Заметив, как надзиратель мнется, Рябов заверил:
– Это врач. Будет меня в гипноз вводить, чтобы мне крышу на место поставить.
– С хатой решим, – тут же отозвался надзиратель, разглядывая гипнолога. – Таксу знаешь.
– Не боись. Бабки при мне, – Рябов похлопал по карману.
Надзиратель закрыл скрипучую дверь и провернул ключ в замке. Краузе почувствовал себя в ловушке, что не укрылось от осужденного.
– Неприятное ощущение. Да?
Краузе закивал.
– Особенно для меня, – заключенный чертыхнулся и сморщился. – Я человек вольный, люблю раздолье. В замкнутом пространстве с ума схожу. Даже в своем доме не могу долго находиться, постоянно на крыльцо выхожу, то покурить, то поразмыслить. Еще пару дней такой жизни, и я начну гасить всех подряд, и тогда мне точно уже не выбраться.
– Сколько вам дали?
– Червонец. Могли и больше. У меня родственник в службе исполнения наказания. Подсуетился. Не бесплатно, конечно.
Поначалу Эрих удивился, зачем Рябов с ним откровенничает, но потом понял: поговорить ему не с кем. С сокамерниками и надзирателями он откровенничать не будет, болтливость может выйти ему боком, а Краузе связан с ним контрактными отношениями «гипнолог-пациент».
– Чтобы понять мою проблему, вам нужно посмотреть вот это.
Заключенный выудил из кармана джинсов смартфон, нашел нужный ролик, включил воспроизведение и повернул к гипнологу. Краузе понял, что это та драка, о которой рассказывал Обухов. В начале Рябов хотел просто разогнать нападавших, но по мере сопротивления так распалился, что потерял человеческий облик. Такую агрессию Эрих видел впервые. Было в этом что-то звериное.
– Инцидентов было десятки, просто попался именно на этом. Это моя удача, неизвестно скольких бы еще убил.
– Когда это началось? – Краузе достал блокнот.
Рябов тут же запротестовал.
– Никаких записей!
Только теперь Эрих понял, почему Вайсман по телефону сказал его ассистенту про запрет на съемку сеанса. Это было условие пациента.
– Хорошо, – Эрих убрал блокнот.
– Агрессию я чувствовал всегда, даже в раннем детстве. Именно поэтому я воспитывался у деда в деревне, там я себя лучше чувствовал.
– Откуда вы родом?
– Местный. Семья жила в Москве.
– А дед?
– Дед после выхода на пенсию прикупил домик на берегу Оби и забрал меня, когда я стал поколачивать старших братьев.
– Сколько вам тогда было?
– Три.
– А братьям?
– Пять и семь.
– В раннем детстве агрессия развивалась по такому же типу?
– Чего? – насторожился Рябов.
– Как мне кажется, изначально вы не имеете желания доводить свое вмешательство до нанесения тяжких телесных повреждений. Агрессия нарастает после сопротивления. Вы дважды повторили требования, чтобы мальчишек отпустили, и только после угроз и сквернословий в вашу сторону наблюдался всплеск агрессии. Это так?
– Допустим.
– А что вас больше раздражает: то что вас обозвали или неподчинение?
Рябов задумался.
– Одно неотделимо от другого.
Эриху так не казалось, на видео было видно, что Рябов обозлился именно после оскорблений, но развивать тему не стал.
– Перед тем как пойти в атаку, вы испытываете страх?
– Нет. Я никогда не испытываю страха.
– А страх потери?
Впервые заключенный смутился. Доктор явно наступил на больную мозоль.
– Это другое.
– Вы когда-нибудь проигрывали в схватке?
– Не припомню такого.
– Можете вспомнить наибольшее число противников в драке?
Рябов почесал переносицу и выдал:
– Не считал, может, человек двенадцать.
Эрих не смог скрыть своего удивления. Рябов не обладал боксерской фигурой. Его весовая категория могла ввести противника в заблуждение. Видео запечатлело, как он мастерски направлял толпу по своему сценарию и без особых усилий одолевал тяжеловесов.
– Вы женаты?
Рябов усмехнулся.
– Кто будет жить с таким как я? Дальше секса на одну ночь не заходит. На приисках сошелся с одной, она родила, но сразу после родов уехала к родителям и запретила приезжать.
