– У меня свой хороший дом есть, второй мне ни за чем не нужен, пусть наставник покупает, это ведь он настаивает на вашем отъезде.
– А я тут причем?! – буквально завопил наставник, он был не только занудлив, но и отменно скуп, хотя не беден, денежки у него водились. – Я вообще не понимаю, какое отношение этот дом имеет к нашему вопросу, разве вы не снимаете его?
Вопрос был закономерен. Когда Нани появилась в поселке, то случайно постучала именно в этот дом, тогда в нем жила, а вернее доживала свои последние дни некая старушка. Наследники старушки присутствовавшие на тот момент в доме, племянница семиюродная, или кто она там, и ее муж, попросили Нани поухаживать за бабушкой, им вроде как недосуг.
Она и ухаживала за бабулькой где-то около двух месяцев, после чего болезная померла, уже очень стара была, а дом Нани у наследников выкупила. Наследники были не местные и сразу после оформления сделки уехали, а кроме них значительных денег у знахарки никто никогда не видел, вот общее мнение и склонилось в пользу версии, что дом не ее, она просто временно в нем живет.
– Это мой дом, моя собственность, у меня и документы на него все есть, оформлены как положено. Надеюсь вы ничего не имеете против частной собственности? – задала вроде бы невинный вопрос Нани.
От этого вопроса Пендракий стремительно побледнел, а у главы посыпались из рук бумаги. Лет двадцать тому назад или чуть больше, в столице и других крупных городах королевства некие смутьяны подняли бунт, ратуя за отмену частной собственности. Бунт подавили, но не сразу, а от уличных беспорядков и стрельбы пролилось немало крови.
Смутьянов в конце концов изловили, судили и публично казнили, поотрубав им всем головы, после чего Высший Совет страны издал указ, подписанный не на шутку перепуганным королем, по которому любой разговор на тему отмены частной собственности, приравнивается к измене и потому карается смертью. Было от чего струхнуть Пендракию славящемуся своей беззаветной преданностью правящей династии.
– Не верю, – почти прошептал бедняга, ему стало плохо.
До сего дня он был совершенно уверен, что хорошие дома имеются в собственности только у зажиточных людей, а тут на тебе, крепкий дом с садом и цветником и в собственности у какой-то пришлой голодранки! Он и без того давно уже недоумевал, как у нее хватает средств снимать такое жилье, но чтобы им еще и владеть, для его бедного ума это было непостижимо!
– Можете проверить, – повернулась она к главе, уже несколько взбодрившемуся после такого афронта, – сделку фиксировал в реестре недвижимости ваш отец, если я не ошибаюсь.
Но тот и сам уже тяжелой рысцой семенил к угловому шкафу. Арун лихорадочно листал книгу, Пендракий, злобно сопя, заглядывал через его плечо, а она смотрела на них с печальной усмешкой. Запись нашлась, естественно, и ни один, ни второй не смогли к ней придраться, все было сделано по закону.
– Так я пойду? – прервала она затянувшееся молчание, – раз все вопросы уже исчерпаны.
– Нет, не все! – Все еще не истратил свой злобный заряд наставник, – лицензии-то у вас все равно нет, а раз нет, то лечить людей вы не можете. Скотину уж пускай кто хочет у вас лечит, лично я и птички бы вам не доверил, а людей извольте прекратить. Правильно я говорю? – адресовался он главе, не столько для того, чтобы спросить, сколько для того, чтобы тот поднажал своим авторитетом должностного лица.
Тот горестно вздохнул, но поднажал, даже пригрозил крупным штрафом за незаконную деятельность, под пристальным взором борца за закон и порядок, чем вызвал у него бледную улыбку. Выслушав вердикт, Нани молча, только смерив скорбным взглядом людей, только что лишивших ее, а значит и ее ребенка, куска хлеба повернулась и ушла.
Все-таки слезы навернулись ей на глаза, но этого уже никто не видел. Вот за что так с нею? Никому ничего плохого не делала, наоборот, помогала всем, кто бы ни попросил. Не бесплатно, конечно, но и не за такие большие деньги, как берут лекари в городах, и ничего такого, всякий труд должен быть оплачен.
Погодите же, вот заболеет кто-нибудь из ваших близких, не заговоренные же они, к кому побегут? К ней, к Нани. Тогда и посмотрим, кто прав. Примерно так утешала себя униженная без настоящего повода знахарка, бредя к дому. Еще мелькало удивление, почему все так прислушиваются к мнению Пендракия, человека вздорного, если не сказать глупого? Чем он их всех так взял, рука что ли какая в городе есть? Так город отсюда далеко, два дня нужно ехать, не меньше.
– Мам, ты чего, плакала? – Илька раздула ноздри и закрутила головой, ища по сторонам обидчика.
– Ну вот, – попробовала пошутить Нани, – когда ты мне нужна, так ты где-нибудь гуляешь, в основном там, где я запретила, а когда я уверена, что тебя нет, ты тут как тут.
– Мам, я уже не маленькая, давай, быстренько говори, кто тебя обидел, я с ними разберусь, мало не покажется! Неужели этот толстяк Арун? – Она всплеснула руками, – ну надо же, а мне казалось, что он вроде бы ничего, не сильно вредный.
– Если ты вздумаешь с кем-нибудь разбираться, то как мы потом здесь жить будем? – задала Нани дочери вопрос, который не приходил той в голову, поскольку силенок немного накопила, а думать о последствиях еще не научилась. Вопрос явно поставил ее в тупик.
– Ну, это, как-нибудь. А что, надо позволять всяким тебя обижать?
– Как-нибудь не получится, и без того, чуть из поселка не выгнали. – Илька даже рот разинула.
– Как это? Совсем что ли? А ты чего?
Выслушав отчет матери о посещении магистрата, Илька совсем не расстроилась.
– Подумаешь, работать запретили, ну и не надо, еще лучше. Не будешь уставать, и на меня больше времени останется, сама говорила, что мало внимания мне уделяешь. – Материнское внимание ей не требовалось, наоборот, зачастую оно было только помехой в ее кипучей деятельности, это она ее так утешала.
– А жить мы на что с тобой станем? Какой никакой заработок знахарство давало, а как теперь? Никто в лавке нам с тобой ни хлеба, ни крупы, ни масла бесплатно не даст. И налоги платить обязательно надо: на дом, на содержание магистрата и стражи, а еще в королевскую казну.
– Ой, как это? Разве мы за все платим? – изумилась Илька, – а я думала, наоборот, король платит за стражников и магистрату тоже. Тоже мне, король называется, хорошо устроился чтобы последние деньги с нас тянуть!
– Тс-с, с ума сошла такие вещи говорить? Чтобы больше я никогда такого не слышала!
– Я знаю, что нельзя, так ведь нет же никого.
– И у стен есть уши.
Через несколько дней кончились последние деньги, Илька, прибежавшая с улицы застала мать в мрачных раздумьях.
– Че, мам, опять новые неприятности?
– Не сказала бы, что новые, скорее старые. Денег больше нет, вот все, что осталось, – она разжала кулак и показала медяк, – и хлеб тоже кончился, осталось немного крупы и масла, максимум на два дня, что дальше делать, ума не приложу.
– Совсем, совсем ничего нет? – И девочка заглянула в глаза матери, словно надеялась, что та шутит.
– Только НЗ.
– А что это за штука такая, никогда про такую не слышала?
– Неприкосновенный запас, на самый черный день.
– Знаешь, мам, все-таки еще не самый черный день, давай пока не будем трогать это твое НЗ. Лучше пойдем грибов и ягод насобираем, их сейчас уже везде много, и на опушке и подальше, не хлеб, конечно, но с голоду точно не помрем.
За ягодами они отправились вчетвером. То есть из дома они вышли вдвоем, но на опушке к ним присоединились Дин-Дин с подругой, которую Илька назвала Аша, почему именно так, неясно, но змея по некоторым признаком свое имя признала. Уж как они смогли догадаться, эти твари ползучие, что они собираются по ягоды, это уже вообще непостижимо, но ждали их уже заранее. Нани была поначалу недовольна их присутствием. Во-первых, зачем они им нужны при таком мешкотном деле? Во-вторых, многие из поселка были охочи до ягод, еще встретится кто-нибудь, опять будет скандал, а она и от предыдущего еще не совсем оправилась.
Но непрошенные спутники привели их на такую полянку, где ягод было видимо-невидимо, да таких крупных, только знай корзинки наполняй! До обеда обе большие корзины и обе маленькие были полны с верхом, а они ведь только часть поляны обобрали. Надо завтра сюда же прийти, рассудила про себя Нани, если только их никто на этот раз не опередит.
На обратном пути, уже без ползающих спутников, которые, попрощавшись с ними свистом и шипением, уползли в чащу, им тоже повезло. Встретилась Калисия, женщина лет тридцати, в общем-то неплохая, невредная, но какая-то несобранная что ли. Вечно у нее не все в порядке с прической, одеждой, всегда-то она опаздывает, все забывает и путает. Вот и сейчас они встретили ее на опушке, собравшейся по ягоды, но с грибной корзинкой и в то время, когда все сборщики уже разошлись по домам. Разглядев их добычу, Калисия завистливо поцокала языком и вдруг предложила.
– Пересыпьте мне обе ваши маленькие корзинки, а я вам заплачу за них. Дома скажу, что сама собрала, а то я со свекром своим неугомонным поспорила, этот старый хрыч говорит, что мне больше горсти ни за что не собрать, вот я вашими ягодами и утру ему его противный нос!
– Так он же не поверит, что ты так быстро столько набрала, – заметила ей Нани, обрадованная предложением. Будут деньги, будет и хлеб, без него все же, как ни крути, голодно.
– Да я часа два как из дома ушла, если не больше, с одной остановилась словом переброситься, потом с другой языками зацепились, все время и ушло. Давайте, высыпайте, авось не обижу, я ж не какая-нибудь Салония, – и она рассыпалась звонким смехом.
Сразу сыпать было нельзя, грибная корзина Калисии имела большие прорехи, для грибов-то ничего, а ягоды выпадут все по дороге. Пришлось сначала выстелить ее большими листьями, что Илька проделала споро и с удовольствием. Зато и получили они от менее удачливой, чем они бабенки два серебряных кругляша, хватит и на хлеб и на масло с крупой. Вот какой прибылью обернулась бескорыстная доброта девочки, когда она завела столь экзотических друзей.
На следующий день поход в лес по ягоды отменился, правильно говорят, что загад не бывает богат. Еще не рассвело, как прибежала та же Калисия, начала нервно и оглушительно барабанить в дверь, оказалось, что свинья у них никак не опоросится. Нани впопыхах одеваясь, удивлялась про себя. Свекор Калисии, которого та большей частью в глаза и за глаза именовала хрычом, а злые языки отчего-то шептались, что они любовники, хозяином был крепким, умелым и уж обычный опорос для него не проблема. Но ничего не спросила, раз зовут, значит есть в ней нужда, а для них с дочерью заработанные деньги ой как пригодятся.
Свекор, он же хрыч, был тут же, суетился, светил большим фонарем заправленным очищенным маслом. Нани давно о таком мечтала, горит очень хорошо, не чадит, да только дорого для нее. Вид у него был виноватый, он устало помаргивал и шмыгал носом. Нани присмотрелась к огромной свинье, лежащей неподвижно на боку и только вздрагивающей. Разглядела багровый пузырь опухоли, нагло выпирающей внизу брюха хавроньи. С недоумением обернулась. Хозяин развел руками, чуть не выронив фонарь.
– Недоглядел, да. Дык он и выпер седни, а я разве ж могу?
– Старый козел! – выругала его по-свойски сноха, нимало не смущаясь присутствием посторонней. И Нани подумала, что злые шепотки, кажется, имеют на сей раз основание. Но чужое грязное белье ее мало трогало. Да и то сказать, муж Калисии, хлипкий мужичонка, с наполовину лысой, несмотря на молодость головой, болтался почти все время в городе, якобы он там работал, деньги, правда, время от времени привозил, но что именно он там делает, никто, включая отца и жену, не знал.
– Несите большой, острый нож, теплой воды и самогонки какая почище прихватите, – скомандовала знахарка, надевая фартук и приготовляясь к тяжелой и грязной работе.
