Давно свели меня с ума.
Изящный хвост, стальная пасть…
Позволь к твоим коленям пасть!
Но три прелестных головы
Не смотрят на меня, увы.
И вправду, не везло Змею в любви. Вероятно, потому что вегетарианец был. А среди драконих установилось твёрдое мнение, что без мяса дракон – не дракон. "Нет в нём той силы, понимаешь?…" – шептали они друг дружке на ушко и меряли Змея снисходительными взглядами.
А сила-то была! Змей с расстройства даже заболел. Лежал у обрыва, распластав крылья, и дымил двумя головами, а третьей плевался в пропасть огненными плевками. Подлетела к нему дракониха и говорит:
– Слушай, ты ведь совсем ничего себе ящер, в теле, при зубах и когтях. Оснащён, как надо. Что ж ты мяса не ешь? Если б ел, я б может и улыбнулась тебе ласково.
– Я, – отвечает Змей, – ягоду люблю. Особенно землянику. А мясо не люблю.
– Так правду, что ли, говорят, что путь к сердцу дракона лежит через желудок? Неужто из любви даже не можешь месяц-другой мяса поесть? – заинтересовалась дракониха.
– Любовь – это дела сердечные. А пищеварение тоже надо в порядке содержать, – серьёзно так Змей отвечает, сам чуть не плачет, а на попятный не идёт – принципиальный.
На счастье, дракониха ему попалась любопытная.
– Ну, давай, что ли, свои ягоды, попробую.
Змей прям подпрыгнул от неожиданности, в воздух взвился, кружится вокруг дамы сердца, всем телом дорогу показывает. Приземлились на земляничной поляне. Змей к земле припал, языками ягоду собирает, а сам не глотает – возлюбленную деликатно с кончика языка угощает.
Той вкус, конечно, непривычен, да и запах тоже, но понравилось. "Эх,– думает себе, – попробовать что ли другой жизни. А то всё одно и то же, всю жизнь". В общем, в ту же ночь спал Змей, переплетясь шеями да хвостами с драконихой. Только счастлив он был недолго: недели через две оголодала прекрасная дама и бросила своего возлюбленного ради жирной овечки.
Как Змей яйца высиживал
Змей, конечно, холостяковал. Он, конечно, жил вольно и красиво.Но как-то раз у его порога появилась молодая сердитая дракониха с парой яиц подмышкой.
– Прошлым летом песни мне пел?
– Пел, – потупился Змей.
– На край света унести обещал?
– Обещал, – вздохнул Змей.
– Ночами гулял, земляникой угощал, в пещеру дальнюю на камушки зелёные посмотреть водил?
– Угу, – застеснялся Змей.
– Ну, вот, получай свои камушки. – Протянула яйца, хвостом вильнула и была такова.
Вот не было у Змея печали! Смутно помнил Змей, как выклюнулся он сам, маленький ещё, мягкий и покрытый первым чешйчатым пухом, как увидел солнышко и довольную пасть мамы, и её щекотный плотный язык, которым она чувствительно гладила его спинку… Папу своего Змей представлял плохо. Смутно виделась ему чья-то хмурая зубастая морда и недовольное дымное ворчание из под извивающихся красных усов. А потом папа куда-то исчез. По уверениям мамы улетел на свою родину, навестить многочисленных родственников и лет через дцать точно вернётся. Но Змей так отца и не дождался.
В общем, вспомнил Змей своё детство безотцовое и решил малюток сам вырастить. Нагрёб в кучу сухой травы, веток всяких, соорудил гнездо, яйца в нём утвердил, сам рядом лёг, крылом накрыл и лежит – тёплым боком греет. Три недели высиживал яйца Змей. Утром подскочит, по лесу пролетится, на поле заскочит, наскоро недозрелым овсом с малиной или черникой подкрепится и в пещеру – детушек покоить. Вечером на часок слетает в бор грибов перехватить и снова всю ночь над яйцами колыбельные мурлычет. Воробьи залетали, покружились вокруг, у головы крыльями повертели и смылись. Баба Яга заходила, головой покачала, на ухо шепнула въедливо: "А уверен ли ты, мил дружок, что твоё это? Эх, простота…" и ушла, припадая на костяную ногу. А Змей остался и продолжал высиживать. Устал, издёргался, стал нервный и неспокойный. Но вот однажды на заре зашебуршалось что-то в одном из яиц, зацарапалось и вылезла мордочка узенькая, нежненькая, носиком потянула и пропищала:
– Хоцу есть!
Змей ей и молочка, и творожка, и даже рыбки, у крестьян наворованных предлагал, а мордочка всё:
– Неа! – пищит.
Наконец приволок ей змей морошки – болотной ягоды. Выполз змеёныш из скорлупки, всё пожрал и сказал:
– Вкусно-о-о-о.
– Моё! Родное! – Змей ажно прослезился. Мальчик, кстати, оказался. А второго ещё десять дней ждать пришлось.
Как Змей отцовствовать начал
Позвольте осведомиться, любезные читатели, чтоб вы стали делать, окажись у вас внезапно на руках пара прожорливых горластых младенцев мужеского полу, да ещё и с врождённой способностью летать и изрыгать огонь? Не знаете? Вот и Змей мой не знал. Правда, на счастье его, стояла та летняя щедрая пора, когда и тебе черника, и малина, и морошка, и орехи, а потом в огородах крестьянских капуста с репой сытные да морковка сладкая – воруй, не хочу. И вскоре у Змея такие сытые колобки по пещере катались, за хвост его дёргали, по шеям карабкались, задавали неудобные вопросы и норовили удрать куда-нибудь в лес, где вкусно пахнет болотом и ягодой, что стал он жить их нуждами, радоваться их радостями и печалиться их печалями. И стал замечать, что сынки у него совсем разные.
Первый, старшенький, всё больше съестным интересуется. Где что растёт, когда что вызревает, откуда что берётся. Всё норовит какой новый корешок выкопать или дудку болотную обглодать, и уж рвётся в огороды и поля наведаться. Младший в небо глазеет и мечтает. И тоже вопросы задаёт. Вот целый день и звенит в ушах на два голоса :
– Зачем у жука шесть лапок, а крыльев – четыре?
– Почему червяк со всех сторон одинаковый, а гусеница – нет?
– Крапива злая да, раз она жжётся? А почему тогда молодая не жжётся?
– Почему одуванчики горькие? Почему клевер сладкий?
– А почему огонь лапу обжигает, а пасть –нет?
– Шишки только с одной стороны открываются, да, папа?
– Зачем на лапах столько когтей, они ж не удобные и ходить мешают? Зато они цеплючие и
можно на самое высокое дерево забраться!
– А почему, когда летишь, чтобы повернуть, надо набок наклоняться?
– А если в воздухе перестать крыльями махать, что, так на землю и шлёпнешься? А я пробовал, только они не перестаются, всё равно хлопают…
– А зачем ? А почему? А откуда? А как?
Вот и назвал их Змей Обжоркой и Мыслителем. А до тех пор всё старшим и младшим называл, как-то несерьёзно выходило, не по-драконьему.
Как думать удобней
Задумался как-то Мыслитель, как ему думать удобней. Лёг на пузико, лапками передними голову подпёр – не думается. Сел, хвостом обвился – не думается. На бок привалился, к склону холма прислонился – не думается. Лёг на спину, крылья растопорщив – и вовсе не хочется думать, а хочется дрыгоножствовать и губошлёпствовать. Поднялся под облака, в небо взгляд мечтательный устремил, "ну, – думает, – сейчас начну мыслить. Отчего, – думает, – драконы не летают так, как птицы?" А тут мимо как раз галка какая-то пролетала. "Странно, – продолжает думать Мыслитель, – а вроде и как я летает. Лапки поджала, шею вытянула и крыльями машет-старается". В общем, не выходят умные мысли. Опустился он, грустный, на землю и пошёл к малиннику.
А там Обжорка сидит, обеими лапами кусты к себе наклонил и длинным языком ягоду ловко оббирает. И что-то себе думает интересное.
