Зимний поход
Сергей Горбатых
Азиатский хищник #1
Роман «Зимний поход» является первой книгой дилогии «Азиатский хищник». В нём рассказывается о зимнем 1839–1840 года походе русского отряда под командованием генерал-адъютанта Перовского В. А. на Хиву. Хивинское ханство в 18–19 веках не только мешало российской экспансии в Центральной Азии, но и вело агрессивную политику в отношении России. Хивинские ханы поощряли банды кочевников киргизов и туркменов, которые грабили русские караваны, направлявшиеся в Бухару. Российских подданных, из населённых пунктов Оренбургской пограничной линии, угоняли в плен и продавали на невольничьих рынках Хивы. Десятую часть прибыли от продажи рабов получали хивинские ханы. Все попытки со стороны российских властей наладить добрососедские отношения с Хивой всегда заканчивались печально: русских посланников кидали в тюрьмы, грабили, а иногда убивали. Поход генерала Перовского В. А. был второй попыткой усмирить «государство-хищник», так называли Хивинское ханство современники. В романе «Зимний поход» несколько главных героев: генерал Перовский В. А., доброволец Валуев Фёдор, погонщик верблюдов Пашка Логвин, поручик Кольчевский, штабс-капитан Никифоров. Поход на Хиву проходил в суровых условиях невероятно холодной зимы. От болезней умирали солдаты и офицеры, от голода погибали верблюды. Отряду удалось пройти только половину пути до Хивы, а затем пришлось возвращаться, продолжая терять людей и тягловых животных. Поход отряда под командованием генерала Перовского В. А. является трагической страницей истории Российской империи. Книга рассчитана на самый широкий круг читателей.
Сергей Горбатых
ЗИМНИЙ ПОХОД
АЗИАТСКИЙ ХИЩНИК
Книга первая
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ХИВИНСКИЙ ПЛЕННИК
Месяц июнь 1835 года от Рождества Христова. Пятеро рыбаков на старой фелюге с обвисшим косым парусом выбирают сеть. Полный штиль. Нещадно палит солнце. Вдалеке, в жарком мареве, едва просматривается песчаный восточный берег Каспия.
– Робята, щось севодня нету рыбки! – с удивлением вздохнул Николай, лысый, рябой с торчащим ушами мужичок лет тридцати.
– Да, давно такого не бывало, – согласился с ним здоровенный детина по прозвищу Оглобля, – я уж и не припомню…
– Сон мне плохой вчерась привиделся, – перебил его невысокий крепкий мужик лет тридцати пяти с красным большим носом и странным прозвищем Морок. – иду вот я, а навстречу…
– Рот закрой! Твои сны пущай при тебе и остаются! – резко оборвал того тридцатилетний Иван, старший их рыбацкой артели, – сеть надо выбирать, а не лясы точить.
– Дак я это как… – попытался оправдываться Морок, но увидев, как начала дёргаться правая щека с безобразным шрамом у Ивана, замолчал.
«Очень непонятно, рыбы совсем мало: почти нет. Как будто бы вся передохла,» – подумал Фёдор Валуев, двадцатидвухлетний голубоглазый крепыш с широкими плечами.
Он зачерпнул ладонью горсть каспийской водицы и вылил её на свою стриженную наголо голову. «И солнце печёт, мочи уже нет!» – Фёдор продолжил выбирать сеть.
Валуев уже второй год работал на рыбном промысле на Каспии. Здесь, на широких водных просторах, наконец-то, перестала ныть его душа, страдавшая по любимой жене, умершей во время родов. Долго мучился тогда он, не находя себе места. После тяжких раздумий решил Фёдор покинуть мирскую жизнь и посвятить себя служению Богу. Бросил он свою бедное крестьянское хозяйство в Новгородской губернии и подался в Свято-Юрьев монастырь, что находится на берегу реки Волхов, неподалёку от её истока из озера Ильмень.
– Ты для чего в обитель явился? Небось хочешь спокойную и сытную жизнь здесь обрести? – спросил у него настоятель, архимандрит Фотий.
– Нет, владыко! Я душу свою пришёл сюда спасать! – кротко объяснил Валуев.
– Ну раз так, то оставайся! Посмотрим на тебя! – объявил Фотий.
За целый год своего послушничества чего-то только не пришлось делать Фёдору: он пас скот, доил коров, работал на огороде, колол дрова и топил печи. А ещё читал Евангелие и Жития Святых. Был Валуев не просто грамотным, а обладал ещё цепкой памятью. После одного прочтения запоминал навсегда целые страницы текста.
До его пострига оставались несколько недель, когда ворвалась весна и выгнала остатки холодной и долгой зимы.
Запахи просыпавшейся после спячки природы, свежесть её красок настолько взволновали душу Валуева, что он уже не мог находиться в мрачной тишине монастырских стен. Фёдора стали манить цветущие луга, зелень леса и просторы Ильмень озера.
«Не смогу я вести монашескую жизнь! Никогда не смогу!» – понял он и ушел из монастыря.
Через два месяца попал Валуев на Каспий в рыбацкую артель и сразу же влюбился в море. Тяжёлый, конечно, труд. Но зато какой простор! Запах водорослей и смоляных канатов… Шум волны и наполненный свежим ветром парус фелюги. Многие из его товарищей проклинали свою судьбу, а Фёдор, наоборот, благодарил Господа за то, что он привёл его в эти места.
Все кто знал Валуева уважали за его постоянную готовность помочь, за честность, доброту и силу. За знание Священного писания и монашеский свой опыт получил Фёдор прозвище Инок.
Иван оторвался от работы, бросил сеть и, приложив ладонь правой руки к своему лбу, начал смотреть север.
– Чамра идёт! Не успеем вернуться! На берег надо! Сноровистее! Сноровистее! Давай, выбирай! Да быстрее! Чё замерли? – было видно, что Иван занервничал, что случалось с ним очень редко. (Чамра – шквальный северо-западный ветер на Каспийском море. Примечание автора).
Валуев тоже приложил ладонь ко лбу, чтобы не слепили лучи солнца, и посмотрел на север.
Оттуда, прямо на них, надвигалась чёрная туча. «Иван прав: чамра идёт. Сильный шторм, который сразу же утопит их старую хлипкую фелюгу. Поэтому и рыбы нет. Вся ушла в глубину,» – подумал он и быстрее заработал руками, выбирая тяжёлую набухшую от воды сеть.
– Да шевелитесь вы! – у Ивана задёргалась щека со шрамом, – к берегу не успеем!
Треугольный парус сильно хлопнул и сразу же надулся от сильного ветра. На руле сидел опытный Иван. Его морщинистое лицо окаменело от напряжения.
– По бортам распределитесь! Воду! Воду черпайте! – кричал он.
Высокие волны захлёстывали фелюгу. Старая лодка со скрипом переваливалась с борта на борт и казалось, что она стоит на месте.
Морок правой рукой мелко и часто крестился, а левой, плицей – деревянным черпаком, ловко загребал воду на дне фелюги и выплёскивал её за борт.
Скрылось солнце. Небо затянуло свинцовыми тучами. Иногда возникала очень высокая волна, ударявшая в борт фелюги с такой силой, что доски начинали сильно и страшно скрипеть.
Лицо Ивана стало белым как молоко. Оглобля потерял свою плицу и теперь черпал воду своими огромными ладонями. Губы у него тряслись: то ли от страха, то ли от напряжения.
– Не успеем! Потопнем! Потопнем! – вдруг завизжал тоненьким голоском Николай.
По его рябым щекам скатывались то ли слёзы, то ли капли воды. Иван промолчал.
В левый борт ударила волна, захлестнула фелюгу, мачта затрещала…
– Потопнем! – заорал Морок. – Потопнем!
– О Пресвятая Владычеце Богородице, взыскание погибших! Призри милостивым Твоим оком на молящихся пред честной Иконой Твоею. Воздвигни нас из глубины греховные… – Фёдор очень громко стал произносить слова молитвы, которая читается моряками во время шторма.
Его спокойный голос был настолько сильным, что заглушал скрип досок и рёв ветра:
– … Подай нам руку помощи, облегчи страдания.
Слушая молитву, перестали паниковать и товарищи Валуева. Все работали споро и сосредоточенно.
А вот и плоский песчаный берег.
– Морок, Николай! Парус опускайте! – закричал Иван, – Инок, в воду! Тащи фелюгу!
Валуев бросил читать молитву. Схватив носовой канат, он прыгнул в воду. Стал ногами на дно. «Неглубоко уже! Слава тебе, Господи!» – и начал тянуть фелюгу.
– Морок, Оглобля – на берег с катками! – закричал Иван.
