Девятое звено

– Не только ко мне, – пояснил Баграт, но так и не ответил. – В общем, поступил я на исторический факультет университета. Был парторгом курса и закончил учебу с красным дипломом. Собирался идти в аспирантуру, но неожиданно заболела мама. Пришлось возвращаться в Ткуарчал. В Сухуме мне выдали направление на работу в городской архив, где я и проработал всю жизнь. Правда, и аспирантуру смог закончить, но только заочно. Так что перед тобой сидит кандидат исторических наук и автор нескольких книг по истории древних народов Абхазии.

– Молодец, Баграт Мерабович, – искренне порадовался за него. – Признаюсь, что именно этого я от тебя ожидал.

– Только радоваться особого повода нет, – горестно заметил историк и потянулся за очередной сигаретой. – На этом светлая полоса моей жизни заканчивается. В 1986 году, как раз в тот день, когда случилась беда в Чернобыле, умерла мама. Тихо умерла, во сне. Остался я один на всем белом свете, хотя посещали мысли разыскать отца. Но сразу вскипала кавказская кровь: раз и навсегда я приказал себе больше никогда об этом не думать. А в тот год многие наши шахтеры ездили в Чернобыль, а потом некоторые умерли от радиации или стали инвалидами. Это я к тому, что вскоре после смерти мамы познакомился с вдовой одного шахтера-чернобыльца, а в 1989 году мы поженились. Марина по национальности такая же полукровка, как я, только папа у нее грузин, а мама русская. А в браке со своим первым мужем-мегрелом прожила всего два года. Без раздумий я усыновил ее ребенка от первого брака, а уже через год у двухлетнего Даура появилась сестричка Ламара. Что сделало меня счастливым отцом, терпеливым отчимом и несчастным мужем.

Он извлек из внутреннего кармана кожаное портмоне внушительных размеров и развернул на столе. Достал из бокового кармашка примятый фотоснимок размером со спичечный коробок и положил передо мной.

– Посмотри, Сергей, какими с виду счастливыми мы были в те годы.

Я поднял со стола семейную реликвию и всмотрелся в пожелтевшее от времени черно-белое изображение. На парковой аллее стояла молодая пара с двумя маленькими детьми. Совсем еще молодой Баграт обнимал за плечи худенькую девушку в коротком светлом платьице. Свободной рукой он держал за руку насупившегося смуглолицего малыша в белой майке и коротких шортиках, а на миловидном лице девушки на долгие годы запечатлелась неестественная и, казалось, вынужденная улыбка. Я заметил, что молодая мамаша как-то неласково, не по-матерински прижимает новорожденного младенца, завернутого в белое одеяло с бантом, но вместе с тем не сводит взгляд со старшего сына.

Вернул фотографию Баграту и обратил внимание, насколько небрежно он затолкал ее обратно в бумажник. Потом снова закурил и продолжил:

– После родов Марина сильно изменилась. Врачи говорили, что у нее какой-то послеродовый синдром. А как по мне – просто повредилась психика. Детьми не занималась, на работу после декрета выходить не захотела. Зато начала пьянствовать и без объяснений уходить из дома. Мне, привыкшему к работе с документами, не составило особого труда проверить ее семью по картотекам и учетам. А когда проверил, то понял, что лучше бы сделал это еще до свадьбы или вообще никогда не делал. Отец Марины оказался уголовником-рецидивистом, который переехал из Зугдиди в Ткуарчал после очередной отсидки. Как говорят, погнался за длинным рублем. Работал в карьере, пока не выгнали за воровство и пьянку, а потом сколотил банду и занялся грабежами в окрестных селах. Сожительствовал с русской женщиной – содержательницей притона для пьяниц и наркоманов. Вот она-то и родила ему дочь, то есть мою будущую жену Марину. Позже этого рецидивиста нашли убитым в окрестностях города, а его сожительница быстро спилась и однажды зимой замерзла пьяная на улице. Марину воспитали родственники, которые и записали себя ее родителями. Вот и получается, что смерть первого мужа и вторая беременность спровоцировали у Марины этот наследственный кризис. Сразу тебе скажу: я до сих пор ничего не знаю о том, как сложилась ее жизнь. Однажды Марина ушла из дома и больше не вернулась. Честно говоря, я толком ее и не искал. А случилось это сразу после развала Советского Союза. В Абхазии с новой силой вспыхнуло национально-освободительное движение и люди разделились на патриотов, изгоев, беженцев, предателей. Наша семья тоже попала в поле зрение радикально настроенных националистов. Поэтому я и решил, что для Марины будет лучше, если ее вообще не будут искать. Но все равно продолжал ждать и надеяться, что она когда-нибудь вернется. Ведь Даур всегда был для нее самым дорогим человеком в жизни. Извини, Сергей, что так много говорю. Мне в последнее время вообще не с кем разговаривать.

– Ничего, Баграт, я не тороплюсь. И мне интересно.

– О своей жизни я уже все рассказал. Потому что с момента исчезновения Марины и до сегодняшнего дня все события укладываются в одно короткое, емкое и страшное слово: «Война». Хоть и прошло уже почти двадцать лет, но воевать мы не перестали. Не хочу, и не стану много рассказывать о самой войне. Ограничусь лишь одной фразой: слава Богу, пережили! Даур и Ламара окончили школу и, как я уже сказал, дочка решила пойти по моим стопам. Даур не захотел дальше учиться и пошел работать на шахту. У нас с ним изначально сложились непростые отношения, поэтому Даур не пожелал оставаться со мной в одной квартире. Сначала жил у друга, а позже получил комнату в шахтерской «малосемейке». Ламарочка в это время училась в Сухуме и жила там же в общежитии. А в прошлом году влюбилась в русского парня по имени Андрей. Он был гражданским летчиком и приехал в Абхазию в командировку помогать восстанавливать разрушенный аэропорт Бабушара. Прошлым летом дочка привозила его в Ткуарчал. Познакомила со мной и сказала, что они решили жить вместе. А я не возражал. Но спустя несколько месяцев все резко изменилось. Вернее сказать, изменилось поведение Андрея. Ламара мне тогда звонила, плакала. Говорила, что с Андреем что-то непонятное происходит. Замкнулся в себе, стал намекать, что им лучше не встречаться, а потом и вовсе пропал. Его коллеги тоже не знали, где он, поэтому подали заявление в милицию. А под новый год недалеко от Нового Афона в море нашли утопленника и опознали в нем Андрея. С тех пор Ламару словно подменили. Замкнулась и перестала мне звонить, а потом в университете начались проблемы. Я страшно перепугался. Думал, что из-за смерти Андрея дочь испытала сильный стресс, а на фоне этого у нее начала проявляться материнская наследственность. Решил поехать в Сухум, чтобы серьезно с ней поговорить. Ламара молча выслушала мою длинную речь, а потом посмотрела в глаза и сказала: «С моей душой все в порядке, если не считать невыносимой боли. Алкоголь и наркотики я не употребляю, но зато панически боюсь за свою жизнь. А еще больше боюсь за тебя и Даура. То, что произошло с Андреем, это не самоубийство и не несчастный случай. Перед смертью он мне кое-что рассказал, но тебе я этого не скажу, и не проси. Нам всем нужно просто жить и молчать, тогда никто не пострадает». И все! Больше я ничего не добился. А потом Ламара меня выпроводила и наказала, чтобы в ближайшее время я даже не звонил. И что мне после этого было делать?

– Ехать к Аршба, – предположил я.

– Ты абсолютно прав. Я уже упомянул о войне. В этом коротком слове уместился огромный отрезок жизни. И одним из главных действующих лиц в нем был и остается Рауль Джотович. Я тебе потом поподробнее все расскажу, потому что для этого может понадобиться целый день. Моя работа в архиве с годами стала лишь прикрытием. На самом же деле мы занимаемся проблемами возрождения Абхазии.

– То есть ты представляешь серьезную организацию, и Аршба в ней играет не последнюю роль?

– Нетрудно догадаться.

– Чего уж сложного, если задействованы дипломатические каналы. Не зря же ты приехал на представительском «мерсе» с номерами первых лиц дипмиссии. Может, и обо мне уже все знаешь?

Баграт кивнул и опустил глаза.

– Прости, Сергей, что покопался в твоем досье. Ситуация уж больно серьезная. Поэтому знаю, что ты полковник милиции в отставке и знаю, чем сейчас занимаешься. А еще, что давно женат и у тебя двое взрослых детей.

– Вот и нечего извиняться. Мы только сэкономили кучу времени и тебе не придется выспрашивать, как сложилась моя жизнь. Да мне и скрывать-то нечего. Но все же расскажи, что случилось с Ламарой.

Он снова сник и в очередной раз потянулся за сигаретой. Я же стал корить себя за нетерпение, но Кравченко это понял и жестом показал, что все в порядке. Потом вздохнул и продолжил рассказ:

– Аршба долго ругался, узнав о проблемах дочери и гибели ее парня. Потом отправил меня домой, а вслед прокричал: «Заройся в своем архиве, и чтобы писка не было слышно. Сиди и жди». А через два дня прислал за мной машину. Меня отвезли в Очамчыру в одно пригородное кафе. Рауль Джотович там обедал с двумя незнакомыми парнями – по виду русскими. Он попросил повторить рассказ, а при этом даже не представил меня своим гостям. Я понял, что так было нужно для безопасности, поэтому без лишних вопросов подробно все пересказал. Один из парней потом сказал, обращаясь к Аршба: «Все ясно, дядя Рауль. Мы сразу начнем действовать». И они ушли. Аршба попросил ни о чем его не расспрашивать, пояснив, что пока все равно ничего не ясно. Сказал только, что договорился со своим родственником из университета, чтобы Ламару и еще одну ее сокурсницу отправили сюда в Киев. Здесь они должны были готовиться к защите диплома в академии управления персоналом. Несмотря на то, что Украина не признала суверенитет Абхазии, эти ВУЗы продолжают сотрудничать и наши студенты могут учиться в Киеве. В общем, все произошло настолько быстро, что я даже не успел приехать в Сухум, чтобы проводить дочь. Ламара позвонила уже с вокзала и сказала, чтобы я не волновался. Поездом они доехали до Москвы, а оттуда самолетом прилетели в Киев. Последний раз она позвонила из аэропорта и сказала, что только приземлились. Больше никаких известий от нее не было. А на следующий день Аршба неожиданно прислал за мной машину и меня без объяснений повезли через российскую границу в Адлер. Уже там Рауль Джотович позвонил и сообщил, что Ламара погибла. Рассказал, что по дороге из аэропорта автобус попал в аварию. Что было дальше, я с трудом припоминаю. Хорошо, что люди Аршба были рядом. Они просто занесли меня в самолет. Я долетел до Москвы, а потом какие-то люди пересадили меня на самолет до Киева. В «Борисполе» меня тоже встретили друзья Аршба из грузинского посольства и сразу отвезли к следователю, который ведет это дело. А позже поселили в гостиницу и помогли тебя разыскать. Не знаю, что бы я делал без их помощи…

– Давай кое-что уточним, – остановил я рассказчика. – А то мне сложновато вникать в этот международный пасьянс. Из Абхазии ты пробирался в Украину через Россию, а в Киеве тебя опекают грузинские дипломаты. Вот это меня и насторожило. Ведь Грузия ввела в уголовный кодекс статью за пересечение российско-абхазской границы. Грузины считают Абхазию своей территорией, только временно оккупированной. И вдруг тебе помогают.

– Ты неплохо осведомлен. Но если я буду останавливаться на всех подробностях, то нам в этом кафе придется пообедать и поужинать. Я же сказал – друзья Аршба. И не будем на этом останавливаться, а то в полдень мне нужно быть на опознании, а до этого еще успеть попасть в посольство. Сейчас там занимаются оформлением документов для перевозки тел в Абхазию. Как видишь, если бы не Аршба, то я не знаю, как бы смог со всем управиться. Я ведь до этого в Киеве был всего лишь раз. Приезжал на несколько дней, когда у вас была революция в 2004 году. И вот пришлось приехать снова. Никого здесь не знаю, но по дороге из аэропорта меня будто молнией шарахнуло. Вдруг вспомнилось твое последнее письмо. Ты написал, что живешь и работаешь в Киеве. Вот и появилась потребность тебя разыскать. Только не подумай, что мне что-то нужно…

– Ты правильно поступил. Буду рад помочь всем, чем смогу.

– Ничего мне не надо кроме сопереживания и поддержки, – Баграт задумался, а потом добавил. – Хотя, может, ты и прав. Я многого пока не знаю, но кое о чем догадываюсь. Наверное, и у тебя уже появились догадки. Вот только не хотелось бы втягивать тебя…

– Постой, а это не та самая авария на Бориспольском шоссе? – припомнил я сюжет из позавчерашних теленовостей. – Там бензовоз протаранил несколько машин, а потом был взрыв и сильный пожар.

Он молча закивал и потупился. Глаза в очередной раз наполнились слезами, а выражение лица стало таким, будто жизнелюбивому горцу сообщили, что он зря прожил жизнь. Я же не знал, о чем еще можно было спросить старинного друга без его личной на то инициативы. Подумал и попробовал сменить тему:

– Ты сказал, что был в Киеве во время революции. По делам приезжал или перенимал опыт революционной борьбы?

– Перенимал, – подтвердил он. – Аршба отправил в командировку и наказал убедиться, что происходит в Киеве на самом деле. Мы ведь только догадывались, но не могли сопоставить многие факты. Целостная картина событий не складывалась. Потому что российские телеканалы показывали и комментировали события по-своему, а на грузинских – все происходящее преподносилось совсем не так. А в Абхазии все смотрят только российское телевидение.

– Да уж, насмотрелся и я. В те дни довелось быть в России по делам и созерцать по телеку этот черный пиар с антиукраинской пропагандой.

– Значит, ты в курсе и понимаешь, из-за чего у нас картинка не складывалась. Я не знаю, насколько ты близок к политике и не догадываюсь о твоих предпочтениях, но вижу, что с принципами информационной войны ты знаком. Поэтому могу лишь рассказать, какие эмоции я испытывал, оказавшись на вашем Майдане. Я бродил тогда у заснеженных палаток и плакал. То были слезы радости и горя одновременно. Радовался и гордился, что ваш народ перестал бояться, а горевал из-за того, насколько нам, абхазам, далеко до украинцев. А ко всему безмерно уважал вашу власть, хоть вы и вышли против нее. Потому что этот народный порыв не раздавили танками и не утопили в крови, как это случилось в Абхазии. Поэтому я бы поставил памятники всем вашим президентам и политикам, как мудрым и миролюбивым людям, которые не допустили кровопролития и геноцида.

– Так уж и всем?

– Всем без исключения. За то, что у вас в стране мир и за то, что ваши руководители учатся общаться друг с другом и с людьми без применения грубой силы и уничтожения инакомыслящих. На мой взгляд, это и есть мудрость правителей. То есть, когда люди по-разному думают, но при этом уважают точку зрения того, кто думает иначе. В таком случае нет места лозунгу «кто не с нами, тот против нас».

– Главное, чтобы это не было элементарным заискиванием со стороны властей. По-моему, наши властители решили потянуть время, чтобы подготовить карт-бланш. И похоже, что все возвращается на круги своя.

– Зато в мозгах у людей произошел прорыв. После этого они уже не будут прежними. Не переживай – у вас все получится.

– Время покажет. Но давай все же вернемся к этой злосчастной аварии. Похоже, что тебя многое настораживает. Не зря же ты поведал мне предысторию о гибели российского летчика, жениха твоей дочери. Что говорит следователь?

Баграт немного оживился и, прищурившись, погрозил мне пальцем.

– Все-то ты замечаешь. Чувствуется милицейская хватка. А что говорит следователь? Сочувствует и всячески желает помочь. Только чем? А вообще-то он толковый парень. Всю картину происшествия детально рассказал и схему показывал с фотографиями. Пообещал, что после опознания и получения посольских документов подготовит к завтрашнему дню разрешение на перевозку тел в Абхазию. Я ведь повезу домой два тела. У второй погибшей девочки никого из родственников в живых не осталось после войны. В Абхазии это не редкость. Вот поэтому я имею право так говорить о ваших правителях. Короче, у следователя вопросов и сомнений практически нет.

– Что значит практически?

– А то, что вся картина происшествия и причина, по которой оно произошло – налицо. Есть только некоторые шероховатости. Только давай я расскажу по порядку? Думаю, что нестыковки ты сам заметишь.

– Тогда начинай с момента приземления в аэропорту. Их же кто-то встречал?

– Конечно. Представитель академии. Он же был и водителем микроавтобуса. Тот день был выходным, поэтому ему поручили встретить и поселить девочек в общежитие. Это где-то в районе Дарины.

– Может, Дарницы?

– Точно, Дарницы. Я же говорю, что Киева совсем не знаю. В общем, встретил и повез их в Дарницу. А на въезде в город есть транспортная развязка. Там водителю нужно было уйти вправо, поэтому он заранее начал перестраиваться в правый ряд. Но оказалось, что в этом ряду прямо у обочины кто-то поставил грузовую «газель». Дальше я буду рассказывать со слов следователя и по той схеме, что он показал. Свидетели аварии пояснили, что микроавтобус попытался перестроиться в соседний левый ряд, чтобы как-то объехать эту «газель», но в этом ряду параллельно ехала другая машина, из-за которой он не смог перестроиться. То есть по правилам микроавтобус должен был уступить дорогу этой машине. Опять же со слов свидетелей водитель включил сигнал поворота и стал снижать скорость. Ожидал, пока машина в левом ряду проедет вперед, но водитель той машины тоже стал притормаживать, потому что впереди был перекресток. Из-за этого микроавтобус все снижал и снижал скорость, пока не остановился в нескольких метрах от стоявшей перед ним «газели». В это самое время его и протаранил сзади бензовоз. В тот день из-за тумана была плохая видимость и шел мокрый снег. Как считают свидетели и сам следователь, водитель бензовоза сначала отвлекся и не заметил, что микроавтобус остановился, а потом просто не успел затормозить. Это видно по фотографиям, где колеса бензовоза почти не оставили тормозного пути. В общем, произошел мощнейший удар, а потом и взрыв. Бензовоз оказался груженый топливом под завязку, из-за чего микроавтобус и брошенная «газель» сгорели в считанные минуты.

– А откуда она там взялась, и где был водитель?

– Вот и первый настораживающий момент, – подтвердил Баграт. – Оказалось, что накануне ночью эту «газель» угнали из соседней деревни, а позже бросили. Может, бензин закончился? Разве теперь узнаешь? «Газель» выгорела дотла, но внутри никого не обнаружили. А следователь отнес все это к чистой случайности.

– А что с той машиной, из-за которой микроавтобус не смог перестроиться в левый ряд? Она ведь тоже оказалась в зоне взрыва. Люди не пострадали?

Баграт снова жестом выразил удовлетворение:

– Молодец – засек вторую нестыковку. По идее, должны были пострадать, но все обошлось. Следователя они убедили, но он все равно собирается провести следственный эксперимент. Значит, тоже сомневается. Но водитель той машины клянется, будто жена, сидевшая рядом, вовремя заметила несущийся сзади бензовоз и подняла крик. Поэтому он моментально сориентировался и резко прибавил скорость. Так и успел выехать из эпицентра взрыва.

– Завидная реакция. Но эксперимент все же нужен. Уж больно неправдоподобно звучат объяснения. Что, и повреждений на машине нет?

– Абсолютно. Зато остальные машины сгорели, – потупившись, ответил Баграт. – Погиб и сам водитель бензовоза. Из-за этого свидетельских показаний очень мало, а очевидцев аварии вообще нет. Короче говоря, и по схеме, и по показаниям свидетелей все сходится. А нестыковки вряд ли могут повлиять на целостность события. Но они здорово меня напрягают.

Он замолчал и, нахмурившись, отвернулся к окну. Непримиримый горец пытался совладать с собой: глаза были прикрыты, а по щетинистым щекам перекатывались желваки. Немного успокоившись, он стал задавать вопросы, обращаясь, казалось, к самому себе:

– А что я могу рассказать следователю? О загадочной смерти летчика Андрея? Или о том, что Ламара из-за этого перестала радоваться жизни? О том, что боялась чего-то? Кому здесь в Киеве нужны наши кавказские разборки? Следователь скажет, что все это напрямую никак не связано с аварией.

– Наверное, ты прав. Если все произошло именно так, то уголовное дело будет прекращено. Потому что виновник аварии погиб и вина его очевидна. Вот только никому от этого не легче. А нестыковки с «газелью» и машиной свидетелей никак не влияют на ход самого происшествия.

– А теперь смотри, – Баграт воспроизвел на столе схему аварии с помощью двух пачек сигарет и пепельницы. – Предположим, что брошенная «газель», бензовоз и машина свидетелей – составляющие одной тщательно подготовленной акции. То сеть это машины бандитов, которые подстроили и инсценировали аварию. Они специально создали на дороге такие условия, чтобы водитель микроавтобуса остановился перед «газелью».

– А машина свидетелей умышленно ехала параллельно в соседнем ряду, – продолжил я. – Чтобы в нужный момент помешать микроавтобусу объехать «газель».

– «Коробочка», – криво усмехнувшись, подытожил Кравченко. – Если не ошибаюсь, то именно так называется этот прием. А тем временем сзади уже разогнался бензовоз, и водитель только сымитировал, будто пытается тормозить. В общем, я думаю, что все было спланировано. Что скажешь?

– Вполне реально. Только получается, что за рулем бензовоза сидел камикадзе. По-твоему, они привлекли для этой акции самоубийцу?

– А может, он просто не рассчитал? Или его тоже подставили? С тормозами что-то сделали, – настаивал Баграт, но все же согласился. – Да уж. Не совсем вписывается в мою версию.

– Кто знает? Давай теперь разберемся с машиной свидетелей. Как я понял, эти люди выступают главными и единственными свидетелями аварии.

– По их показаниям и составлена схема.

– А что за машина?

– «Шкода октавия». Ее владелец встречал в аэропорту жену, а сами они живут в Запорожье. Жена возвращалась после отдыха в Египте.

– Это со слов или уже проверили?

– Да там вроде бы все чисто, – отмахнулся Баграт. – Билеты проверили. Даже талончик с парковки у мужа сохранился. По времени все сходится и на видеокамерах видно. Следователь проверял. Только я все равно сомневаюсь.

– Если принять во внимание твою версию, то небеспочвенно. Хотя масштабы подготовки впечатляют. Но я другого не могу понять: зачем этой парочке из «шкоды» возвращаться в Запорожье по Бориспольскому шоссе? К чему им было ехать через весь Киев, если есть прямая дорога через Переяслав-Хмельницкий?

– Следователь тоже об этом спрашивал, а водитель объяснил, что ему нужно было заехать на авторынок. Да и жена не возражала – хотела полюбоваться столицей. В общем, следователя они убедили.

– Если бы я вел следствие и прислушался к твоей версии о «коробочке», то обязательно бы затребовал списки из египетского отеля, где отдыхала эта женщина из Запорожья. А еще показал ее фотографию стюардессам.

– Это уже сделали грузинские дипломаты. Они связались с египетским отелем в Шарм-эль-Шейхе и все проверили. Ее показания полностью подтвердились, правда, есть одно «но». Вела она себя на курорте довольно странно. Об этом рассказал представитель туристического агентства. Сначала все было нормально, а потом неожиданно засобиралась домой. Настояла, чтобы ее срочно отправили в Киев – именно в этот день и только этим рейсом.

– И как она это объяснила?

– Семейными обстоятельствами. Сказала, что возникли проблемы с мужем, и что, мол, это могло закончиться разводом.

– А следователю почему не рассказала?

– Не знаю. Может потому что не спрашивал. Мне же об этом только сегодня сообщили, а подтверждающие документы пришлют позже дипломатической почтой. Я пока не решил, что с этим делать. Стоит ли усложнять работу следователю? Ламарочку уже не вернуть.

Мне нечего было ответить. Предполагал, что, несмотря на профессионализм и порядочность, следователь вряд ли захочет в этом разбираться. Отнесет несговорчивость Кравченко к его душевному состоянию и поспешит закончить расследование. По-видимому, столь резонансное дело сразу поставили на контроль в МВД и прокуратуре, поэтому будут его торопить. А женщина из Запорожья может легко объясниться. Скажет, что пока летела в Киев, неприятности в семье сами по себе рассосались, поэтому и не сочла нужным об этом говорить.

Попытался подобрать слова, чтобы объяснить все это Баграту, но он меня опередил. Разливая по фужерам вино, заверил:

– Можешь не волноваться – с головой у меня все нормально. Я адекватно мыслю и пытаюсь рассуждать здраво. Горе ужасное и непоправимое, но на этом жизнь не заканчивается. Еще многое хочу успеть сделать. И понимаю, что все следы ведут в Абхазию, поэтому в Киеве никто не станет обращать внимание на мои полубредовые гипотезы. Не буду ничего говорить следователю и сам попытаюсь разобраться.

– Ну а если ты прав? Тогда частное расследование может оказаться весьма опасным.

– Ну и пусть. Устал бояться.

– Тогда с твоего разрешения я аккуратно поинтересуюсь ходом расследования. И еще: есть люди, которым твои гипотезы не покажутся бредовыми.