«…Только блеснет голубая денница, Только что сон золотой убежит – Злая, громадная, черная птица У моего изголовья сидит…»
«…О, ужас! Гадкие щенки, В тарелки сунув языки, Лакают громко молоко… Представить сцену нелегко!…»
«…Много есть про злых детей И рассказов, и статей, – Но таких еще проказ И не слыхано у нас! Да, сознаться мы должны…»
«Я видел сон, не вовсе бывший сном. Потухло, мнилось, солнце, без лучей По беспредельности блуждали звезды, И хладная земля чернелась в мрачной, Безлунной тверди. Наступил час утра, Прошел, настал опять – дня нет, как нет!..»
«Мне дорог час, когда бледнеет пламень дня И солнце с запада на море льет сиянье: Тогда встают мечты дней прошлых для меня И вздох вечерний шлет к тебе воспоминанье…»
«– Не трогай, брось, говорю тебе, постылая харя, не то проучу! Смотри, захнычешь еще у меня не так! Чей-то злобный, кричащий голос произносил эти слова как раз в ту минуту, когда под тяжелыми шагами Джемса Понтина скрипнула последняя ступенька лестницы. Такие крутые лестницы бывают в лондонских домах, сверху до низу переполненный мелкими, бедными квартирами. По всей вышине её царила непроглядная т…
«Степь легла передо мною… Гаснет солнце на закате; Как на крыльях соколиных, Мчится конь мой все быстрее! Городов и сёл не видно…»
«Однажды, в начале ноября, страшный ветер, бушевавший в горах три дня и три ночи, наломал столько деревьев в Татрах, что местами целые склоны были завалены сосновым буреломом… Лишь кое-где торчали буки с замерзшими листьями, державшиеся на глубоко ушедших в землю корнях. Потом пошли дожди, потом снег, и раз ночью, к концу ноября, стало сильно морозить…»
«Мэри отправлялась на большой раут к Лудзким. Две горничные подавали ей платье и туалетные принадлежности, парикмахер в последний раз окинул глазами произведение своего искусства и с глубоким поклоном вышел из комнаты. За дверью он сплюнул и со вздохом взглянул на свой дворянский перстень. Но, нащупав рукой деньги в кармане, он невольно улыбнулся…»