– «Американские художественные ремесла», – припомнил Фрэнк.
Он никогда не посещал такие шикарные магазины, да и мало кто из американцев заходил в них: выставленные там вещи были по карману только японцам.
– Известно ли тебе, чем торгуют в таких заведениях? – осведомился Маккарти. – И на чем делают состояния? На дурацких серебряных нашлепках от индейских поясов из Нью-Мексико. На всякой дряни для туристов, якобы туземном искусстве.
Фрэнк долго не сводил глаз с Маккарти. Наконец произнес:
– Мне известно, что еще они продают. И тебе тоже.
– Да, – подтвердил Маккарти.
К тому, чем торговали в магазинах редкостей, они имели самое непосредственное отношение. И не первый год. Официально «У.-М. корпорейшн» специализировалась на изготовлении кованых перил для лестниц и балконов, решеток для каминов и оград для новых фешенебельных домов. Изделия производились крупными партиями по типовым чертежам, например сорок каминных решеток для сорокаквартирного дома. Но «У.-М. корпорейшн» выпускала не только кованые изделия – основные прибыли приносила деятельность иного рода. Используя большой арсенал инструментов, станков и материалов, корпорация подделывала предметы довоенной Америки в широком ассортименте. Эти подделки, разбавленные подлинными вещами, очень осторожно и расчетливо поставлялись на оптовый рынок предметов искусства и сбывались коллекционерам по всему континенту. Как и в филателии, как и в нумизматике, невозможно было подсчитать, сколько фальшивок ходит по свету. Да никто и не пытался. Прежде всего, это не нужно было продавцам и коллекционерам.
Вчера, уходя с работы, Фрэнк оставил на верстаке недоделанный револьвер, «кольт» эпохи покорения Дикого Запада. Он сам изготовил форму и отливки, оставалось довести до ума детали. Для стрелкового оружия времен Гражданской войны и фронтира рынок был неограничен; все, что мастерил Фрэнк, «У.-М. корпорейшн» сбывала без всяких хлопот.
Фрэнк неторопливо приблизился к верстаку и снял заусенцы с шомпола. Еще три дня, и револьвер был бы готов.
«Да, – подумал он, – я потерял хорошую работу. Только эксперт сможет отличить… Но японские коллекционеры – не знатоки… Вернее, у них нет образцов и стандартов, не с чем сравнивать».
Насколько ему было известно, они даже не задумывались над необходимостью устанавливать подлинность так называемых исторических произведений искусства, которыми торговали на Западном побережье. Когда-нибудь, возможно, задумаются… и тогда рынок лопнет как мыльный пузырь, даже подлинники никто не рискнет покупать. Закон Грешама гласит: подделки снижают ценность подлинников. Может быть, поэтому никто и не проверяет. Боятся правды. А так вроде все довольны.
Разбросанные по городам фабрики выпускают продукцию, оптовики ее распределяют по магазинам, а розничные торговцы рекламируют и выкладывают на прилавки. Коллекционеры платят денежки и, довольные, увозят покупки домой – восхищать коллег, друзей, любовниц.
Вот так и с послевоенными деньгами все было в порядке, пока не возник вопрос: а чего на самом деле они стоят?
До поры до времени подделки будут в цене. Потом придет час расплаты. Пока же все помалкивают, особенно те, кто кормится на этой ниве. Они просто стараются не думать о грядущих неприятностях, сосредоточившись на сиюминутных технических проблемах.
– Давно ли ты пробовал сделать что-нибудь оригинальное? – спросил Маккарти.
– Уже сколько лет… – пожал плечами Фрэнк. – Зато копировать научился здорово.
– Знаешь, о чем я думаю? Ты поверил нацистам, будто евреи не способны созидать, а могут только имитировать и торговать. Не творцы, а лишь посредники. – Безжалостный взгляд Эда буравил друга.
– Может, так оно и есть, – проворчал Фрэнк.
– А ты попробуй. Придумай что-нибудь новенькое. Или сразу поработай по металлу. Поиграй. Как дети играют.
– Не хочу, – сказал Фрэнк.
– В тебе нет азарта, – заключил Маккарти. – Полностью утрачена вера в себя. Угадал? Вот и плохо. Ведь я знаю, на что ты способен.
«Плохо – не то слово, – подумал Фрэнк. – Да, ты угадал. Ни веры, ни азарта.
Маккарти – отличный начальник. Ему не откажешь в умении завести работягу, заставить его выложиться. Прирожденный руководитель – чуть не вдохновил меня. И все испортил, отойдя раньше времени.
Жаль, нет при мне оракула. Как бы помог сейчас источник пятитысячелетней мудрости».
Фрэнк вспомнил, что видел «И-цзин» в вестибюле административного корпуса, и направился туда чуть ли не бегом. Устроившись в кресле из хромированной стали и пластика, написал на оборотной стороне конверта: «Только что мне предложили творческий бизнес – стоит ли попробовать?» – и стал подбрасывать три монеты.
Первой выпала сплошная черта, потом еще две. Нижняя триграмма. Цянь, неплохо. Цянь означает творчество. Четвертая черта – «шестерка», инь. Пятая – тоже прерванная.
«О господи! – разволновался он. – Еще одна иньская черта, и я получу одиннадцатую гексаграмму Тай – “Расцвет”! Очень добрый знак. Или… – руки дрожали, когда он тряс монеты, – если выпадет ян, получится гексаграмма двадцать шесть, Дачу – “Воспитание великим”. Обе гексаграммы благоприятны».
Он кинул монетки.
Инь. «Расцвет».
Открыв книгу, он прочел:
«Расцвет. Малое уходит, великое приходит. Счастье. Развитие».
Значит, надо поступить, как советует Эд Маккарти. Открыть свое маленькое предприятие.
Его беспокоила только верхняя «шестерка». Фрэнк перевернул страницу. Что там за текст? Он не мог вспомнить. Должно быть, благоприятный, поскольку вся гексаграмма добрая. Единение неба и земли… Но смысл первой и последней черт всегда лежит вне гексаграммы, так что, возможно, верхняя «шестерка»…
Пойманные глазами строки вспыхнули в мозгу:
«Городской вал падает обратно в ров. Не применяй войско. Из мелких городов будет изъявлена собственная их воля. Стойкость – к сожалению»[46 - Ю. К. Шуцкий. Китайская классическая «Книга перемен». (Прим. перев.)].
– Ох, влип! – воскликнул он и прочел комментарий:
«В середине гексаграммы упоминались силы тьмы; теперь они начинают проявлять себя. Городская стена погружается обратно в ров, из которого она была поднята. Близится роковой час…»[47 - R. Wilhelm The I Ching or Book of Changes. (Прим. перев.)]
Несомненно, это едва ли не самое мрачное толкование из трех с лишним тысяч, содержащихся в книге. И все же гексаграмма в целом была благоприятной.
Как быть? Прежде не бывало, чтобы оракул пророчил ему беду и счастье одновременно. А нынче будто выгреб со дна своего кладезя всякую дрянь: тряпье, кости и черный ил – и вывалил на стол, точно сдуревший повар.
«Видать, от меня требуются две вещи, – подумал Фрэнк – И за работу взяться, и посмотреть на происходящее глазами шлимазла[48 - Шлимазл – придурок (идиш). (Прим. перев.)]. К счастью, второе дело – секундное.
Вот же черт! – мысленно выругался он. – Либо одно, либо другое. Не могут беда и удача ходить рука об руку. Или… могут? Ювелирное дело обеспечит мне будущность – никак иначе пророчество не истолковать. Но эта проклятая шестая строка… У нее глубокий смысл, она предупреждает о катастрофе, возможно, даже не связанной с ювелирным делом. В любом случае для меня припасена какая-то гадость».
«Война! – предположил Фрэнк – Третья мировая! Два миллиарда трупов, цивилизация стерта с лица Земли. Водородные бомбы сыплются градом».
«Ой, гевальт![49 - О, горе мне! (идиш) (Прим. перев.)] – подумал он. – Что происходит? Из-за меня война начнется, что ли? Или кто-нибудь другой, о ком я даже не знаю ничего, заварит кашу? Или – все мы? Во всем виноваты физики с их теорией синхронности: каждая частица связана со всеми остальными – нельзя даже пукнуть, не изменив равновесия Вселенной. Они превратили жизнь в хохму, но только над этой хохмой некому будет посмеяться. Я открываю книгу и получаю прогноз событий, о которых даже Господь Бог хотел бы забыть. А кто я такой? Посторонний. Случайный человек. Который тут вовсе ни при чем.
Надо забрать инструменты, оборудовать мастерскую и возиться в ней день-деньской, как будто и не выпадала мне роковая черта. Надо работать. Творить, ничего не боясь. До самого конца. Жить на всю катушку, пока стена не рухнет в ров вместе с нами, со всем человечеством. Вот о чем говорит оракул. Рано или поздно рок доберется до каждого из нас. Но пусть до тех пор мои руки и голова не ведают праздности.
Комментарий предназначен только для меня и относится к моей работе. А последняя черта касается нас всех».
«Я слишком мал, – продолжил он мысль. – Могу лишь прочесть написанное и глянуть вверх, а потом опустить голову и поплестись дальше своей дорогой, как будто я невидим. Не бегать же по улицам, крича во всю глотку, чтобы привлечь внимание прохожих.
А существует ли вообще человек, способный изменить ход событий? Некто великий?.. Или, может, мы все вместе… Или в решающий момент начнет действовать тот, кого внедрили заранее, согласно тайному стратегическому плану… В общем, остается уповать на случай. На счастливое стечение обстоятельств. Лишь от него зависит жизнь – моя и всего человечества».
Фрэнк закрыл книгу и вернулся в цех. Заметив Маккарти, указал ему на тихий уголок.
– Чем больше думаю над твоей идеей, тем больше она мне нравится, – сказал он.
– Вот и отлично, – кивнул Маккарти. – А теперь слушай. Надо заставить Уиндема-Мэтсона рассчитаться сполна. – Он медленно, напряженно опустил веко – подмигнул. Это выглядело довольно жутко. – Я тут прикинул… В общем, решил уволиться и составить тебе компанию. Вот, погляди на эскизы. Чем плохи?
