Щоб у хати всього мали —
Колядникив пригощали!
Хозяева всегда приветливо принимали детей, внимательно выслушивали их божественные тексты, исполнение молитвы «Рождество твоё!».
Колядовать приходили и из ближайших деревень. Все желали друг другу добра, здоровья, благополучия.
Ребята, девчата постарше, Маруся Штанько, Христя Минченко, Ваня Плюта, Саша Бащенко слаженно, прочувствованно исполняли рождественские песни. Подавали им пирожков, вареников, колбасы, а то и небольшие деньги. Днём собирались у кого-либо в хате и отмечали праздник.
Ребята все вежливые, трезвые, не курили. С куревом случались курьёзы. В Свирино подросток Ваня Сулима в окружении сверстников решил подышать дымком. Неожиданно рядом оказался односельчанин. Оторопевший Ваня сунул окурок в сгиб локтя и ждал пока уйдёт дядька. Ожог Ваня вытерпел, но руку повредил. Не стала разгибаться.
Особо хохлы почитали Пасху, Красную горку, Троицу. Заранее белили стены хат и горниц снаружи и внутри. Мыли полы. Если земляные – смазывали белой глиной. Сами временно переселялись в сараи или повети.
Жители старших возрастов старались попасть в церковь (Сухие Гаи, В. Хава, Ветнёвка). Посещали кладбища, поминали сродников, разговлялись.
Для нарядной, радостной молодёжи особенно желанна была Троица. Жилые помещения украшали зеленью. Девушки плели на голову венки из цветов, из колосьев пшеницы. Выходили в поле, когда цвела рожь, «качались» на волнах посевов. Пели, просили у Господа солнышка, тепла, богатого урожая:
Сийся, родыся,
Жито, пшеныця,
Всяка пашеница[10 - *От слова – пашня.]
На столи хлибамы,
В печи пирогамы!
А коль чувствовалась засуха, из пшеничных, ржаных
стеблей с колосьями готовили букеты и несли в церковь для освящения. Уважаемые старики, Исаак, Влас Бащенко или Владимир Козуб приглашали из В. Хавы или Сухих Гаёв священника. С молящимися хлеборобами он выходил в поле и проводил молебен. Верили, надеялись на божью помощь, на минование природной беды.
Меж тем беда рукотворная, всеохватная зародилась и созревала по всей стране. Беда – коллективизация, строительство колхозов.
Беда рукотворная Начало трагедии положил ноябрьский 1929 года пленум ЦК ВКП (б), принявший решение «проводить курс на решительную борьбу с кулаком, на выкорчёвывание корней капитализма в сельском хозяйстве».
Ещё в декабре 1927 года И. Сталин наметил курс на коллективизацию, на объединение разрозненных хозяйств в единое целое.
Весной 1930 года в стране начался массовый поход против сельских эксплуататоров – кулаков. Власть к ним стала присматриваться ещё с прошлого года. Надо было их изолировать от бедняцкого населения. «Иначе кулаки станут вредить колхозам, мешать организации новой жизни», – так объясняли представители власти свои действия.
Политбюро ЦК ВКП (б) от 30.01.1930 года принимает постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Требовалось отменить аренду земли, запретить применение наёмного труда, отобрать у кулаков жилые и хозяйственные постройки, скот, зерно, средства производства, сельхозинвентарь. Надлежало с насиженных, обжитых мест изгнать наиболее трудоспособную, трудолюбивую часть крестьянства.
Главный признак эксплуататора – наём рабочей силы. Хотя рабочую силу нанимали и середняки, и бедняки (вспахать, засеять огород, обмолотить зерно, поработать пастухом, нянькой). А также наличие сложной сельхозтехники. Для ретивых исполнителей объектом для раскулачивания был дом, крытый железом, лошадь во дворе, пяток овец.
В конце 1930 года правительство приняло очередное постановление «О недопущении кулаков и лишенцев в кооператив». Исключением были семьи,
в которых имелись «преданные советской власти красные партизаны, красноармейцы и краснофлотцы, сельские учителя и агрономы».
Раскулачивание проводилось в большинстве случаев произвольно, в принудительном порядке. Районные деятели, члены сельских советов, представители бедноты обходили наиболее крепкие крестьянские дворы, переписывали всё, что могло приглянуться или пригодиться, если не в колхозе, то у себя дома. Действовали по принципу «грабь награбленное».
Сведения нередко искажались в угоду властям. Больше «компрометирующих», негативных данных, легче раскулачить, выгнать из дома, отправить на Соловки, в Сибирь, за Урал.
Бендюговские «эксплуататоры» почувствовали карающую руку советской власти в лице марьевских сельсоветчиков, бедняков-активистов из «Коммуны», из Успеновки. Это – Дениска косой, Кирюшка картавый, Макарка, хромой Даниил, Максимка Кириллычев. Голытьба, которая не пахала, не сеяла, лишь умела отнимать чужое, составлять протоколы да угрожать высылкой к «белым ведмедям».[11 - Любимая поговорка председателя сельсовета Новикова.] Мал клоп, да вонюч…
Поощрялась инициатива частных лиц на конфискацию у кулаков скота, инвентаря, зерна в пользу колхоза. Нередко такие инициаторы руководствовались жадностью, завистью, местью, возможностью поживиться чужим добром.
Одновременно шла агитация по вовлечению крестьян в колхоз. Двадцатипятитысячник (фамилия забыта), прибыший в помощь местным организаторам, сельсоветские агитаторы обещали в колхозе разные блага, сулили безбедную жизнь. Надо лишь записаться. Свести рабочий скот, сдать крестьянские орудия труда на колхозный двор.
– В колхозе всё будет общее, народное, доступное.
(И конкретно – ничьё.– (авт).
Не все желали вступить в колхоз. Сомневались в его целесообразности. Таких облагали непосильным налогом. Их лишали права голоса. Им прямая дорога на высылку. Вскоре они убедились: «Не хочешь вступать, понудят, заставят вступить».
Собрание в Успеновке проходило в просторной избе Акима Бунина. Собралось несколько десятков крестьян. Судили, рядили: «Что делать?». Один из первых записался Константин Дмитриевич Смирных. Прежде он посоветовался с семьёй: «Как быть?». Разные варианты предлагали супруга, дети. Всё не то. Всё ненадёжно.
– Поступим, как все, – высказался один из сыновей, Михаил.
Так и порешили. Со слезами на глазах вёл двух коней Константин Дмитриевич на колхозный двор. Отдал и телегу, плуг, борону. У большинства успеновцев и того не было. Не нажили. Горевать им было не о чем. Пополнил колхозный двор своим скотом, инвентарём и Никита Андреевич Хатунцев.
Неясная история с мельницей – ветрянкой, махавшей крыльями в аккурат посреди деревни. Перевёз ли её Никита из Б. Приваловки и тут установил заново. Или другая догадка – купил у Арсентия Плюты. Работал на ней, передал в колхоз. Потому организаторы – экспроприаторы на север его с семьёй не отправили.
Колхозу дали название «День урожая». Документ датирован 30 октября 1930 года.
Разгром
Первого из бендюговских «эксплуататоров» борцы за крестьянское счастье потревожили Плюту Арсентия Демидовича. Стали описывать хозяйство. В свидетели из взрослых пойти никто не согласился. Привлекли 16 – летнюю Веру Бащенко. Описали:
«Дом – 0,5 дома (дерев.) – 150 руб.». (Возможно, другой половиной владел кто – то из старших детей? – (авт.).
Сарай – 100 руб.
Конюшня – 25 руб.
Корова рябая – 90 руб.
Жеребёнок – 1 (25 руб.).
Сноповязка – 150 руб.
Борона деревянная – 2 руб.
Плуг однолемешный – 10 руб.
Два погребца – 10 руб.
Солома овсяная -…
Мякина -…
