Меч и Крест

Глава первая

Ты же народами правя, о Римлянин, властно помни —

Вот искусства твои – утверждать обычаи мира

Покорённых щадить и сражать непокорных.

Да. Все это было. В прошлом.

Некогда великий, могущественный и грозный Рим, теперь являл собою жалкое и убогое зрелище. Когда-то величественные и прекрасные постройки, были разрушены людьми и временем. Население города сократилось во множество раз, и целые кварталы стояли заброшенными и не жилыми. По грязным, заросшим сорняками улицам этого огромного города, сновали толпы нищих и голодных римлян, паслись козы, вольготно, в кучах отбросов, сновали свиньи, рыскали крысы и стаи одичавших собак. Очень и очень часто, на его узких улицах, велись настоящие кровопролитные бои и целые военные кампании, когда одно из знатных и богатых семейств Рима, выдвигало своего кандидата в папы, а другое, не менее знатное семейство, отвергало эту кандидатуру, выдвигая своего претендента.

Закончился период, который позднейшие историки назовут порнократией, когда женщины из рода графов Тускулумских, имевших репутацию блудниц, сажали на папский престол своих друзей, любовников, родственников. Не понравившихся или чем-то не угодивших им пап, они без всяких проволочек свергали.

Порнократия закончилась, но авторитет римских пап продолжал неукоснительно падать.

Бенедикт IX, из того же рода графов Тускулумских, племянник римских пап Бенедикта VIII и Иоанна XIX, которому на момент избрания было всего 12 лет, пришёл к власти в 1033 году, в результате массового подкупа. Страшный распутник, пользующийся огромным успехом у женщин, подозреваемый в колдовстве, этот папа, безжалостно борясь за власть, трижды занимал престол Святого Петра.

В 1044 году Бенедикт IX был изгнан из города, травимый собаками. В ходе боёв, происходивших на улицах города в течение четырёх месяцев, в январе 1045 года, папой римским стал представитель рода Кресченци Сильвестр III.

Но уже весной этого года, роду графов Тускулумских вновь удалось возвести на престол Бенедикта IX. Второй понтификат его длился недолго. Уличаемый в пьяных дебошах, оргиях и распутстве, Бенедикт IX, через месяц, продал права на Святой престол своему крёстному отцу Иоанну Грациану, который стал папой Григорием VI.

В эту чехарду быстро меняющихся пап, решил вмешаться император Запада Генрих III, который как раз прибыл в Италию, и он назначил папой римским своего ставленника Климента II. В день своего возведения на престол Святого Петра, 25 декабря 1046 года, Климент II, короновал и Генриха III, как императора Священной Римской империи.

Теперь в Риме оказалось три папы. Климент II восседал в соборе Святого Петра, Сильвестр III и род Кресченци оборонялись в Латеранском дворце, а Бенедикт IX и представители графов Тускулумских забаррикадировались в церкви Святой Марии Маджиоре.

Более-менее закончив свои дела в Северной Италии и Риме, Генрих III обратил свой взор на Италию Южную, где его беспокоило и тревожило возросшее могущество Гвемара Салернского.

Братья Отвили сидели вокруг костра, разложенного прямо в палатке из козьих шкур. Уже несколько месяцев, их войска, вели наступление на Беневенто, союзное Аргиру и Византии. Недавно, неприступная крепость Троя, где всё ещё обитала мощная группировка норманнов, сдалась им. Теперь на очереди был замок Бовино. Войска Гвемара Салернского поддерживали их, а где-то в окрестностях шныряло войско Волка из Абруццо и Райнульфа II. Аргир, на юге, возглавивший византийскую армию, пока не переходил к активным действиям, выжидая.

– Нам надо примириться с Райнульфом. Оставить лангобардов, самих грызться между собой. Пускай Волк из Абруццо треплет ляжки Гвемара, а Гвемар вцепится Пандульфу в глотку. А мы понаблюдаем со стороны.

– Райнульф никогда не примирится с Гвемаром, пока тот не признает его графом Аверсы.

Сидевший до этого молча Дрого, поморщился:

– Император здесь. Уж он то, всех примирит.

– Пандульф, волк хитрый и опытный. Он не поедет.

– Поедет, ему не с руки сориться с императором.

– Нам тоже надо быть осторожными.

– Всем, от имени императора, обещана безопасность.

– Да срал Пандульф на обещания императора!

– Я возьму достаточно рыцарей. Не мало, чтобы если чего отбить неожиданное нападение, и не много, чтобы не прослыть трусом. А ты, Хэмфри, останешься здесь. Если что-то пойдёт не так, то постарайся вытащить мою задницу.

Хэмфри, занимающийся, с последнего времени, всеми тайными делами семейства Отвиль, сказал:

– Я слышал, что Гвемар уже отправил своих послов к императору. С ценными дарами. И я уверен, что и Пандульф тоже.

– Нам надо тоже отправить дары императору! – горячо вставил Готфрид.

– Нам надо удержать за собой Апулию и графский титул! Вот что нам надо.

Да, ещё одно, ты Готфри, отправишься в Нормандию.

– Куда?

– Домой. В Нормандию.

– Ещё чего!

– Серло прислал гонца, у него там какая-то тяжба с графом де Понтье, а Роберт и Можер здесь, Гильом, Альваред, Гумберт, кто знает где. Сейчас в Нормандии восстание баронов против герцога Вильгельма Бастарда. Граф Ангерран Понтье, положил глаз на наши земли, угнал скот, спалил несколько селений и угнал сервов. Так что, Готфри, ты отправишься в Нормандию немедленно. Посмотришь как там и что, поможешь Серло, и отвезёшь подарки.

Отвили в Южной Италии, никогда не забывали о своей родне на севере, и регулярно посылали туда часть захваченной добычи. В результате их брат Серло, пятый сын Танкреда Отвиля, заправляющий всеми делами в родном поместье, прикупил земли и крестьян, и начал расширять замок.

Генрих III, получив дары от всех владетелей региона, приняв их заверения в преданности и верности, собрал их на общий совет в Риме, в январе 1047 года.

Старый, шестидесятиоднолетний Пандульф, злобно скалился, видя своего заклятого врага Гвемара Салернского. Вдвое младший Гвемар отвечал ему не менее враждебным взглядом. От Райнульфа исходило превосходство и призрение, а вот Дрого Отвиль, смерив свою гордыню, был спокоен, явно не выказывая предпочтения ни одной из сторон.

Уже пятый день происходил этот совет, и император внимательно выслушивал все стороны. После первого дня совещания, он задумал посадить всех за общий пиршественный стол, но эти люди, были непримиримыми врагами, и благая затея Генриха, едва не закончилась кровопролитием. Теперь, после долгих часов прений, обвинений, упрёков и угроз, противоборствующие владыки земель Южной Италии, расходились каждый по своим покоям.

И Гвемар и Пандульф, предлагали императору деньги. Один, чтобы тот утвердил за ним право на владение практически всей Южной Италией, второй, чтобы вернуть себе княжество Капую и свалить своего злейшего врага. Но Генрих понимал, что ослабление одного, сразу же возвысит другого. Его устраивало противостояние сторон в регионе, не позволяющее усилиться одной из сторон. И он принял решение.

Утро шестого дня заседания, Генрих начал с упрёков Гвемару Салернскому:

– Я император, обладающий высшей властью в христианском мире! Эта власть, дана мне Господом Богом! И подтверждена наместником Бога на земле папой римским! И только я, имею право, даровать титулы и владения! Что это за титул – герцог Апулии и Калабрии? Кто вам его дал? Кто позволил вам титуловаться так?

Гвемар стоявший опустив голову, попробовал вставить слово, но потом понял, как жалко он будет выглядеть, когда начнёт оправдываться, говоря, что этот титул даровали ему норманны. Император ведь и сам отлично знал всю подноготную.

Всё же Гвемар не выдержал, и решил протестовать, но император, ловким манёвром, выбил у князя Салернского почву из-под ног.

– Граф Апулии Дрого Отвиль! Я, Генрих, Римский император, подтверждаю ваш титул и владения, в обмен на вассальную присягу! Вы согласны?

Дрого упал на одно колено и склонил голову в поклоне.

– Да, Ваше императорское величие!

– Граф Аверсы Райнульф Дренго! Я Генрих Римский император, подтверждаю ваш титул и владения, в обмен на вассальную присягу! Вы согласны?

Райнульф проделал всё то же, что и Дрого, и громко сказал:

– Да, Ваше императорское величие!

– Князь Капуи Пандульф! Я, Генрих, Римский император, подтверждаю ваш титул и ваше владение Капуей, в обмен на вассальную присягу! Вы согласны?

Старый Пандульф, с трудом, поддерживаемый слугой, склонил колено и злобно-торжествующим взглядом смотрел на бледного Гвемара.

– Да, Ваше императорское величие! – словно ворон, прокаркал он своим старческим, надтреснутым голосом.

Гвемар понял, что остался один. Император лишил его союзника. Придётся подчиниться, и вернуть Капую, которой он владел девять лет, этому старому козлу Пандульфу. И отказаться от титула герцога Апулии и Калабрии.

– Я подчиняюсь всем Вашим требованиям, Ваше императорское величие.

– Готовы вы Гвемар, князь Салерно, герцог Амальфи, принести мне вассальную присягу?

– Да, Ваше императорское величие.

3 февраля, они все принесли вассальную присягу императору. Отныне, Райнульф и Дрого, не были самозваными графами, не признанным, как Райнульф, или признанным как Дрого, таким же самозваным герцогом. Отныне император узаконил их права и владения, и они все стали законными вассалами императора.

Глава вторая

– И это всё? – Роберт, с призрением посмотрел на горсть медных монет, и с ожесточением сплюнул.

– Есть ещё пара амфор с маслом, бочка вина и телячьи шкуры.

Нападение на этот купеческий караван, стоило жизни одному из его людей – Рагнару, хорошему воину, а принесла столь ничтожную добычу.

– Соберите всё, что есть ценного, и отвези в Бизиньяно.

– Пётр, в последнее время, осторожничает, не особо хочет принимать наши товары, боится, что это привлечёт к нему внимание.

– Если эта гнусная тварь заартачится, отрежь ему голову! Найдём другого купца! Он, падаль, имеет большую выгоду, чем мы, а ещё гнида, осторожничает!

Прошло уже три года, как Роберт и Можер Отвили ушли из Апулии. Они поселились в Калабрии, на самой границе лангобардско-норманнских владений и территории Византии. Облюбовав руины старого, ещё римского укрепления, стоявшего на одной из скал, в диком и безлюдном месте, они отсюда, совершали набеги, грабя селения, облагая крестьян данью в обмен на жизнь, нападали на купеческие караваны и грабили путников, угоняли, а затем продавали скот, разоряли монастыри. Свои походы, они совершали в обе стороны, и от их разбойных действий, одинаково страдали как земли лангобардов и норманн, так и владения Византии. Уже не раз бывало, когда какой-нибудь владелец земель, собрав войско, пытался уничтожить их, положить конец их грабительским набегам, но Роберт, с присущей ему хитростью и умением, уходил от преследователей, чтобы неожиданно напасть на них с тыла, или разгромить по частям.

Слухи о действиях бесстрашных и отважных разбойниках из Калабрии, необычайно удачливых, быстро ширились, и уже вскоре Роберт собрал под своей рукой разноплеменной отряд наёмников-головорезов, которые больше ценили добычу, чем воинскую славу. И во главе своего отряда, он расширил круг своих набегов, перейдя к нападению на города и замки. И именно здесь, он приобрёл прозвище, с которым вошёл в историю – Гвискар, что со старофранцузского переводится как – Хитрец. (По отношению прозвища Роберта, есть и вторая версия. Как уже говорилось выше, полное название их родового поместья в Нормандии было Отвиль-ла-Гишар. Отсюда, от Гишар, и искажённое в Южной Италии – Гвискар. В защиту второй версии, говорит то, что правители княжества Антиохии, прямые потомки Роберта, именовали свою династию Гискардо).

Тогда, три года назад, он принял решение, и любил частенько говорить Можеру:

– Золото и серебро, вот что надо, чтобы добиться того, чего мы хотим в жизни! А для добычи золота и серебра, необходимо везение, умение и воинская слава. Скоро Можер, у нас будет столько этого золота и серебра, что мы наймём достаточно воинов, и завоюем любые земли! Любые, какие мы только пожелаем!

Но не всё шло так гладко, как говорил об этом Роберт. Напуганные крестьяне, нехотя, но снабжали их едой и припасами, которых едва-едва хватало, чтобы не помереть с голоду. У самих нищих крестьян, практически нечем было поживиться. Купеческие караваны, прознав о разбойниках, обходили эту местность десятой дорогой. Одинокие путники, вообще перестали появляться на этих землях.

Роберт, в мрачных раздумьях, скрипя зубами, шепча ругательства и проклятия, и тут же осеняя себя крестом и бормоча молитвы, вышагивал по залу замка, который он нарёк именем Святого Марка.

«Снова надо что-то предпринимать! Но что? Куда податься? У меня есть два десятка воинов и немного средств, и если учесть, что мы с Можером, прибыли на эти земли одни, без монеты за душой, то можно посчитать, что мы добились многого. Но для меня, этого мало! Мы живы, здоровы и какое-то время, можем безбедно существовать… Но неужели это то, чего я хочу? Нет!».

Можер, тихонько поднявшись по лестнице, с беспокойством смотрел на брата. Ставни были прикрыты для защиты от дождя и холода, и высокая фигура Роберта, озаряемая пламенем очага, его тень, пляшущая по стенам, выглядела зловеще. А бормотание, проклятия и молитвы, внушали тревогу.

Можер кашлянул и Роберт стремительно обернулся.

– Чего тебе?

– Какой-то старый норманн, хочет тебя видеть.

– Если он стар, то зачём припёрся сюда? Мне нужны молодые воины, а не старые развалины. Какая от него корысть?

– Он говорит, что он скальд.

– Скальд? Здорово! Будет кому, песнями и висами развлечь нас вечерами. Будет кому, прославить наши деяния и подвиги! Веди его. Нет! Я сам, встречу и проведу его.

Роберт быстрым взглядом окинул старого норманна, заметив его морщинистое лицо, с парой старых шрамов, длинные седые усы, спадающие на грудь, волосы, заплетённые в косички, накинутую на плечи волчью шкуру, и старый норманнский меч, в простых кожаных, потёртых ножнах.

– Кто ты? Зачем ты пришёл сюда?

– Я Визигис.

– Я слышал о тебе! Рад твоему появлению! Прошу тебя принять моё гостеприимство и разделить с нами наш кров и наш хлеб. Проходи.

Его усадили на лучшее место около очага. Визигис помял в руках кусок плохо пропечённого хлеба и отодвинул блюдо с овечьим сыром. К вину он так и не притронулся.

– Жениться тебе надо, Роберт.

Гвискар насторожился. Неужели этот старик, прибыл только для того, чтобы сосватать ему глупышку-дочь какого-нибудь барона? Тогда кто? Какую он будет иметь от этого выгоду?

– Ты только за этим пришёл?

– Нет. Я пришёл, чтобы служить тебе.

– Почему именно мне?

Визигис вздохнул.

– Я уже достаточно стар, и многое повидал в жизни. Бессчётное множество раз, я ходил в походы. Побывал в Ирландии, видел в море огромадных китов, таких, которые были больше нашего дракара. Смотрел на грозные вулканы Исландии, любовался ледяными скалами Гренландии. С Лейфом и Торвальдом Эриксонами, я ходил к берегам Хеллуланда, Маркланда, Винланда (земли, открытые викингами на побережье Северной Америки). Участвовал в набегах на земли мавров в Иберии. Сюда я прибыл вместе с братьями Дренго. Я уже и не упомню, сколько мне приходилось сражаться, сколько битв и схваток я пережил, сколько бурь и штормов я повидал. Я прожил долгую и достойную жизнь, Роберт, и кое-чего усвоил. Я знаю, наши норманны, воины от природы своей, считающие смерть в бою, за славу свою, миг славы для них, лучше вечности забвения. Они достойные воины, и когда у них есть сильный правитель, они – самые храбрые люди на свете. И в умении встречать трудности, и борясь за победу с какими-то ни было врагами, им нет равных. Но когда такого сильного правителя нет, когда его рука ослабевает, норманны рвут друг друга на части и губят сами себя.

Роберт и Можер, замерев, даже практически не дыша, слушали речь старого Визигиса.

– Я видел многих различных вождей и правителей, и могу тебе сказать Роберт, что в тебе есть именно то, что заставило меня прийти к тебе. Прошло то доброе время простой жизни, когда герцог, граф и простой рыцарь, жили как братья, спали в походах под одной овчинной, грелись у одного костра, ели мясо от одного куска убитого ими вепря. Теперь, к герцогам и графам так просто и не подойти. У ворот их замков, стоят вооружённые воины, повсюду толпы епископов и священников, чтецов и писцов из образованных греков, эти смешные трубадуры и шуты. А ты, Роберт, не такой как остальные, даже не такой, как твои братья, и ты никогда не остановишься на достигнутом, я это вижу, и только смерть, сможет остановить твои достойные деяния. Я считаю, что ты тот, кто сможет объединить всех наших норманнов на этих землях, сжать их в железный кулак, дать им цель, и повести в походы. От завоеваний к завоеваниям! А что может быть лучше для мужчины, чем шум битвы, смерть врагов и добыча?!

Теперь ноздри Роберта широко раздувались, он тяжело дыша, впитывая в себя слова Визигиса.

– И что… Когда мне… Начинать? – хрипя внезапно пересохшим горлом, спросил Роберт.

Визигис привалился спиной к стене и прикрыл глаза.

– Время покажет. Норны (Богини Судьбы в скандинавской мифологии) распорядяться.

В зале повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием дров в очаге. И тут неожиданно, её нарушил влетевший в зал Роберт Крепин.

– Роберт, к тебе посланники от князя Капуи Пандульфа!

Визигис встрепенулся и открыл глаза.

– Вот видишь Роберт, всему своё время.

Глава тертья

В таверну, громко переговариваясь и смеясь, наполнив её шумом и запахами пота, масла, кожи, железа, вошла большая толпа норманнских воинов.

Олаф Бриан быстро доел рыбную похлёбку, и положил руку на рукоять меча, лежавшего рядом на лавке.

Пинками подняв задержавшихся в таверне в столь поздний час, крестьян и ремесленников, воины уселись за большой стол и потребовали еды и вина.

Олаф, вроде бы спокойно и безучастно, наблюдал за ними. Один из воинов, ущипнув подбежавшую к ним служанку за бок, сломив её слабое сопротивление, усадил себе на колени, вызвав одобрительные возгласы товарищей. Пора было уходить, но сын Олафа, Маркус, казалось, не замечая никого и ничего вокруг, продолжал о чём-то тихо беседовать с двумя монахами-бенедектинцами, в полутёмном углу таверны, иногда энергично жестикулируя и размахивая руками.

– Это что за вороны? Что они тут делают? – один из воинов обратил внимание на монахов.

– А ну, Хью, пошарь у них в мошне. Может там завалялась пара монет.

Двое воинов подошли к монахам, и один из них, подняв за сутану более старшего, хорошенько тряханул его.

– Что, не звенит?

Норманны громогласно засмеялись.

– Прошу вас, о благородные воины, у нас нет ничего, мы просто бедные и нищие монахи… Господь наш…

Молодой монах попытался встать, но его толкнули, и он снова сел, со стуком припечатавшись к хлипкой стене таверны.

– Отпусти его!

Маркус Бриан встал, но руки положил не на рукоять меча, а сложил перед грудью в молитвенном прошении.

– Ого! А это что ещё за гусь?

Норманнский воин, положив руку Маркусу на плечо, вторую просунув под его пояс, притянул того к себе.

– Ты кто таков?

– Это мой сын! – Олаф Бриан стоял посреди зала, держа обнажённый меч в руке.

– Что старик, ищешь быстрой смерти?

– Готов подохнуть?

– Сначала сдохнут некоторые из вас!

– Хорошо сказано. Посмотрим, каков ты в деле.

– Стойте! – громкий возглас предводителя этой ватаги воинов, заставил троих, окружавших старого барона, недовольно остановиться.

– Я тебя знаю! – вожак норманнов, перекинул свои длинные ноги через скамью и подошёл к ним. – Ты Олаф Бриан.

– Я тоже тебя узнал Ричард Дренго.

– Ха! Теперь не просто Ричард Дренго, а граф Аверсы Ричард Дренго!

Все воины Ричарда, громким, восторженным рёвом, поддержали эти слова своего предводителя.

– Слышал об этом. Как и о том, что ты сидел в темнице, куда упёк тебя Дрого Отвиль.

– А-а-а, это всё в прошлом. Пускай теперь он только попробует сотворить подобное. Я быстро выпущу ему кишки и насажу его голову на своё копьё!

Вновь раздался одобрительный возглас норманнских воинов.

Ричард Дренго, находясь на службе у Хэмфри Отвиля, снискал себе славу своими дерзкими набегами, занимаясь откровенным разбоем. Он захватил замок Генцано, убив его прежнего владельца и всю его семью, и скоро настолько расширил свои владения, что его дерзость разгневала Дрого Отвиля.

Ричард всегда ездил в сопровождении большого отряда своих рыцарей, и Дрого пришлось прибегнуть к обману, чтобы заманить Ричарда в ловушку, схватить его и бросить в темницу. Не помогло и заступничество Хэмфри Отвиля, говорившего, что нельзя, вот так просто, кидать в тюрьму, представителя столь знаменитого и знатного рода, что остальные нормандцы не поймут этого, и начнут возмущаться, а затем и подымут бунт. Но Дрого был непреклонен. Он твёрдо решил навести железный порядок на своих землях.

И долго бы сидеть Ричарду в подземелье замка в Венозе, если бы, в 1048 году, не умер его двоюродный брат, граф Аверсы Райнульф II. Он оставил малолетнего сына Германа, и Гвемар Салернский, продолжая поддерживать дружеские отношения с Дрого Отвилем, упросил того, чтобы он отпустил из плена Ричарда Дренго. Так Ричард стал в Аверсе опекуном малолетнего графа Германа.

Гвемар Салернский напомнил о себе, и Ричард, в признательность ему за своё освобождение, дал князю свои заверения в поддержке и вечной дружбе.

Олаф Бриан был слишком умён, и не стал спрашивать, куда подевался малыш Герман. Все и так, вот уже полгода, поговаривали о том, что малолетний граф Аверсы, неожиданно исчез. Когда, куда, не известно. И с 1049 года, графом Аверсы стал Ричард Дренго.

– Как ты? Я смотрю, ты нашёл своего сына. Радуюсь вместе с тобой!

Олаф тяжело вздохнул и вложа меч в ножны, сел, почёсывая свою бороду.

– Это мой младший сын, Маркус, а старшего, Бьёрна, я так и не отыскал.

И Олаф поведал Ричарду всё, о своих бесплодных, трёхлетних поисках сына. О-о-о, где он только не побывал! И в Риме, где в охране различных пап и в знатных семействах, служило множество нормандцев. И в свободном, нейтральном городе Неаполе. Был в Салерно. Исходил всю Апулию. Через друзей и знакомых, побывал даже у византийцев, где выспрашивал о сыне у служивших императору варягов.

– Никто ничего не слышал о нём и не знал! Всё без толку! Всё бесполезно! Где его искать?

Олаф был в отчаянии, но не собирался сдаваться и прекращать поиски. Но уже заканчивалось серебро, которое он взял взаймы, под залог своих земель, у дальнего родственника, епископа Руанского Можера. Пришлось продать коня, седло, сбрую, отпустить восвояси, на вольные хлеба, своих людей.

Рассказывая, он не заметил, как один из людей Дренго, поднялся с лавки и вышел из таверны.

– А мой сын Маркус, вместо того чтобы рьяно помогать мне в поисках и заниматься делами присущими воинам, предпочитает вести богословские беседы и диспуты со священниками и монахами. Ходит по разным монастырям, и вместо того, чтобы расспрашивать там о брате, болтает и читает книги.

– Так твой сын сведущ в грамоте? Похвально. Мало кто из наших норманнов может гордиться таким достойным умением.

Олаф опешил от неожиданного оборота речи Ричарда.

– Слушай, барон, а почему бы тебе не поступить ко мне на службу? Таким отличным воинам как ты, я плачу щедро! И клянусь именем Господа нашего Иисуса Христа, я не засижусь в Аверсе! Впереди нас ждёт много славных дел! А там, глядишь, и отыщется твой сын. Отыщется, отыщется, никуда не денется. Конечно, если он ещё жив.

– Бьёрн жив! Я знаю это!

– Ну вот, когда мы найдём его, то я и его с радостью возьму к себе на службу, если он, хоть чуточку унаследовал твоих талантов и умений. А Маркуса, раз он грамотен и ему по душе богословские беседы, мы сделаем настоятелем какого-нибудь монастыря или епископом. Ну так как?