Медленно достал нож, без резких движений. Не стоит пугать, если хочешь добиться понимания.
Стоять, согнувшись, было неудобно.
– Сначала я освобожу одну руку, – тихо сказал он. – Вот так… Теперь другую.
Ее правая рука бессильно повисла плетью, но лишь на пару мгновений. Гарпия почувствовала свободу. Еще мгновение, и она бросилась вперед, что есть силы вцепившись ногтями и зубами в руку Ренцо, державшую нож. Ему стоило усилий не дернуться и не ударить ее, только замереть, пережидая.
Девчонка яростно зарычала, вгрызаясь сильнее, со всей ненавистью. Ренцо стиснул зубы – от пальцев до самого плеча пронзило острой болью. Вдох-выдох. Надолго ее сил не хватит. Нужно лишь чуть-чуть переждать, и еще немного, чтобы не дрогнула рука и голос.
Прокусила. Сквозь рубашку. На предплечье, чуть выше запястья, расползается алое пятно.
– Ты пьешь кровь? – холодно спросил Ренцо.
Девчонка вздрогнула, разжала зубы, резко отстранилась, словно опомнившись, вытерла губы тыльной стороной ладони. Мотнула головой.
– Тогда зачем? – спросил он. – Если будешь вести себя как животное, я могу ударить тебя. Если как человек – мы сможем договориться.
Ее глаза сверкнули ненавистью и презрением. В возможность договориться она не верила.
Но, по крайней мере, готова слушать – значит все не так плохо.
– Теперь вторую руку, – сказал Ренцо. – Только давай без глупостей. Для того, чтобы вернуть свободу – нужно сохранить жизнь.
– О чем ты говоришь с ней? – окликнул Тони. – У тебя кровь, ты разве не видишь…
Несколько тяжелых капель стекало по пальцам, падая на пол клетки. Пальцы чуть подрагивали.
– Ты думаешь, я боюсь крови? – удивился Ренцо. – А с девочкой нам есть о чем поговорить. Она обещала мне, что будет вести себя прилично.
– Она не сказала ни слова.
– Ты просто не умеешь слушать, Тони. Она хочет выжить и, однажды, темной ночью, прийти и свернуть твою жирную кабанью шею своими тонкими пальчиками. Ради мести стоит жить, не правда ли?
Ренцо ухмыльнулся.
Бросил короткий взгляд на Гарпию, успев заметить, как в уголках ее губ тоже мелькнула тень улыбки. Всего лишь тень, но даже этого достаточно. Хорошо. Она еще очень молода и ее не успели сломать окончательно.
И еще – она совершенно точно понимает илойский.
– Сейчас я перережу веревку, – снова на джийнарском сказал Ренцо, – и мы пойдем.
В этот раз она не кусалась. Затаившись, словно пытаясь понять, чего ей от Ренцо ждать. Едва не упала, колени подогнулись, ухватилась за прутья.
– Тебе не холодно? – спросил Ренцо. – Сейчас…
Сунул нож на место и быстро стянул с себя рубашку через голову. Надел на Гарпию, заставил ее, словно ребенка, просунуть руки в рукава. Она слегка опешила и почти не сопротивлялась, только руки ее не гнулись, словно деревянные. Ничего. Дело даже не в тепле, но одежда дает ощущение защиты, и это успокаивает.
И еще – на рубашке его запах и запах его крови. Гарпия чувствует, ее ноздри чуть подрагивают.
Но принимая его одежду – она, в какой-то мере, принимает его покровительство. Рубашка мешком висит на худых плечах Гарпии. В ее глазах что-то меняется, расширяются зрачки – то ли ужас, то ли надежда, не разобрать.
– Идем, – Ренцо поднимает девчонку подмышки, поддерживает, ведет из клетки прочь.
За дверью с наслаждением выпрямляется в полный рост, расправляет плечи. Чувствует, как Гарпия тоже пытается выпрямиться после стольких дней, вдохнуть полной грудью. Высокая. Она ведь почти одного роста с ним! Хотя Ренцо и сам совсем не маленький для человека, не дракон, конечно, но все же. Древняя кровь? Джийнарская… ургашская даже.
Он даже успевает подумать, что когда девчонка придет в себя, то с ней реально не справится… остается рассчитывать только на опыт.
Но пока – всего два шага, и она без сил падает Ренцо на руки, едва не теряя сознание, щеки белые, как снег. Он подхватывает. Такая легкая, просто удивительно. Невесомая.
– Идем, – говорит тихо. – Сейчас…
И вот так, с девчонкой на руках, идет через весь лагерь.
* * *
Когда Гильем, старый слуга Ренцо, увидел девчонку, то пришел в ужас.
– О, сеньор! Но это та… из клетки! Она дикая! Сеньор… Она же не останется здесь?
– Останется, – сказал Ренцо. – Возьми циновку, чистую простыню, одеяло, и постели здесь, у стола. Потом принеси побольше теплого молока, спроси, осталась ли утренняя каша, которую готовили для солдат. Если не осталась, скажи, чтобы сварили хороший бульон. И принеси лепешек. Потом позови врача, гильдейского, Деметри. Понял?
Гильем скривился, давая понять, что ничего хорошего он о девчонке не думает.
– Зачем ей чистая простыня, если сама такая грязная, – буркнул под нос. – Она же захочет убить вас, сеньор. Зачем? Лучше вернуть ее назад.
Но стелить бросился тут же, потому, что Ренцо так и стоял, держа Гарпию на руках. Ничего, пусть ворчит, Гильем сделает все, что ему скажут, даже больше, и все что в его силах для молодого господина… хотя, какого уж там молодого, вон седые волосы появляются висках.
– Готово. Кладите ее сюда, сеньор.
Ренцо подошел, опустился на колени и положил Гарпию на циновку, очень бережно. Ее голова чуть мотнулась, дрогнули веки. Она все слышит, но либо притворяется, либо действительно не осталось сил.
– Можешь идти, Гильем.
– Я приготовлю вам новую рубашку, сеньор.
Ренцо кивнул.
Гарпия… Как же ее зовут?
Белые щеки с россыпью веснушек, сухие потрескавшиеся губы, длинные ресницы, совсем тонкая складочка между бровей – Гарпия ждет, слушает, пытается понять, что дальше с ней будет.
Ренцо, едва коснувшись, убрал с ее лица спутанные волосы.
Она ощутимо вздрогнула от этого прикосновения, напряглась всем телом. Еще немного, и бросится.
– Тихо, тихо, – сказал Ренцо по-джийнарски. – Я не трону тебя.
Поднялся на ноги.
