивляет такое его предположение. – На меня… напали. Чуть больше года назад.
Взгляд Шевцова темнеет, в нём бушуют такие эмоции, которые мне даже угадывать не хочется. Руки сжимаются в кулаки, а желваки натягиваются.
