Илька дождалась матери только к обеду, усталой, едва ноги волочащей, поработать пришлось немало, но зато улыбающейся. Принесла не только деньги, но и яиц, небольшой мешочек муки и желтый шмат прошлогоднего сала, можно будет лепешек напечь, да и каша со шкварками очень даже вкусной получается. Главное, что от сердца хотя бы немного отлегло.
Основная, тайная тяжесть ее чуткого сердца была в том, что найти другую работу для Нани труда не составляло, она давно поджидала ее, эта работа. Еще зимой владелец лавки Нирам зазывал ее к себе приказчицей, а она отказалась, да еще резко и зло. Только Нирам не обиделся, усмехнулся и сказал, что подождет, все равно она к нему придет, никуда не денется.
Нирам «славился» в поселке тем, что ни одной юбки пропустить не мог, а уж над своими же приказчицами измывался как хотел, а когда они беременели от него, то выгонял с работы без всякой пощады. Мотивировал он свое непотребное поведение весьма просто, женщины созданы для услады мужчин, зачем же себе отказывать в этой сладости? А то, что они оказываются с пузом, так он не виноват, мало ли с кем они еще путаются, раз ему уступили, то и любому-всякому тоже могли.
Год назад совсем молоденькая приказчица, у которой кроме старых бабки с дедкой и не было никого, удавилась в рощице позади дома, не смогла пережить своего позора. Несчастная жена Нирама, которая и до этого скользила по поселку слабой тенью, совсем с лица спала, только самому виновнику хоть бы что. Все бабы, говорит, дуры и он в их дурости не виноват.
Но если бы Нани все же пришлось выбирать между тем ужасом, когда бы начал голодать ее ребенок, и жирными телесами лавочника, то понятно, выбрала бы эту потную сволочь. Уж она бы не забеременела, теперь-то она знает, как предотвращать сию напасть, поумнела малость. Но пока этот ужас отменился, кое-чем разжилась, не придется идти в кабалу, а там видно будет.
Следующим утром, едва позавтракав, Нани увидела на пороге кухни, дверь дома из-за несусветной жары была открыта, не кого-нибудь иного, а все ту же Калисию, и нахмурилась. Обычно после ее помощи дурных последствий не бывает, видно в этот раз по-другому получилось.
– Что, не рада меня видеть? Понимаю, глаза намозолила, да не волнуйся, с хавроньей все в порядке. Я и сама не слишком довольна из-за чего пришла, но ничего не поделаешь, жизнь такая неожиданная штука, – она повела глазами в сторону заинтересованно слушающей ее Ильки и вдруг шикнула на нее, – а ну брысь, малявка, не для твоих нежных ушек этот разговор.
Девочка заупрямилась, заныла, что она уже большая, при ней все можно говорить, но Нани уговорила ее пойти погулять. Судя по решительному настрою нежданной гостьи, та говорить станет только без лишних ушей.
– Залетела я, а мне как ты знаешь, уже тридцать один стукнуло, не девочка в общем, возьмешься? – приступила она прямо к делу, как только за Илькой закрылась дверь.
– Нет, и не проси даже! – Замахала яростно руками Нани, – ты еще не рожала, опасно очень, а ну как больше и не сможешь? Я бы и раньше не взялась, а уж теперь тем более.
С минуту Калисия смотрела на нее непонимающе, потом расхохоталась. В звуках ее смеха странным образом смешались и радость и печаль.
– Да ты что подумала-то? Я не плод прошу вытравить, а за беременностью моей последить, боюсь я очень, говорю, не девочка уже. Тут мне одна рассказывала, что в городах бабы тамошние как залетят, так сразу к лекарю и бегут, чтобы за здоровьем следил, значит. Ясное дело, что не беднота, а те, кто побогаче. Я в богачки не гожусь, но кое-что и у меня найдется, не голь какая-нибудь перекатная, заплачу, сколько запросишь.
– Ничего не запрошу, – вдруг посмурнела Нани, – магистрат запретил мне людей лечить, говорят, что раз лицензии у меня нет, то закон какой-то якобы нарушаю.
– Тю, – сильно удивилась Калисия, – так ее ж, лицензии этой и раньше у тебя не было, и ничего, обходилась как-то. А теперь что случилось, с чего это наш вдруг Арун взбесился?
– А он не сам, это его Пендракий надоумил.
– Вот дурак-то, вот как есть дурак! А если сам заболеет или из домашних кто? Поди, в город-то не наездишься, тем более теперь. Да ладно, пусть его как хочет, а меня уж пожалуйста не оставь, деньги ведь тебе нужны? Вон девчонка как быстро растет, то одно надо, то другое.
– Деньги нужны, даже очень, а за тебя не возьмусь. Ты же знаешь Пендракия, в каждой бочке затычка, непременно узнает и с меня штраф потом возьмут, а мне платить нечем, да и неприятностей я больше не хочу. Съезди в город, сама говоришь, что не бедная, найдешь, чем лекарю заплатить.
– Да не только в этом дело! – Калисия облизнула губы и огляделась по сторонам, потом сделала и вовсе невероятное, подкралась к двери, тихо открыла ее и выглянула. Нани смотрела за этим представлением с большим интересом.
– В город теперь не попадешь, – продолжила посетительница разговор чуть ли не шепотом, – посты выставили, никого не пропускают. Мне мой дурачина вчера сказал. Приехал, как только ты от нас ушла, денег привез, сказал, что теперь не скоро появится, его знакомый какой-то стражник пропустил. На один день, туда и обратно, а больше вряд ли получится.
– Зачем же эти посты? – Не поняла ничего Нани.
– Не зачем, а почему. Синюха в округе пошла, ты что не слышала разве?
– Слышала, конечно, как не слышать. Но это еще когда было, и не у нас и всего один-единственный случай.
– А вот и нет, не один! То есть, тогда, может и один, а сейчас сразу десяток, не меньше. Не у нас, слава богам, но недалече, сама понимаешь, городские власти сразу встрепенулись, боятся за себя, берегутся, а мы хоть все перемри тут.
– И твой муж так спокойно тебя здесь бросил? – недоверчиво спросила Нани, она еще не могла до конца поверить, что они внезапно оказались в карантинной зоне. Ее вопрос смутил Калисию, она закосила глазами, вновь облизнулась, словно очень хотела пить.
– Не бросил, – нехотя призналась и сразу перешла в атаку, заговорила напористо, агрессивно, – он звал меня с собой, мол, возьми немного вещей и проберемся тихо-тихо, а что я ему лазутчик что ли какой? Все здесь брось, а вещей много брать нельзя, свекру ничего не говорить, а он что, разве не человек? Я лучше уж тут останусь, авось беда обойдет нас как-нибудь стороной.
Выговорившись она понурила голову. Нани молча и внимательно ее разглядывала, думала о чем-то.
– У тебя ребенок не от мужа, от свекра? – спросила наконец.
Калисия совсем понурилась, опустила голову и зашаркала ногой по полу.
– Ну да, я поэтому и не захотела с мужем ехать. Сама посуди, какой от него толк? Больше десяти лет за этим идиотом замужем, а детей все нет. А тут сразу я забрюхатела, куда мне уж теперь отсюда? Тут рожать буду, но и ты меня не оставь, как хочешь, а не бросай. Штраф я за тебя уплачу, не сомневайся даже, лишь бы с маленьким все хорошо было.
– Сразу забрюхатела, говоришь. А свекор-то хоть знает?
– Догадывается, но молчит. Ну и я молчу, как о таком скажешь? Тебе единственной призналась, знаю, ты могила.
– Но ведь когда-то с мужем объясняться придется, не на всю же жизнь эти посты выставили?
– Ой, лишь бы нас мор не затронул, а муж что, говорю же, дурачина полный. От него я отобьюсь легко, если он вообще спрашивать станет. Он ведь как приезжает, по мне исправно елозит, без большого удовольствия, правда, даже для себя, а обо мне и речи нет. Скажу, что его дитя и точка, еще и рад будет.
Ни о чем твердо они не договорились, хотя расстались взаимно удовлетворенными. Калисия была уверена, что Нани с ее добротой и ответственным подходом не оставит ее своей помощью и советом. А та думала, что в крайнем случае она пойдет на нарушение, зато сможет неплохо заработать на этих родах.
Но вскорости ей пришлось принимать совсем другие роды, такие, про возможность которых она и думать не думала. Прибежала из леса взволнованная Илька и принялась тараторить, что Марина сильно заболела, живот у нее болит, она мычит и стонет. Пусть, де, мать собирает свой знахарский сундучок и идет лечить ее сильно волосатую приятельницу. Для начала Нани пришлось вспомнить, кто вообще такая эта Марина, потом начала решительно отказываться от сомнительной чести лечить лесную отшельницу. Но вдруг резко передумала.
Вспомнилось ей пережитое недавно в магистрате унижение, и торжество этого ничтожного Пендракия, который сумел таки взять над нею верх. Он уже больше года о таком триумфе мечтал, с тех самых пор, как Нани забрала из местного училища дочь, заявив, что сама будет учить ее. Над девочкой там стали сильно издеваться с подачи этого наставника, не все, но многие и учителя и ученики, словно чувствуя, что она не такая, как они, совсем другая. А может быть и правда чувствовали.
– Хорошо, я согласна, пошли лечить твою Марину. Только имей в виду, что я могу и не разобраться, что у нее там болит и почему. Она ведь совсем говорить не может? – Илька при этом вопросе замялась.
– Так, как мы, она не говорит, но она пристально смотрит в глаза и в голове словно шепот какой-то возникает.
– Телепатка, значит. Ничего себе приятельница твоя!
– Это так плохо, телепатка? – забеспокоилась девочка.
– Само по себе это не хорошо и не плохо, но очень необычно, лично я с таким явлением не сталкивалась, только в книжке про такие штуки читала, но такие люди, судя по всему, изредка встречаются.
– Люди? – задумалась Илька, эта новость навела ее на определенные мысли, – раз другие могут, то и я смогу, надо попробовать, – решительно заявил невозможный ребенок.
Нани молча покосилась на нее. Потом все же решила предостеречь.
– Не вздумай на ком-нибудь из поселка отрабатывать телепатию, а то так и до костра можно допрыгаться.
– Как это, до костра? – Сразу разгорелись глаза у девочки от необычной новости.
– Обыкновенно. Привяжут тебя, да и меня заодно к столбам на площади, обложат хворостом, сверху маслица плеснут и подожгут.
– И что, правда сожгут?
– А ты думаешь, что пошутят только? Раньше, лет сто назад, многих женщин сжигали, мужчин иногда тоже, но женщин особенно много. Может быть потому, что у них чаще необычные способности проявляются. Потом поутихли малость, а в последнее время о кострах совсем не слышно стало, но могут и воскресить обычай.
– Ничего себе, обычай! – поежилась Илька, – но только ты, мам, зря меня за маленькую и глупую считаешь, – решила на всякий случай обидеться.
– Куда взрослее тебя и совсем вроде бы не глупые на кострах свою жизнь кончали, – посмотрев на дочь и убедившись, что та слушает очень внимательно, продолжила, – вот представь себе, задумаешь поделиться этим секретом с какой-нибудь закадычной подружкой или дружком, а он тоже с кем-нибудь поделится, вот все и вылезет наружу.
