С девчонкой будет не просто. Сегодня предстоит долгий вечер, и еще более долгая ночь, потому, что спать не придется. Ничего, Ренцо не привыкать, это даже интересно. Последние дни пути он отчаянно скучал, теперь будет чем заняться.
Они возвращались, вокруг давно знакомые места. Теперь с солдатами вполне способны справиться центурионы, а для офицеров серьезных дел нет. Только пить, играть в кости, да тискать отборных легионных шлюх. Еще неделя, а потом его ждет дом, жена, дети и… сначала долгие празднества, потом, по крайней мере, несколько месяцев покоя.
Надеть рубашку…
Гильем оставил на стуле рядом.
Да, сначала умыться, плеснуть немного воды в лицо, смыть кровь с руки.
Ренцо повернулся к Гарпии спиной, иначе не выходило, но все время старался не выпускать из виду, по крайней мере, слушать каждый шорох.
И не услышал. Так стремительно…
Он вытер лицо, потянулся за рубашкой… реакция сработала даже не на звук, а на движение воздуха, ощущение чужого присутствия рядом. Отличная, отточенная годами родами реакция. Он успел перехватить ее за руку, резко дернул, разворачивая к себе и сам поворачиваясь к ней лицом. Успел осознать, что целилась девчонка очень точно – в шею, в артерию, и даже небольшого усилия хватило бы, чтобы убить наверняка. Это куда разумнее, чем пытаться воткнуть нож в спину. А нож его собственный, она вытащила, пока он нес ее… и не заметил, болван. Недооценил. Едва не поплатился. Лезвие чиркнуло по коже, но только царапина…
Девчонку резко к себе.
Она не вскрикнула, сдавленно охнула, закусила губу.
Больно? Слишком резко, чуть не вывихнул ей руку… ничего… но иначе бы не успел. Надавил, заставляя разжать пальцы, отобрал нож. Перехватил оба запястья одной рукой, заводя ей за спину, другой рукой крепко прижал к себе. Прижал – скорее, чтобы не упала, чувствуя, как у нее подгибаются ноги, чувствуя ее частое, сбивчивое дыхание всем телом.
Ее лицо совсем рядом. Полные ужаса золотые глаза. Попалась.
Досчитать до десяти, успокоиться.
И еще раз до десяти, потому что ощущение, что пропал голос. Проняло. Совсем немного, и отправился бы кормить червей.
Тихо кашлянул, проверяя… Нормально.
– Тебя учили убивать?
Она не ответила, только зло дрогнули ноздри. Ужас и отчаянье – хорошо. Как бы там ни было, но она не готова умирать, и ей не все равно.
Дернулась в его руках, вырваться не смогла.
– То, что ты сделала, было очень умно и очень глупо сразу, – по-джийнарски сказал Ренцо. – Ты отлично вытащила нож, так, что я не заметил. Очень разумно решила перерезать горло – это легко, если понимать как. Но вот пытаться убить меня здесь и сейчас – не очень умно. Совсем глупо.
Она слушала. Слезы блеснули в ее глазах, но удержались, не покатились по щекам. Плакать она не станет. Руки напряглись. Переступила с ноги на ногу, пытаясь устоять, но рывок отнял последние силы. Ренцо прижал ее крепче.
– Если ты убьешь меня сейчас, – сказал он, – у тебя нет шансов. Тебе не выбраться живой из лагеря. Кругом солдаты, тебя поймают. Пытаться убить меня здесь можно только в одном случае – если ты сама ищешь смерти. Умереть и забрать с собой как можно больше илойских псов? Так? Пусть хоть одного? Тоже неплохо. Я сгожусь для этой цели не хуже, чем любой другой. Отчаянный и бессмысленный поступок – только смерть и ничего больше. Но подумай, в Илое у тебя будет шанс. Выждать время и набраться сил. И правильно выбранный момент стоит куда больше безрассудного геройства. Затеряться в большом городе намного проще. И вернуться домой. Ты хочешь домой?
Почти ложь – он не позволит ей сбежать даже там.
Но это возможность выгадать время. Несколько дней, за которые может измениться многое.
Вот только готов ли он привести ее домой?
Еще есть время. И надо дожить.
У нее дрогнули губы, но она их тут же поджала. Изо всех сил постаралась выпрямиться, расправить плечи. Гордая.
– Сядь, – сказал Ренцо.
Почти силой усадил на стул.
Разжал руки, отпустил, отступив назад.
Взял полотенце, приложив к шее. Да, Гильем опять будет вздыхать и ворчать, что все в крови. Ничего. Крови на полотенце не так уж много, просто царапина. Сейчас остановится.
Главное, понять, что делать с девчонкой, он ведь не сможет сутками сторожить, не спуская с нее глаз.
– Хочешь пить? – спросил он. Налил в кружку, поставил рядом на стол. – Бери.
Она дернулась. Потянулась всем телом. И сразу не решилась. Облизала губы. Глянула на него вопросительно. Стиснула пальцы в кулак.
– Пей, – сказал Ренцо. – Это просто вода. Я не стану отбирать у тебя, и не стану ничего требовать взамен. Не сейчас. Пока это ничего не значит. Глупо отказываться.
Она протянула руку. Замерла. Почти минута понадобилась ей на раздумья. А потом схватила так жадно, что задрожали пальцы.
Но пила очень осторожно, маленькими глотками, все до дна, не торопясь и изо всех сил сдерживая себя. И, не удержавшись, облизала губы. Чуть судорожно сглотнула, поняв, что уже все. Поставила кружку на стол.
– Молодец, – сказал Ренцо по-джийнарски. – Сейчас Гильем принесет молока и немного еды. Поужинаешь со мной?
– Чего ты от меня хочешь? – чуть хрипло, но на чистом илойском спросила она.
2. Пленница
Он улыбался.
Легко и открыто улыбался, разглядывая ее.
Ни злости, ни страха. Она пыталась его убить, а он улыбался ей.
– Как тебя зовут? – спросил он по-илойски.
Еще недавно она была готова умереть, но не позволить им… Не подчиниться их воле. Она ненавидела илойцев, всех разом, и каждого из них – всем сердцем.
Но он ничего ей не сделал и не требовал ничего особенного… ничего не требовал.
И все же, он ничем не лучше других. Трибун, отдававший приказы, даже не простой солдат. Он тоже виноват во всем. Может, даже больше других. Он тоже убивал.
А ее имя – это просто имя, не значит ничего.
Она совсем терялась.
И под его взглядом… что-то происходило с ней.
– Меня зовут Лоренцо, – сказал он, пододвинул второй стул и сел рядом. – А тебя?
