– Где научилась? – больше из научного интереса спросил он, когда перевел дух.
– А-а-а, это? – Франк кивнула на бутылку. – Пришлось дать бармену из «Гризли» в обмен на магический тайный рецепт.
– Господи! – покачал головой Лузер. – Ну ты и дура!
– Не упоминай имя Господа всуе, Грэйвз. Ты улыбаться вообще умеешь?
– Нет.
– Жаль. Тогда еще по одной…
Лузер первый раз в жизни напился в такой хлам, Берни. Наутро он проснулся с диким перегаром и головной болью. С трудом припомнил, как Франк травила смешные байки, а когда он, пошатываясь, провожал ее до дома, рассказала, что своровала Самбуку в супермаркете. Охранник ее спалил. Потом была погоня. Франк не заметила выбоину на дороге, кувыркнулась. Руки не выставила вперед, потому что прижимала к груди украденную бутылку. Потом она пряталась в парке и кляла дорожную службу за криворукость.
Тебе смешно, Берни?
Вот и Грэйвзу тоже было уморительно, хоть он и не смеялся в голос. Он сказал Франк, что ей бы в команду регби с такими-то навыками. Она рассмеялась, сильно хлопнула его по плечу. Похвалила за «сносную шутку». В конце вечера Франк ловко перемахнула через ограду своего дома и шепнула:
– Эй! Не спи на спине, Грэйвз. Если насмерть захлебнешься рвотой, я к тебе на похороны не приду.
Глава 17
Безлюдный темный коридор. Шум воды? В душевой кто-то есть. Что с того? Теперь ждать, пока кто-то намоется? Нет уж, слишком сильно хочется газировки.
Поворот за угол. Вот и комната Джины. Почему боюсь? Не доверяю ей. Ладно, глубокий вдох… Ручка чуть скрипит. Заглядываю. Что-что? Детский ночник в виде единорога на столе, рядом – какие-то книжки, тетрадки, фломастеры. Стоп-стоп! Какое-то зазеркалье. Вроде это не тот мой, старый мир, но и не совсем психушка. Кто такая Джина? Сказочное существо? Плод воображения?
Открываю дверь шире. Джин на постели. Она рыщет под матрасом. Не услышала меня. Что же делать? Не хочется напугать ее до чертиков. Может, постучать? Плохая идея. Делаю шаг, прикрывая дверь. Джина вздрагивает и резко оборачивается.
– Тьфу ты ж, блин! – махнув, произносит она. – Чуть не обкакалась!
Она улыбается. Рада мне. Жестом подзывает сеть рядом. Подхожу. На ее кровати плед с рисунком серых облаков, плывущих по белому небу. Боже, какой мягкий, приятный, очень домашний. Ого! Да у Джины не одна казенная подушка, а целых три пуховых. Кто же ты такая?
– Теперь я в курсе, тебя зовут Мэйси, – шмыгает носом Джина. – Но я всё равно буду звать тебя Барб. Мне так больше нравится. Если ты набрала в рот воды, то имею право.
Вот наглая, издевается! А это что такое? Ее запястье на руке замотано. Джина торопливо, с какой-то стыдливостью одергивает край рукава пижамы.
– Ты, Барб, ничего такого не подумай. Я добрая и других не трогаю. Только себя.
Так! С одним вопросом разобрались. У Джины склонность к суициду. Это серьезно. Гораздо серьезнее, чем мое молчание и выпад в сторону мэра Ллойда.
– Только никак не возьму в толк, ты-то что здесь забыла? – шепчет.
Смотри-ка, прочитала мысль. Я тут ничего не забыла. Я хочу тут забыться.
– Я у папы пыталась разузнать, но он не раскололся.
Кто же твой отец? Санитар, доктор, криминальный авторитет?
– Бахнем по кофейку?
Джина тянется к тумбочке. Открывает ящик. Ничего себе! Сколько всего там припрятано. Пакетики кофе «3 в 1», пачки мармеладок, плитки шоколада, соленые крендельки, чипсы «Раффлс». Сглатываю слюну.
– Извини, Барб, с Кока-колой вышла нехорошая история, – повернувшись, говорит она и кивает в сторону запястья. – Папа иногда теряет бдительность. Идет на поводу.
Она, значит, навредила себе при помощи жести банки или ушка-замочка. Ясно, с газировкой проехали. Итак, что мы имеем? Сладкие напитки и конфеты. Уютная обстановка. Поблажки. Ее отец – главный врач мистер Хендрикс. Уверенность на девяносто девять процентов.
Джина принялась готовить кофе. Это больше смахивает на ритуал, нет, на игру. Два бумажных стаканчика. Она зубами открывает пакетики. Медленно, будто заговаривая волшебное снадобье, высыпает содержимое. Пахнет бесподобно! Сухим молоком и некрепким кофе.
Люблю кофе лучших сортов. Арабику. Черный, очень горячий, без сахара. Способный взбодрить слона. Джина подливает воду из бутылки. Понятно! Мы будем пить холодную, сладкую жижу. Ну и пусть! Не в моем положении кочевряжиться. Джина идет к столу, берет карандаш. Вид у нее очень сосредоточенный. Перемешивает напитки. Сегодня она какая-то более спокойная, уравновешенная. Наверное, потому что нанесла себе увечья. Таким образом она выпускает из души боль и страх?
Она совершенно не похожа на отца. Хендрикс привлекательный для женщин, а Джина больше напоминает куклу, которая, по задумке маркетологов и производителей, должна была затмить Барби и Синди, стать любимицей и лидером продаж. Но что-то пошло не так. Кукла получилась неплохой, но странной. Со слишком характерными чертами. Такую игрушку обычно хочется изрисовать фломастерами, побрить отцовской бритвой наголо, одеть в пекарскую фольгу вместо красивого платья и запустить в космос. Космическая Джина.
– Маме, говорят, лучше. Если я не подведу, то на Рождество мы поедем на водопады. Ты была на водопадах?
Джина протягивает стаканчик. Киваю в знак признательности.
– А на какие ездила?
Она меня не так поняла. Не была я на водопадах, хотя их полно в штате. Мне не нравится бывать в таких местах. Там появляются гнусные ощущения, будто люди используют созданные природой шедевры. Вытаптывают траву, мешают животным и птицам устраивать водопой и всякое такое. Уж лучше картинные, скульптурные галереи и показы мод. Это хотя бы плод труда человечества.
– Да, мы с мамой одинаковые. Правда, у нее болезнь проявилась позже. После родов меня, – отхлебнув, произносит она.
Повторяю за ней. Глоток. Ну и гадость! Как ни крути, а напиток дерьмовый.
– Знаешь, что меня мучает?
Не знаю. Что?
– Как так вышло, что папа лечит больных, а на самого свалилось такое несчастье? Как считаешь, это злой рок? Насмешка судьбы?
Понятия не имею. В жизни вообще всё устроено крайне несправедливо.
– Чем больше думаю об этом, тем становится хуже. Иногда мне очень хочется удалить этот ужасный сбой. Отмотать время назад. Чтобы папа не шел в медицинский, не встретил маму, а женился на другой женщине. Они родили бы здоровую, вот так ты, девочку. И жили спокойно.
Не по себе. Похоже, Джина раскусила меня. Но хуже всего, что я – именно здоровая. Но жестокая и злая. У меня было всё, чтобы жить счастливо и долго. Джина рушит себя, я – рушу и свою жизнь, и чужие.
Ее добродушный взгляд.
– Да ты не унывай, Барб! Мне бы в палату телевизор. Тогда и житуха, возможно, наладилась бы.
Вряд ли. По телеку показывают одну муть и глупости, а мое существование и без ящика – одно сплошное шоу.
Джина придвигается ближе.
– Хочешь закинуться?
Что? Повтори!
Она достает из-под пледа прозрачный пакетик. Внутри какие-то капсулы. Крупные, как личинки. Значит, она не шутила. Но откуда?
