На праздник почетных геологов Веруньку с двумя подругами пригласил ее давний поклонник Гоша. Он работал официантом в «Праге», где быстро заматерел на тамошних чаевых. У него дома всегда водился хороший коньячок и редкая по тем временам черная икорка. К тому же Гоша водил дружбу и со столичной «фарцой». У предприимчивого официанта в любое время суток можно было купить модные шмотки, дорогие сигареты и заграничные напитки. Сам Гоша одевался стильно, ездил на «Волге» с оленем, хотя и подержанной, что считалось по тем временам несусветной роскошью, сравнимой с мерседесом и ничего не делал просто так. В каждом его поступке был расчет.
Словом, Гоша был завидным женихом. С темно-серыми глазами, черными вьющимися волосами… Ему часто говорили, что он похож на Алена Делона. Гоша непомерно гордился сходством с французской кинозвездой и изо всех сил старался во всем ему подражать: манерой одеваться, двигаться, даже прическу носил такую же, как именитый артист.
Веруня ему нравилась. Он терпеливо приручал ее подарками и приглашениями в ресторан, рассчитывая в будущем обладать ею полностью.
Веруня же водила Гошу за нос, хотя охотно принимала его ухаживания и дорогие подарки. Он был не тем принцем, о котором она мечтала, а всего лишь симпатичным обеспеченным парнем. За его счет можно было поразвлечься в ресторане, покататься на его престижной «Волге», вызвав неподдельную зависть у своих сверстниц.
Гоша не скрывал своего гнева, исподволь наблюдая как Веруня заигрывает с сальным Зурабом, похожим на орангутанга, а тот ее бесцеремонно лапает. Гоша, обуреваемый ревностью, злился на свою пассию и метал в ее сторону испепеляющие взгляды. Выбрав момент, он красноречивым жестом показал ей на дверь: мол, пора сматываться, иначе будет скандал.
В ответ Веруня только кокетливо улыбнулась. В ней очень рано проснулся хищный зверек. Она почувствовала свою власть над мужчинами и сейчас испытывала состояние эйфории от собственного куража и превосходства над ними. Веруне нравилось, что из-за нее, сопливой девчонки, такой взрослый мужчина, как Зураб, поставил на уши весь ресторан, а Гоша буквально не находит себе места от ревности и мечется между столиками, как раненый зверь. В очаровательной головке Веруни уже зрело ощущение, что роль повелительницы-сердцеедки самая желанная в ее жизни.
Эта роль ей нравилась больше всего. А вовсе не та, про которую они писали в школьных сочинениях, выискивая в критических статьях чахоточного Белинского умные фразы про пророческие сны Веры Павловны. Верунька, как, впрочем, и ее сверстницы, не понимала ни смысла, ни образа жизни Веры Павловны. И после каждого сочинения, сбившись в стайки, они уезжали в Нескучный сад, где все запретное становилось таким вожделенным. Там они решали и «женский» вопрос, и находили место «подвигам», и точно знали, «что делать».
Зураб пил много, но не пьянел. Он все сильнее и сильнее прижимал Веруньку к себе. Но она испытывала к нему отвращение. К сожалению, незаметно исчезнуть из ресторана ей пока не позволяла сложившаяся ситуация. Зураб не отпускал ее ни на минуту, и она была вынуждена терпеть его ухаживания. От Зураба сильно пахло водкой и цыпленком табака. Его нежности были какими-то грубыми, а густая борода жесткой. Правда, при ближайшем рассмотрении он показался Веруне значительно моложе. Борода делала его старше своих лет. На самом деле ему было не больше двадцати пяти. По его поведению было видно, что он сильно втрескался в Веруньку и имеет на нее далеко идущие планы. Свое искреннее желание немедленно жениться он подтвердил документально.
– Смотри, – Зураб демонстративно достал паспорт и открыл перед ее очами страницу с особыми отметками, – видишь, чист я. Не вру. Не женат. Вот они знают. Зураб честный. Зураб настоящий мужчина.
Друзья Зураба активно закивали, хотя абсолютно не понимали в этот момент, что они должны подтвердить, так как целиком были заняты ее подругами. Маша и Аня легко поддавались их «обработке» и окончательно поплыли, когда Зураб предложил Веруне руку и сердце.
Если бы им так подфартило, они бы мгновенно впорхнули в семейную жизнь и были бы несказанно счастливы. Но сегодня везло не им. И мерзкий червячок зависти, подогретый вином, уже свербел в их головах, нахально требуя показать и себя, а вовсе не быть сереньким фоном красавицы-подруги.
Маша тряхнула своей шестимесячной завивкой, которую она сделала сегодня утром по случаю выхода в свет, повела плечиком, подражая Веруне, и сверкнула своими белесыми глазками с выщипанными в ниточку бровками.
– А мы тоже не замужем! – кокетливо пропела она. – Верочка еще малолетка. Рано ей замуж! А вот мы, – она кивнула в сторону Ани, – девушки серьезные, зрелые и неизбалованные!
Аня изобразила смущенную улыбку и замахала своими пухлыми ручками с перстеньками, купленными на рынке. Она была небольшого росточка, полненькой, розовощекой, с нарисованной мушкой над верхней губой. Мушка, как ей казалось, придавала ее облику сексуальную привлекательность. Битых три часа она провела у зеркала, тщательно подрисовывая свою завлекалочку, накладывая несколько слоев туши, смешанной по особому рецепту с химическим карандашом.
– Мне старухи не нужны! – ухмыльнулся Зураб. – Я хочу вот этот нежный цветок! – он потянулся своими толстыми губами к нежной щечке Веры. – Зураб умеет любить!
Та брезгливо сморщила носик, но не оттолкнула Зураба, а только успела прижать свой пальчик к его влажным губам, притормозив таким образом очередной порыв страсти.
Веруня не собиралась продавать себя этому чуреку. Она твердо знала, что доведет его до экстаза и, когда тот оплатит их счет, улучив момент, слиняет, как всегда, через служебный вход. Флирт с Зурабом для нее всего лишь игра, самодеятельный театр, а она в этом спектакле – Королева-обольстительница. И по законам жанра все должны лежать у ее ног и вымаливать снисходительную улыбку своей королевы. Как же она обожала такие мгновения!
Геологи же, распушив хвосты перед девушками, тешили себя мыслью, что перед ними неопытный молодняк, который, скорее всего, случайно попал в ресторан. И тут, разумеется, выяснилось, что девчонки, «совершенно случайно» пробегая мимо ресторана, решили отметить досрочную сдачу экзамена. Так они и оказались в «Праге» на банкете у первооткрывателей. Про Верунькин день рождения врать не стали. В этом году они «отмечали» его трижды. Так что версия обветшала и требовала обновления. Легенда с экзаменом выглядела убедительнее, хотя студенткой на самом деле была только Вера.
Маша и Аня были лимитчицами. Работали на заводе резиновых изделий и, после семи лет ударного труда на вредном производстве, им обещали постоянную прописку в Москве и отдельную комнату в общежитии. А пока они снимали комнатку у Дуси, близкой подруги матери Веры.
Маша и Аня очень надеялись на удачное замужество и сегодня им несказанно повезло. Они, благодаря невиданному жесту Гошиной щедрости, оказались в элитном ресторане, да еще в кампании респектабельных неженатых мужчин.
Им выпал козырный туз. И они не хотели упустить возможность заарканить этих мужичков. Девушки изо всех сил пытались их очаровать. И, конечно же, они не собирались, как Веруня, линять через служебный вход.
Подруг у Веруньки было много. И не потому, что они уж очень ее любили. Скорее завидовали ее легкости и красоте. С ней можно было запросто познакомиться с любым парнем. Она была верной приманкой, своего рода наживкой, на которую косяком шла приличная рыба. И частенько Верины подруги застревали в постели ее поклонников. Она не ревновала. Ей льстило, что они пользуются ее добычей.
По закону сохранения материи – ничто не исчезает без следа, после таких загулов у той или другой подруги возникала необходимость очередного аборта. Эту проблему опять-таки приходилось решать все той же Веруньке. Улыбаясь, она утирала слезы несчастных и в тысячный раз выслушивала про мужиков-сволочей, у которых мозги находятся исключительно в яйцах. Ведь не случайно их два, по количеству полушарий. Сравнение мужского интеллекта с шарами ниже пояса ее смешило и забавляло.
Во времена Верунькиной юности про безопасный секс, контрацептивы, прокладки и «орбит» никто не знал, так как в стране коммунистических идеалов ни секса, ни других проявлений загнивающего капитализма и в помине не было. Правда, по количеству абортов, в основном нелегальных, страна эта была впереди планеты всей. И тут в кругу уважаемых людей на первый план выступали высококлассные специалисты. Среди них были звезды первой величины.
Одно такое светило именовалось Карен Геворкян. Слияние армянских и еврейских кровей явило миру гинекологическую звезду. Карен Геворкян творил чудеса. Как официально, так и подпольно. Только на одних абортах он нажил колоссальное состояние. А к состоянию – имя, которое с восхищением передавалось из уст в уста из поколения в поколение. Известный не только в Москве, но и далеко за ее пределами телефончик знаменитости кочевал от жен и любовниц к дочерям и внучкам. Все, кто хоть как-то был знаком с гинекологическим гением современности, кланялись ему в пояс, расплываясь в подобострастной улыбке, понимая, что с Кареном надо дружить всегда.
Во-первых, Карен действительно был непревзойденным мастером своего дела. Он делал аборты на любых сроках, причем без отягчающих последствий. Во-вторых, он умел хранить тайну, что для влиятельных людей было очень важно, а Карен водил дружбу только с сильными мира сего. Высший пилотаж Карена особенно ценили женщины, изменявшие своим высокопоставленным супругам. Чтобы у отяжелевших от партийных забот рогатых мужей не возникало никаких подозрений, он избавлял их жен от последствий любовных утех, даже не побрив лобка.
У Веруньки с Кареном были особые отношения. В жизни гинеколога она была тем редким исключением, просьбы, которой он выполнял безропотно, а главное, бесплатно. Одной фразы: «Але, Карен Ашотович? Это я, Вера!» было достаточно, чтобы все проблемы с «залетом» ее подруг решались незамедлительно и в лучшем виде. А это значит – с наркозом, без последствий и тайно. Саму же Веруньку Бог пока миловал.
Совсем отяжелев, геологи собрались уходить из ресторана. Да и времени уже было два часа ночи. Верунька сильно притомилась, израсходовав запас куража. Зураб ей порядком поднадоел. Она уже клевала носом и ждала, когда Гоша выведет ее через служебный вход. Но он решил ее наказать. Уж больно откровенно она заигрывала с Зурабом, вызвав у него безумную ревность. Гоша больше не смотрел в ее сторону и не подавал никаких спасительных знаков. Веруня поняла – ей придется выкручиваться самой. Анна с Машей раскисли так, что их впору было самих выносить из ресторана. В объятиях геологов они окончательно созрели для интимного диалога…
Распаленный Зураб оказался трезвее всех. Он уже сгорал от неуемного желания обладать юной красавицей. Пошептавшись со своими друзьями, он понес девушку к выходу. Верунька не сопротивлялась. У нее не было сил. Ей хотелось поскорее где-нибудь прилечь. И предприимчивый Зураб наметил где. У входа в ресторан уже стояло такси.
Увидев такси, трезвая мысль на мгновение промелькнула в ее бесшабашной головке. До Веруни дошло, что Зураб собирается ее куда-то увезти. А там ей уже не выкрутиться. Она слишком увлеклась игрой, и теперь ее может спасти только какой-нибудь неожиданный трюк.
– Ой! – нарочито расстроившись, воскликнула девушка, с трудом преодолевая свое размякшее состояние. – Сумочку забыла! А там документы, студенческий, ключи от дома… Я сейчас! – И для пущей убедительности она сунула Зурабу свой модный плащик, с таким трудом добытый мамой у спекулянтов. – Подержите, пожалуйста…
Этот плащик и усыпил на какое-то время бдительность Зураба. Пошатываясь, она скрылась на кухне ресторана. Позвали Гошу, и тот, разъяренный поведением своей возлюбленной, спрятал ее в кладовке, куда после смены кухонные работники ресторана сбрасывали грязные скатерти, полотенца и халаты. На всякий случай Гоша закрыл кладовку на ключ. Там, на куче грязного белья, Верунька и проспала всю ночь.
Через десять минут Зураб вернулся в ресторан за обольстительницей, но никто ее, конечно, там не видел. С плащиком в руках, отчаянно ругаясь, перемежая грузинскую брань с русским матом, он мотался по всему ресторану в поисках Веруни. Гоше даже пришлось пригрозить милицией обманутому поклоннику. Из кладовки Веруньку освободили только утром, когда в ресторан на работу пришла другая смена. Понятно, Веруньку пристыдили и отпустили с миром.
Помятая, провонявшая грязным бельем, с опухшим лицом она еле добралась до своего дома. Ее жутко мутило, и голова буквально разрывалась от боли. Она дала себе слово больше никогда не ввязываться в такие авантюры. Хотя где-то в глубине души была довольна собой, что так эффектно выкрутилась из этой скандальной и небезопасной истории.
Мать Веруни вернулась с ночного дежурства только после полудня. И, застав дома дочь, очень встревожилась. Веруня в это время должна быть в институте.
– Доченька, что с тобой? Ты почему дома? Не заболела ли?
Валентина Александровна потрогала лоб дочери, прикоснулась к нему губами, но жара не обнаружила.
Веруню знобило. Кутаясь в одеяло, еле-еле шевеля губами, она попыталась успокоить мать.
– Да все нормально, мам. Не переживай. Отравилась вчера в столовке. Тошнит…
– Надо срочно желудок промыть! – Валентина Александровна поспешила на кухню заваривать ромашку. – Ну, паразиты! Воруют, а детей всякой дрянью кормят! – ругала она работников общепита. – И нет же совести у людей?! Вот поеду в вашу столовку, устрою скандал! Да я на них санэпидстанцию натравлю! Дусе позвоню. Она же в санэпидстанции работает…
Верунька прекрасно знала, что мать никуда не поедет и ничего никому не устроит. Поворчит-поворчит, на этом дело и кончится. Но на всякий случай подстраховалась.
– Да не переживай ты так, мам. Обойдется. Если честно, я точно не знаю, где траванулась. Мы с девчонками еще в чебуречную заходили.
– Я тебя сколько раз просила, обедай дома! Вон, еда нетронутая стоит, а ты по чебуречным шляешься! – возмущалась Валентина, хотя сама валилась с ног, мечтая часок-другой вздремнуть после суточного дежурства. – Ох, Верка, Верка, не бережешь ты себя! Это я тебе как медик говорю. Хватишься, поздно будет…
2
Валентина Александровна воспитывала дочку одна. Сорок лет она проработала медсестрой. Сорок лет на одном месте, в одном отделении – кардиологическом, да еще в престижной больнице. Не каждому так повезет.
Личная жизнь у Валентины Александровны не сложилась. Да и как ей сложиться? В сорок первом ей было шестнадцать. Она уже тогда работала медсестрой. Все ее женихи погибли на войне. Невест хоть отбавляй, а мужиков – раз-два и обчелся. Такая вот доля выпала на ее поколение. Она и не роптала. Когда годы уже подпирали под сороковник, прижила девочку. Как говорится, прямо на рабочем месте. Родила для себя, чтобы было кому в старости воды подать да словом обмолвиться. Не было в ее жизни ни сумасшедшей любви, ни страсти, ни ревности…
Лежал у них в кардиологическом отделении летчик с инфарктом. Приехал из Новосибирска. В столичной клинике его лечили за военные заслуги. Никто летчика не навещал. Валентина за ним ухаживала. По доброте душевной она ему то домашнего бульончика принесет, то клюквенный морс сварит. Курагу на рынке покупала, мандарины доставала, словом, поддерживала, как могла. А потом, когда летчик оклемался, стал ей на дежурстве помогать. Бессонницей маялся. Говорил, что до сих пор война снится, не отпускает.
Валентина, чтобы как-то свести концы с концами, работала на две ставки. Практически день и ночь пропадала в больнице. Там, в ординаторской, в одно из ее ночных дежурств, у них все и случилось. Без всяких пылких признаний и страсти. Он вроде бы как отблагодарил ее за заботу…
При выписке летчик подарил Валентине коробку конфет и бутылку шампанского. И еще сунул в карман четвертную. А это почти половина Валентининой зарплаты. Она тихо порадовалась, что мужик щедрым оказался. Со своей подругой Дусей выпили шампанское на Восьмое марта, и Валентина забыла про свою мимолетную связь. Вспомнила, когда обнаружила задержку месячных. Валентина кинулась к Карену Геворкяну, заведующему гинекологическим отделением этой же больницы. Надежда на ранний климакс у бедняги рухнула.
– Беременна ты, голуба моя! – вынес приговор знаменитый гинеколог. – И вот тебе мой совет. Рожай, Валентина. Не вздумай делать аборт. Я лично не возьмусь. У тебя целый букет болячек. А родишь, минуешь операцию, продлишь жизнь. Это я тебе обещаю. Я удивляюсь, как ты вообще забеременела. Видимо, судьба тебе плечо подставила. Так что цени ее благосклонность.
