Возрождение времени

– Ты сказала: «Ты мой Адам, а я твоя Ева». – Тяньмин закрыл глаза, вспоминая.

– Не знаю, как я нашла слова. – 艾 АА закусила губу и покраснела. – Не важно… Так мы с тобой стали парой. Конечно, отчаяние не отпускало нас, но по крайней мере в тот день мы забыли о нем и… Это было прекрасно! На следующий день ты сказал мне: «Отныне это наш мир». Разве ты не помнишь?

На лице Тяньмина появилась улыбка, чего он, возможно, даже не осознавал.

– Конечно помню.

– Так как все это может быть нереальным? – спросила АА.

Ободряюще улыбнувшись, она придвинулась к нему. На этот раз он не отшатнулся. АА взяла его руки и обвила ими себя, приникла ухом к груди Тяньмина, чтобы услышать биение его сердца. Все еще растерянный, Тяньмин смотрел куда-то вдаль, позволяя ей обнимать себя. АА покрыла его лицо нежными поцелуями, и он постепенно, нерешительно обнял ее в ответ. Его взгляд потеплел, и он ответил ей на поцелуй, а она отозвалась с еще бо́льшим пылом…

Тяньмин получил самое что ни на есть примитивное и доподлинное доказательство реальности Вселенной.

Дождь прекратился некоторое время назад, и голубая трава заколыхалась на вечернем ветерке. Закатный свет пробился сквозь облака и обвел лазурные холмы золотой каймой.

То, что случилось дальше, на Земле было бы невообразимо: голубые деревья и кусты пробудились к жизни. Они потянулись, просыпаясь, повернули сотни тысяч листьев к теплу закатного солнца и стали вбирать в себя каждую крупицу энергии. Некоторые ветки, желая получить больше света, толкали и отпихивали друг друга, наполняя воздух шелестом. Из озера взмыли четырехкрылые насекомые-амфибии, похожие на земных стрекоз, и затанцевали, всасывая питательные вещества, выделяемые голубой травой, тоненько застрекотали, привлекая пару. Насекомые противоположного пола ответили собственной песней, а затем пары закружились над озером в сложном брачном танце – священном ритуале, служащем продолжению и приумножению жизни… Все эти звуки слились в единую композицию, уникальную кантату жизни на Голубой планете.

В сердце этого нового черного домена жизнь, казалось, текла как раньше, если не считать вторжения двух скитальцев из дальнего далека. В этом мире они соединились, и здесь они останутся навсегда. Но для планеты, насчитывающей уже миллиарды лет и впереди у которой были еще многие миллиарды, чужаки были ничем – они исчезнут в мгновение ока, не оставив следа, словно пробежавшая по озеру рябь.

Глядя на садящееся солнце, Юнь Тяньмин тихо сказал:

– Я уже думал об этом мире как о сне. АА, прости, что я так вел себя. Даже сейчас я не совсем уверен, что проснулся. Не могу различить, где сон начинается, а где заканчивается. Такое впечатление, что… что все это не имеет конца.

– Не имеет конца? – удивилась АА. – О чем ты?

– Сколько тебе сейчас лет? – спросил Тяньмин.

– Не помню. По меньшей мере лет четыреста.

– А если исключить годы, проведенные в гибернации?

– Тогда двадцать… тридцать с чем-то? Нет, я в самом деле не помню, – ответила АА.

– По стандартам Эры Устрашения, ты все еще очень молода. А знаешь, сколько лет мне?

– Я бы сказала – чуть больше семисот. Но если не считать гибернацию, думаю, ты ненамного старше меня.

– Нет. Моему мозгу по меньшей мере несколько тысяч лет, может, даже десятков тысяч. – Глаза Тяньмина, когда он произносил это, казались очень старыми.

Недоумение 艾 АА становилось все сильнее. Но вместо того чтобы пуститься в расспросы, она обратилась в слух.

С гримасой боли Тяньмин принялся объяснять:

– Знаю, в это трудно поверить. В том-то и состоит разница между нами: я провел бо́льшую часть жизни во сне, – во сне, продлившемся десятки тысяч лет.

С первого года Эры Кризиса, с того момента, когда меня… нет, мой мозг заморозили, я начал видеть сны. Бесконечные сны – вот что заполняло мое время, пока я летел в космической бездне. Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что по большей части это были ложные воспоминания, сфабрикованные моим мозгом позже, потому что при почти абсолютном нуле мозг не может генерировать сны… А потом, когда трисоляриане поймали меня, они ухватились за сновидения как за самое мощное оружие и применили его для того, чтобы стимулировать меня, изучать меня… использовать меня.

Голос Тяньмина был спокоен, как будто он описывал прогулку по берегу озера. Но АА поежилась. Она понимала – и подтверждение Тяньмина было ей не нужно, – что о большей части невообразимых мучений, боли и страхов он умалчивает.

艾 АА и Юнь Тяньмин прожили на Голубой уже год – столько прошло времени с момента расширения «линии смерти»[3]. Они рассчитывали друг на друга, поддерживали друг друга. За это время с Тяньмином случилось несколько подобных припадков. Тяньмин никогда не объяснял, а его подруга не пыталась выведать у него их причины, хотя и подозревала – они кроются в том, что он пережил у трисоляриан.

АА считала Тяньмина величайшим шпионом в истории человечества. Без тела, будучи лишь изолированным мозгом, он сумел проникнуть в среду пришельцев и передал людям бесценную разведывательную информацию. Сознавая, что такой успех дается дорогой ценой, ценой кровавых, жестоких пыток, которым трисоляриане подвергли Тяньмина, она страстно желала узнать правду, переложить на свои плечи часть груза былых мучений, утешить его. Но она не решалась расспрашивать, бередить его раны. Иногда она даже задавалась вопросом, смогут ли хрупкие узы любви стянуть раны, оставшиеся после выпавших ему ужасных испытаний.

И вот сегодня, когда Тяньмин, кажется, созрел, чтобы облегчить душу, сердце АА наполнила горько-сладкая радость.

– Ничего не могу с собой поделать, все время вспоминаю те кошмары. – Тяньмин нервно поковырял ногой галечник. – Во многих из этих сфабрикованных трисолярианами снов я видел себя на том студенческом пикнике: сижу рядом с Чэн Синь, мы доверительно беседуем. А потом она притягивает меня к себе, целует, меня охватывают неописуемые восторг и счастье… и в этот момент она внезапно превращается в жуткое чудовище: кожа, покрытая чешуей, острые клыки между алых губ… Она смыкает челюсти у меня на горле и утаскивает в бездонное озеро, где я тону, объятый холодным страхом.

– Какой ужас! – вскрикнула АА.

– Ужас? – Тяньмин испустил смешок, больше похожий на всхлип. – Да я еще даже не дошел до настоящего ужаса. Многие страдают от кошмаров похлеще этого. Но мои сны чрезвычайно точны в мельчайших деталях. Я до сих пор со всей отчетливостью помню, как острые зубы вонзаются в мое тело и бездушные фасеточные глаза смотрят в мои… Ощущение агонии и удушья не отличить от реального. Но это еще не все. Кошмар на этом не заканчивался. Я не мог дышать в воде, но я и не просыпался, и не терял сознания, и уж конечно не мог умереть. Время останавливалось, а боль длилась и длилась.

Мое сознание мерцало. В одно мгновение я понимал, что галлюцинирую, в следующее забывал и снова безнадежно боролся с пожирающим меня монстром…

Голос Тяньмина стал более глухим, как будто он разговаривал во сне.

– В такие моменты я цеплялся за воспоминания об одном человеке. Словно Дантова Беатриче, она являлась мне среди облаков, окруженная ангелами, в венке из цветов на голове, одетая в огонь, как в платье. Это священное сияние пронизывало темную воду озера, даря мне надежду. Я говорил себе: «Чэн Синь – не чудовище, она богиня, которая принесет мне спасение. Она не предаст. Все это лишь проделки дьявола…» Но мир – не волшебная сказка. Моя богиня не придет и не спасет меня только потому, что я воззвал к ней. Мысли о Чэн Синь и тонкая ниточка надежды не давали мне облегчения. Вместо этого они разрывали мне сердце.

– Остановись, – сказала АА, ласково поглаживая его поросшую щетиной щеку. – Я понимаю. Забудь о кошмарах. Это только сны, и они остались в прошлом.

– Нет! Ты ничего не понимаешь! – Тяньмин оттолкнул ее руку и вскочил в возбуждении. – Это были совсем не сны! Разве не ясно? Трисоляриане стимулировали мои нейроны электрическими сигналами. Для меня все это происходило на самом деле – как сейчас, когда я вижу тебя, ощущаю тебя. На уровне нейронной активности никакой разницы нет. Они внедряли кошмары в мой мозг, делали их реальными, задействовав биологические механизмы, и защиты от этого у меня не было. Я не боролся с иллюзиями при помощи реальности – наоборот, я создавал иллюзии, чтобы побороть реальность! И выиграть в этой битве я не мог.

Какой прок был призывать Чэн Синь?! В ответ на мольбы мучители вызывали в моем сознании ее образ, давали надежду, что чудо свершилось, что спасение – вот оно, только протяни руку. А потом они опять превращали все в ад, в тысячу раз худший, чем тот, через который я только что прошел.

В одном из снов я прожил с Чэн Синь десять лет, у нас даже была чудесная маленькая дочка. Но эти десять лет радости и покоя оказались лишь прелюдией к кошмару. Великий голод поразил страну, и все мы были изнурены до того, что от нас оставались лишь кожа да кости. Мы умирали. И все же однажды Чэн Синь исхитрилась приготовить для меня жаркое. Я был озадачен: где она достала мясо? Немного поев, я вдруг увидел в углу кухни прядку волос и клочок кожи. Я был потрясен. И тут Чэн Синь выудила половником из горшка что-то круглое, мясистое… оно варилось так долго, что почти распадалось на части. Я узнал головку нашей дочери. Улыбаясь, Чэн Синь проговорила: «Очень вкусно, правда? Добавки хочешь?»

– А-а-ах! – АА схватила Тяньмина за руку, ее едва не стошнило. Она и представить себе не могла, как можно перенести такой кошмар и не сломаться.

Но Тяньмин продолжал рассказывать чуть ли не с ожесточением:

– Хуже всего то, что, хотя меня едва не выворачивало наизнанку, а моему ужасу и скорби не было предела, испытываемый мной голод, казалось, обладал собственной волей. Я ничего не мог поделать – набивал и набивал рот, ел свою дочурку, пока не наелся до отвала. Насытившись, мы с Чэн Синь предались любви, а после заснули прямо рядом с костями нашего ребенка.

Пробудившись, я обнаружил, что связан по рукам и ногам и не могу пошевелиться. Чэн Синь опустилась передо мной на колени и сообщила, что ради собственного выживания должна съесть меня. Я в ужасе смотрел, как она вгрызлась в мою руку, оторвала зубами кусок плоти, разжевала и проглотила. Она продолжала до тех пор, пока не счистила с моих костей все мясо…

АА больше не могла этого вынести.

– Прекрати! Прекрати! Умоляю! – Она отвернулась, и ее стошнило. Рот наполнился гадостным кислым вкусом.

Оправившись, она спросила:

– Но зачем? Зачем трисоляриане изводили тебя такими отвратительными иллюзиями?

– Чтобы понять людей, – ответил Тяньмин. – Подумай как следует и увидишь, что ничего странного тут нет. Хотя софоны и помогали держать все происходящее на Земле под наблюдением, они не могли понять наши эмоциональные или физические реакции без постановки экспериментов. Кошмар, который я только что описал, трисоляриане вовсе не восприняли бы как трагедию, поскольку их моральный кодекс абсолютно иной. Они часто поедают плоть других дегидрированных трисоляриан и не могут понять, почему человек испытывает такое отвращение к каннибализму. Я мог бы порассказать тебе куда более отвратительные истории. Например…

– Может, отложим все эти мерзости до другого раза? – перебила АА. Наконец-то ей стало понятно, почему Тяньмин хранил молчание о своем пребывании среди трисоляриан. – Что бы ни случилось, Тяньмин, помни одно: ты выжил в этих испытаниях и завоевал их доверие и уважение; ты внедрился в самое сердце инопланетного общества. Твои жертвы стоили того.

Тяньмин взглянул на нее с перекошенным лицом:

– Да, конечно, мои жертвы стоили того. Они способствовали уничтожению Земли и человеческой расы.

АА в недоумении воззрилась на мужа. Тот, сделав глубокий вдох, наконец поведал ей тайну, которую скрывал от всех.

– Ну как ты не понимаешь, АА? Единственной причиной, почему я смог завоевать доверие трисоляриан и «внедриться» в их общество, как раз и было то, что я сдался. Атака капель, покончившая с Эрой Устрашения, по большому счету была делом моих рук.

Если уж искать кого-то, ответственного за уничтожение колыбели человечества, то самым подходящим кандидатом на эту роль была бы не Чэн Синь, не Юнь Тяньмин или еще кто-то, чьи решения повлияли на жизни миллиардов людей, а Томас Уэйд, посвятивший себя спасению человечества с помощью программы беспощадной борьбы. Более шестисот лет назад именно он сказал слова, определившие конечную судьбу обеих рас:

«We’ll send only a brain».

– Мы пошлем только мозг.

Эта гениальная идея вытащила программу «Лестница» из мрачного тупика и вручила трисолярианам великую драгоценность – человеческий мозг. Хотя софоны и могли наблюдать деятельность человеческого мозга во всех подробностях, пассивное слежение не позволяло с необходимой глубиной изучить, каким образом люди познают и осмысляют окружающий мир. Вдобавок после того, как Отвернувшийся Билл Хайнс попытался вмешаться в деятельность мозга, лидеров человечества стали все больше тревожить опасности, связанные с нейробиологическими исследованиями. Ученым было запрещено вникать в специфику того, как биоэлектрическое взаимодействие между нейронами порождает мысли, – ведь такие исследования дали бы трисолярианам возможность читать мысли людей посредством детального нейроэлектрического мониторинга.

После первого контакта прошло два века, а мыслительные процессы людей по-прежнему были для трисоляриан непроницаемым черным ящиком. Инопланетяне жаждали провести опыты на живом человеке. Впрочем, их энтузиазм диктовался отнюдь не только научной любознательностью; скорее его питала отчаянная практическая необходимость научиться стратегическому обману.

В течение всей Эры Кризиса трисоляриане не ощущали потребности применять в отношении человечества хитрости и уловки – точно так же, как людям в борьбе с вредными насекомыми не нужна ложь, нужны лишь пестициды. Однако это не означало, что трисоляриане не отдавали себе отчета в ценности подобной стратегии для достижения других целей. С того самого момента, когда они открыли царящий в космосе закон темного леса, трисоляриане жили в постоянном страхе перед остальной Вселенной. Они знали, что в галактике скрываются бесчисленные охотники, и тот давний обмен сообщениями между Землей и Трисолярисом наверняка будет обнаружен и расценен как угроза существованию этих самых охотников. Трисоляриане рассматривали стратегические уловки как важное оборонительное оружие, но чтобы овладеть им, нужно было сначала изучить единственный известный им вид, обладающий способностями к обману, то есть человечество.

Вскоре после того как Эванс рассказал инопланетянам об этом уникальном свойстве людской натуры, в среде трисолярианской научной элиты возникла новая отрасль знания – «обманология». Трисоляриане надеялись, что освоить это человеческое умение будет несложно, но надежды быстро увяли. Чисто теоретически понимание принципов обмана не представляло трудности: нужно попросту выдавать ложные утверждения, и как только противник поверит им, желаемая цель будет достигнута. К несчастью, трисолярианские ученые почти сразу обнаружили, что у их расы не сформирован биологический механизм лжи и они не в состоянии применить эту нехитрую технику на практике. Примерно то же самое происходит с учеными-людьми: они способны досконально описать четырехмерное пространство средствами математики, но не могут сконструировать в уме даже самой простой четырехмерной фигуры.

Как все разумные существа, трисоляриане иногда совершали ошибки, но поскольку их язык состоял из электрических мыслеобразов, излучаемых напрямую в мозг собеседника, выдавать заведомую фальшивку за правду у них не получалось. Если трисолярианин знал, что утверждение ложное, когнитивные маркеры немедленно разоблачали его. Хотя в некоторых специфических обстоятельствах, например в дальней связи, осуществляемой при помощи техники, можно было сфабриковать сигналы ложной мозговой активности, глубинный инстинкт трисоляриан, наследие долгой эволюции от примитивных до развитых жизненных форм, удерживал их от подобного шага.

Трисоляриане надеялись овладеть искусством лжи, изучая историю человечества, а также выдающиеся работы в области политики, военной стратегии, торговли и теории игр. Но вскоре они выяснили, что не могут понять историю землян, как не могут разобраться и в теоретических работах по данным вопросам, принадлежащих перу земных ученых. (Истины ради заметим, что и среди людей эти работы понимают немногие.)

Тогда они обратились к художественной литературе, понять которую, кажется, было легче. Одно время трисолярианским ученым и политикам предписывалось читать популярные произведения, повествующие об интригах и обмане. Книги наподобие «Графа Монте-Кристо», «Приключений Шерлока Холмса» и «Троецарствия» стали бестселлерами. Но инопланетяне не обладали нужными качествами, чтобы по достоинству оценить и эти книги. Романы, которыми люди зачитывались на досуге просто ради удовольствия, трисолярианам представлялись мудреными, непостижимыми трактатами. Даже после многих лет их изучения наиболее продвинутые стратеги смогли понять лишь простейшие обманы, представленные в таких сказках, как «Красная Шапочка». Для ведения межзвездной войны эти знания были бесполезны.

После нескольких десятилетий бесплодных усилий трисоляриане были вынуждены отказаться от амбициозного плана фундаментально изменить собственную природу. Тогда они стали разрабатывать компьютерные симуляции, способные выстраивать перспективные сценарии стратегического обмана. Однако компьютеры могут лишь воспроизвести и расширить дарования своих создателей. Чтобы наделить компьютеры особыми навыками, нужно написать необходимое программное обеспечение, а чтобы написать такое программное обеспечение, необходимо глубоко разбираться в соответствующих принципах. Если люди не в состоянии найти доказательство проблемы Гольдбаха, вряд ли им стоит рассчитывать, что с этой задачей смогут справиться сделанные людьми компьютеры. Так и здесь: поскольку трисоляриане не понимали, как работает обман, этого не могли понять и их компьютеры.

Наконец после долгих лет концентрированных усилий и упорных попыток, предпринятых целыми поколениями лучших трисолярианских умов, в распоряжении которых была база данных, включающая в себя содержание всех земных библиотек, наиболее совершенные трисолярианские компьютеры научились лгать примерно как двенадцатилетний землянин. Впрочем, и это действие было возможно только в обстоятельствах, близких к земным (поскольку все сценарии, по которым тренировали компьютеры, имели земное происхождение). Такие навыки имели лишь ограниченную применимость в потенциальных конфликтах между трисолярианской и другими, еще не открытыми инопланетными цивилизациями. Во многих случаях эти «продвинутые» компьютеры не умели даже вести содержательную беседу, проваливая стандартный тест Тьюринга.

Потратив столько времени попусту, трисолярианские ученые пришли к выводу, что для овладения навыком стратегического обмана жизненно необходимо изучать настоящего, живого человека. До того как межзвездный флот достигнет Земли и завоюет ее, единственным человеком, которого могли бы заполучить трисоляриане, был Юнь Тяньмин, вернее, его мозг, уже покинувший Солнечную систему. В конце Эры Кризиса флот отрядил корабль с единственной целью – перехватить зонд, несущий мозг Юнь Тяньмина.

Человечество ошибочно истолковало отбытие этого корабля как попытку трисоляриан, осознавших подавляющее превосходство земных сил, заключить мир, и эта ошибка косвенным образом привела к уничтожению всего земного флота в битве Судного дня. В этом смысле непреднамеренный «стратегический обман» со стороны Трисоляриса, можно сказать, увенчался успехом.

Флоту удалось выловить зонд с мозгом Юнь Тяньмина только после того, как Ло Цзи ввел в действие систему Устрашения. Теперь между Землей и Трисолярисом установился хрупкий баланс сил. После многих лет блокады софонов развитие земных технологий пошло громадными скачками. Трисолярису же оставалось лишь смотреть, как его преимущество убывает день ото дня. Теперь для него основной целью стратегического обмана стала не какая-то покуда неизвестная инопланетная раса, а человечество. Хотя на Земле еще и оставались кое-какие последователи общества «Земля – Трисолярис», готовые плести интриги и играть на стороне пришельцев, трисоляриане не хотели пускаться в рискованные предприятия под пристальным взором землян, дабы те не осуществили всеобщую космическую передачу. В таких обстоятельствах стало необычайно важно прозондировать и понять мозг Юнь Тяньмина.

На выяснение базовой структуры органа трисолярианам понадобилось примерно десять земных лет. Принимая во внимание эффективность трисоляриан, которая намного превосходила человеческую, их прогресс был эквивалентен целому столетию работы земных ученых. Инопланетяне сконструировали симуляцию тела для захваченного мозга, чтобы он мог видеть, слышать, осязать, ощущать вкус и запах, а затем принялись изучать, как генерируются и передаются сенсорные сигналы.

Следующим этапом была попытка истолковать информацию, содержащуюся в памяти Тяньмина. Трисоляриане в определенные моменты стимулировали языковой центр мозга, чтобы он мог рассказать им, что он видит, слышит, о чем думает и так далее. Не умея еще читать мысли Тяньмина напрямую, они методом проб и ошибок, перебирая различные стимулы, научились вводить в его мозг любую информацию, а затем изучать его реакции по его собственным описаниям.

Поначалу трисоляриане обращались с подопытным объектом бережно, и эксперименты были осторожными и мягкими. Они показали Тяньмину множество прекрасных видов и приятных сцен. Вот эти самые опыты и оставили в сознании Тяньмина иллюзорные воспоминания о снах, которые он якобы видел в течение своего долгого полета сквозь космический мрак. Но по мере того как пришельцы детальнее знакомились с человеческим мозгом, эксперименты становились все более грубыми и бесцеремонными. Много раз мучители приводили Тяньмина к грани безумия, но они знали уже достаточно, чтобы остановиться на краю пропасти и успокоить подопытного с помощью химических транквилизаторов, давая тому возможность восстановиться.

Хотя трисоляриане и научились читать мысли Тяньмина с относительной точностью, они обнаружили, что благодаря уникальной нервной топологии каждого отдельного человека то, что они узнали от своего пленника, применимо к другим людям только на самом базовом уровне. Нейронные структуры и паттерны высшей мыслительной деятельности, которые они изучали, были присущи только Тяньмину, и никому другому. Мечта трисоляриан научиться читать в головах всех людей оставалась недостижимой.

Таким образом, глубоко индивидуальный характер опыта и памяти сохранил природу человеческого мышления в тайне – оно по-прежнему оставалось черным ящиком. Если бы у трисоляриан был доступ к тысячам или миллионам подопытных, возможно, тогда им бы и удалось преодолеть этот барьер. Увы, у них имелся лишь Юнь Тяньмин.

И все же, имея в распоряжении только один мозг, они достигли великолепных результатов.

Еще семь земных лет концентрированных усилий по исследованию мозга Тяньмина – и трисоляриане создали первую цифровую модель этого органа. Модель содержала всю информацию, хранящуюся в разуме пленника на квантовом уровне, и могла использоваться для имитации основных процессов его мышления. После того как трисоляриане удалили из цифрового мозга все «бесполезные» человеческие эмоции и чувство видовой принадлежности, они наполнили его собственными данными, надеясь, что машинный разум поможет им плести интриги и строить козни. Трисоляриане назвали эту технологию «облачным компьютингом» – во-первых, потому что она окутывала туманом свет истины, а во-вторых, потому что «юнь» по-китайски означает «облако».

По мере того как цивилизация трисоляриан становилась все более коммерчески ориентированной, были выпущены недорогие версии цифрового мозга Юнь Тяньмина для массового потребления. Трисоляриане вживляли эти «облачные» устройства в свои органы мышления, маскируя с их помощью свои истинные мысли и достигая таким образом беспрецедентных результатов, невозможных для «неусовершенствованного» трисолярианина.

Например, традиционная беседа во время трисолярианского брачного периода могла пойти вот так:

– Моя дорогая особь-первого-пола, эта смиренная особь-второго-пола желает, чтобы наши тела соединились. – Трисолярианин, обращающийся с просьбой, делал щупальцами жест, выражающий желание. (Трисоляриане тоже делились на два пола, хотя и совершенно иные, чем у людей.)

– Пошел вон, уродина! Один твой вид вызывает у меня желание извергнуть фекальные массы! – Второй трисолярианин посылал мыслеволну, выражающую крайнее отвращение.

Такая откровенность со стороны второго трисолярианина часто приводила к ситуации, не желательной ни для одной из сторон, а именно к бешеной драке. Изобретение «облачного компьютинга» позволяло незаинтересованной секс-особи отвечать в более деликатной манере: