– Восемнадцать, – вру.
Не хочется выглядеть пьющей водку малолеткой.
– Эй, поехали!
Суровый голос. Мартин. Вроде погожий солнечный день, а он выглядит словно мрачная тень. Призрак в кабине.
– Да погоди! – отмахивается Лукас. – Слушай, а приходи вечером к нам тусоваться? Оторвемся нормально, гарантирую. Бордовый дом, что возле леса.
Согласно киваю. Зачем, блин?! Местные парни. Взрослые и красивые. И я – скукоженный, чуть пропитанный водкой позолоченный сморчок.
Вечером мама достала с придирками! Понукала тем, что я, мол, недостаточно радуюсь отпуску. С нами приехали еще несколько человек. Две семьи. Друзья родителей. Одни – бездетные. Другие – с мелким сыном Гарри, который меня бесил непоседливостью и вечными капризами. Не собиралась быть ему нянькой. Решение принято. Пойду в бордовый дом.
Взрослые начали пить с обеда. Где-то к семи захмелели. Попросилась на дискотеку. Набрехала, мол, познакомилась с ребятами из Нью-Гэмпшира. Мама поинтересовалась, достаточно ли они благонадёжны. В переводе на простой язык – «достаточно ли богаты и статусны». Брехать я всегда умела качественно. Не подкопаешься. Даже имена им придумала «статусные». Бенджамин, Жаклин, Теодор, Хилари, Франклин.
Дом, где по вечерам собирались местные, стоял на отшибе. Темнотища. Плохо очищенные дорожки, точнее – тропинки, вытоптанные в сугробах. Пока шла, несколько раз зачерпнула снег. Носки вымокли. У логова пришлось остановиться, чтобы немного подышать. Волнение, страх.
Логово – именно так и выглядела большая бревенчатая изба с заснеженной крышей, которая, казалось, вот-вот рухнет и придавит постройку. Внутри – звери, повадок и намерений которых я знать не могла. Такая мелкая, глупая и добровольно пришедшая к ним.
Слышалась музыка. Постучала в дверь ногой. Наверное, именно так, небрежно, по-свойски сообщали о приходе другие звери.
Открыл Мартин – главный зверюга. Хоть и видела его издали и могла перепутать, но сразу поняла, это он. Угрюмый, злой человек. Точнее, парень лет двадцати четырех-пяти. Не такой высокий, как Лукас, но складный. Физически крепкий. Его глаза. Черные, как два уголька. Шрам на коротко стриженной голове. Он тянулся от виска до самого затылка. Разглядела эту отметину, когда он повернулся и крикнул:
– Эй, Лукас! К тебе!
Он кивком пригласил зайти, явно не радуясь приходу незнакомки. Он меня презирал. Маленькую, избалованную и богатую. Стало горько! Хотелось доказать, что он ошибается.
Лучезарный, по сравнению с Мартином, Лукас помог раздеться, проводил в комнату. Он уже немного выпил, но проявлял внимательность, гостеприимство. Кто на ковре, кто на разношерстных старомодных диванах, сидели ребята и девчонки. Они встретили меня довольно доброжелательно. Под пиво мы болтали, выясняя, кто откуда и чем занимается.
Лукас находился рядом. Постоянно норовил дотронуться. Каждый раз по телу шли мурашки. Мартин расположился поодаль, за подобием барной стойки, и читал книгу. Спросила у Лукаса, почему его друг такой грустный. Лукас ответил, что это его двоюродный брат. А затем крикнул на весь дом:
– Эй, Тин-Тин! Мэй интересуется, почему у тебя такая скорбная рожа?
Я вспыхнула, а остальные рассмеялись. Мартин поднял глаза. Сначала стрельнул молниями в Лукаса, затем – в меня. Лукасу всё нипочем. Он привык. Меня чуть не вырвало от собственной глупости!
– Не парься, Мэй, Тин-Тин у нас за главного. Следит, чтобы мы не сильно косячили. Кстати! – Лукас встал. – Может, по косячку?
Никогда не курила траву. Страшновато! Вдруг закашляюсь или начну чудить под кайфом? Так и вышло. Лукас передал пущенный по кругу слюнявый косяк. Сухой кашель. Мартин иногда отвлекался от чтения. Смотрел на всех осуждающе. Лукас всё навязчивее лез. И ближе к концу вечеринки мы целовались. Да, я чудила! Он шептал, что нравлюсь. Мол, я – неиспорченная. Не то, что прочие.
Мне захотелось на воздух. Лукас был не в состоянии составить мне компанию. Он вальяжно разлегся на диване, заложив руки за затылок. Вышла – и сразу почувствовала облегчение. Внутри – слишком душно, насыщено взрослым запретным духом.
Села на порог. Всматривалась в точку, где притаился шале. Такой далекий. Дом под названием «Детство», который родители снимали многие годы.
Где-то за избой захрустел снег. На несвежую голову почудилось: сейчас появится медведь и сожрет! Оторопь, боязнь шелохнуться. Мартин вышел из-за угла с вязанкой дров.
– Ты напугал меня, блин! – пропищала.
– Не сидела бы ты тут одна, – буркнул он. – Лучше иди домой. К себе домой.
Дом под названием «Детство». Я поняла. Он не ненавидел меня, а просто хотел загнать обратно. Обидно!
– Зачем ты так? Я ведь ничего тебе не сделала. И ничего не должна. Что за тема нравоучать других?
Мартин вздохнул, положил дрова на ступеньки и сел рядом. Помолчав немного, сказал:
– Лукас – урод. Ясно тебе?
Строгий взгляд. Разряд тока по телу! Мартин. Никогда не встречала парней с такой внешностью. Словно высеченный из камня древний воин. Суровый, бескомпромиссный. Что-то назревало в душе. Мне он нравился! Немножко, самую малость.
– Ясно мне! – довольно дерзко передразнила. – А кто не урод, в твоем понимании?
Он хмыкнул. И первый раз еле заметно улыбнулся.
– Ты точно не урод.
– Откуда знаешь? – огрызнулась, не сразу догадавшись, что это – подобие комплимента.
– Оттуда. Знаю, и всё.
– Ну а ты-то чем лучше брата?
Выдала – и испугалась! За такое и получить можно. Тем более от зверя. Однако Мартин и ухом не повел. Невозмутимость уровня космос.
– Ты когда-нибудь посещала с экскурсией колонию для подростков?
– Нет… – протянула, заморгав чаще.
– Ну и хорошо. Не влипай в истории, чтобы потом не пришлось выяснять на практике, кто урод, а кто – нет.
Холод в теле. Дрожь. Он говорил о каких-то вещах. О страданиях. Об изнанке жизни. Мартин снял черную дубленку и накинул мне на плечи. Пошел с дровами в дом. Его запах. Им был пропитан широкий кудрявый воротник. Аромат горькой полыни, русской бани с дубовыми вениками. Мне не хотелось оставаться в той избе.
Вернулась из вежливости, чтобы попрощаться. Оставила дубленку на крючке. Лукас уговаривал побыть еще, а затем поцеловал меня в щеку и шепнул, мол, придет утром.
Условная дорожка, и моя шаткая походка. Снег в сапогах – да пусть, неважно! В душе – пустота. Никакой радости. Там, внутри, скребли кошки.
– Эй! Погоди…
Обернулась – он, Мартин!
– Я провожу, тут небезопасно.
Горячий укол в самое сердце!
Неторопливая молчаливая прогулка. Я шла по тропинке, он – пробирался прямо через сугробы.
– Почему ты так относишься к брату? – не выдержав, спросила.
– Он приносит много страданий. Он – бедоносец.
