– Потому что только она нас кормит! – крикнул ей вслед муж.
Клара зашла в детскую. Полина лежала на кровати, закинув руки за голову, и смотрела в потолок.
– Почему взрослые такие сложные? Почему вы не живете, как хотите? Ты всю жизнь любила цветы, но только в прошлом году выучилась на ландшафтного дизайнера. Мой папа не любит свою работу, но каждый день ходит в офис, и теперь из-за этой нелюбимой работы мы должны переезжать.
Клара взглянула на часы.
– Дорогая, тебе пора спать. Завтра в восемь утра занятие у Юлия Моисеевича.
– Вот так всегда: когда взрослые не хотят признавать свою неправоту – они меняют тему, – назидательно произнесла Полина и с важным видом продефилировала в ванную.
Клара бросила вещи дочери в корзину для грязного белья и наглухо закрыла шторы. Сняла покрывало с кровати и сложила на кресле. Затем подняла подушку и оторопела от удивления. Перед ней лежала та самая бордовая тетрадь, которую Тихонов оставил на пляже.
Полина вышла из ванной, увидела тетрадь в руках мамы и от испуга замерла.
– Откуда это у тебя? – Клара строго посмотрела на дочь.
Полина виновато опустила голову.
– Сколько раз повторять? Не бери чужих вещей без спроса!
– Я взяла ее, когда ты сидела в скорой помощи, – захныкала Полина. – Я думала, она ничья.
Клара открыла тетрадь и бегло пробежалась по страницам. С первых строк стало понятно, что это воспоминания женщины.
– Ты понимаешь, что наделала? Ты украла с места происшествия улику. Сегодня у следователя я подписала показания, в которых нет ничего о том, что моя дочь забрала тетрадь. Выходит, что из-за тебя я солгала и тем самым нарушила закон.
– Мамочка, я так больше не буду! Я не знала, что эта тетрадь важна для тебя.
– Не для меня, Поля, а для следствия. Им нужно установить причину самоубийства. Эта тетрадь может дать ответы.
– Ничего она им не даст, – Полина отмахнулась, легла в кровать и накрылась одеялом, – там женщина описывает свою тяжелую жизнь.
– Ты что, читала ее?
– Не всю, несколько страниц, – смущенно ответила дочь.
– Поля, я тебя не узнаю! Как ты могла так поступить? Раньше ты себе такого не позволяла!
Девочка снова захныкала. В последнее время она часто совершала не свойственные ей поступки, и Клара не могла найти этому объяснений.
– Ложись спать, завтра после школы поговорим.
Клара вышла из детской и протянула мужу бордовую тетрадь:
– Посмотри, что я нашла под подушкой у Поли.
Проблемы с дочерью не раз растапливали лед между супругами, вот и сейчас Аркадий решил воспользоваться этой ситуацией и наладить диалог с женой. Он взял тетрадь и пролистал несколько страниц.
– Что это?
– Это та самая тетрадь, о которой меня спрашивали в Следственном управлении.
– Как Поля это объяснила?
– Она взяла ее почитать, пока я сидела в скорой, но почему-то никому об этом не сказала.
Аркадий выборочно пробежался по тексту.
– Это чей-то дневник.
– Что нам делать, Аркаша? Надо отдать его Уварову.
Перспектива новой встречи со следователем главу семейства не обрадовала.
– Не сгущай краски, – отмахнулся он и пошел в спальню. – Кому нужна эта тетрадь? Выбрось ее. Мы все равно переезжаем, через неделю все это будет уже не важно, – оглянувшись, он увидел, что жена за ним не последовала, а стоит посреди гостиной с тетрадью в руках. – Ты идешь спать?
– Нет, я пока не хочу. Ты иди, я присоединюсь позже.
***
Клара расположилась на диване и открыла дневник. На первой странице было выведено красивым женским почерком:
«Свою историю я начинаю описывать в больничной палате, здесь мое пребывание будет кратковременным. В моем распоряжении меньше трех месяцев. Подозреваю, что моя смерть будет немного отличаться от ухода других людей. Меня мучает вопрос: почему я пережила такой драматический и одновременно мистический опыт? В надежде найти ответ я решила записать свои воспоминания и заново проанализировать ключевые события.
С самого рождения меня окружают мистика и драма. Эти две «подружки» никогда меня не покидали. Начну с того, что сейчас меня все называют Тамара, но при рождении родители дали мне имя – Венера. Родилась я 31.12.1956 года в семье водителя и домохозяйки. Мама у меня русская, а отец – казах.
С рождения я была хилым ребенком, мама постоянно лежала со мной в больницах. В три года я попала в реанимацию. Два дня родители не отходили от моей койки. В полночь наступила клиническая смерть, я не дышала две минуты, а когда очнулась, начала озираться по сторонам с выпученными от страха глазами, словно знакомилась с этим миром впервые. При этом мое сердце не билось, я не сделала ни одного вдоха. Затем я закрыла глаза и снова размерено задышала.
Мы жили в маленьком городке на границе с Китаем. Жизнь была трудной. Денег в семье всегда не хватало. Но родители любили друг друга и на трудности не обращали внимания. У мамы был звонкий смех, мягкая улыбка и восхитительный голос. Она была красивой женщиной, все мужчины в округе завидовали моему отцу.
Бабушка по отцу маму не любила и часто называла нищенкой. Ко мне она тоже всегда относилась настороженно, подарков не дарила, на семейные торжества не приходила. По праздникам мы встречали ее у соседей. Всякий раз, когда она видела нашу семью, губы у нее поджимались от ненависти, она начинала перешептываться со своей неразлучной подругой, вид которой приводил меня в ужас.
Подругу звали Жупар. Лицо ее было искажено в вечной мучительной гримасе, будто каждый вдох приносил ей страдания. Дом Жупар стоял на окраине городка. С самого утра к нему выстраивалась вереница людей, желающих решить свои проблемы с помощью магии. За глаза ее называли колдуньей, но когда встречали, улыбались и раскланивались в приветствиях. Никогда не думала, что эта беззубая карга сыграет такую важную роль в моей жизни».
– Солнышко, – тихо прошептал Аркадий.
Клара так зачиталась, что не заметила, как муж вышел из спальни.
– Может, пойдешь спать? Я согрел для тебя постель. Уже за полночь, завтра рано вставать.
Аркадию хотелось продолжить прерванный разговор в более интимной обстановке, но главной его целью было оторвать жену от обнаруженного у дочери дневника. Ведь, найди она там сведения, которые помогут пролить свет на историю с утопленником, новой встречи со следователем не избежать.
– Ты иди, я еще немного почитаю, – ответила она в пустоту, не глядя на мужа, и снова углубилась в чтение.
«День, что навсегда изменил мою жизнь, я запомнила в деталях. Мне было десять лет. Стояла теплая осень. Я вернулась со школы и обнаружила у нас в гостях старуху Жупар. Она с шумом отхлебывала из пиалы чай и глазами, словно рентгеном, прощупывала меня и маму. Мама была очень вежлива, постоянно подливала гостье чай. Я ушла в спальню и оттуда услышала, как мама выкрикнула: «Тогда пусть это буду я!»
С этого дня мама начала таять на глазах. Она похудела, постоянно жаловалась на слабость в ногах и головокружение. Ее тошнило, и в конце концов она вообще отказалась от пищи. Папа отвез ее в больницу и больше я ее живой не видела. Когда ее увозили, мама подозвала меня к себе и слабым голосом сказала: «Прости меня, Мышонок, не думала, что оставлю тебя так рано. Береги себя, поступай в жизни, как подскажет тебе сердце».
Не прошло и месяца после смерти мамы, как бабушка нанесла нам первый визит. Наигранно причитала о большой потере отца, потом, посмотрев на меня исподлобья, сказала, что в доме нужна хозяйка и мать для дочки. После этого бабушка стала часто звать папу одного на ужин, а за мной приходила присмотреть тетка, которая в его отсутствие шарила по дому, как ищейка, выискивая мамины вещи. Собрав очередную партию в большой металлический таз, она выходила на задний двор и сжигала вещи в яме. Мне чудом удалось спасти от огня несколько маминых фотографий и пуховый платок, который прислали ей на день рождения родственники из Оренбурга.
Вскоре бабушка снова нанесла нам визит. Она долго рассказывала о богатой женщине, у которой недавно умер муж. У нее имелся двухэтажный дом, отара овец, табун лошадей и своя мастерская по пошиву одежды из шкур. На этот раз отец слушал ее внимательно. Бабушка повела отца в свой дом. Как выяснилось потом, там его уже ждала богатая вдова. Отец вернулся домой пьяным и, прежде чем лечь спать, подошел ко мне, погладил по голове и сказал: «Скоро у тебя будет новая мама, ее зовут Куаныш».
Куаныш, в переводе с казахского, означает «счастье», но счастья мачеха в нашу семью не принесла.
Ее дом располагался на окраине города, ближе к горам. За домом, метрах в двухстах, была ферма, где содержались куры, овцы, лошади и еще был цех по выделке кожи. У мачехи было двое детей: сын, старше меня на три года и дочь моего возраста. Дети сразу приняли меня в штыки, не давали игрушек, толкали и насмехались. Их поведение явно забавляло мачеху, и, когда отец был на работе, мне сильно доставалось.
Через полгода мачеха решила выселить меня из дома и в качестве спальни выделила на ферме кладовую, в которой хранился хозяйственный инвентарь. С этого момента я ела на краю грязного стола, на котором разделывали мясо овец. В дом заходить мне строго запрещалось, за исключением больших праздников, когда отец выпивал и звал меня к себе. А когда он был пьян, мачеха не смела ему перечить. В такие дни я старалась досыта наесться и что-нибудь припасти на следующие дни. В остальном переезд оказался мне только на руку. Работники жалели меня, да и атмосфера на ферме была гораздо веселее, чем в доме.
В тринадцать лет из худющей девчонки я начала превращаться в девушку, это подметил сводный брат и стал меня преследовать. Как-то раз он подстерег меня у загона. Схватил за волосы и поволок в овраг. Я кричала и сопротивлялась, но он, зажав мне ладонью рот и нос, навалился всем телом. Когда от нехватки кислорода я начала задыхаться, кто-то ударил его сзади по голове, и он отключился. Солнце светило мне в глаза, лишая возможности разглядеть лицо своего спасителя, мелькнул мальчишеский силуэт. Я успела запомнить только белые волосы, родинку в виде полумесяца на его руке и отключилась".
Клара пролистала тетрадь – почти все страницы были исписаны. Уже в середине дневника почерк стал меняться, встречались исправления, рисунки на полях и размытый от крупных капель текст. Возникло искушение прочитать последнюю запись и на этом успокоиться, но уже через секунду она захлопнула тетрадь и решила, что прочтет дневник до конца.
***
В полночной тишине входная дверь визгливо заскрипела, послышались тяжелые шаги. Охранник поднял голову от монитора, где оценивал очередной расклад пасьянса, и, никого не заметив, громко сказал в пустоту: «Кто здесь?» Ответа не последовало. Он вышел в коридор, огляделся, и с удивлением никого не обнаружил. Почесал затылок и хотел уже уйти, как в секционной послышался металлический лязг. Поспешив на шум, он проверил каждый закоулок и нашел сонно посматривающих на него двух черных котов.
– Чертяки, как вы меня достали, – проворчал охранник и решил вернуться на пост.
Когда его шаги стихли, в центре длинного коридора проявилась мужская фигура в черном одеянии. В пустых глазницах мерцала тьма, кости обтягивала высохшая кожа, похожая на ореховую скорлупу. Расставив руки в сторону, ночной посетитель, принюхиваясь, двинулся в сторону лестницы. За ним потянулись вьющиеся струйки черного дыма. Иногда они отделялись от общего потока, проникали в помещения сквозь стены и двери, а возвращаясь, издавали тихий гул, похожий на синусоидальный сигнал.
Загадочный посетитель спустился в подвал и вошел в помещение для хранения трупов. Его дымчатые помощники поочередно исследовали холодильные камеры и остановились на самой дальней. Выдвинув демонстрационную тележку, мужчина подкатил каталку и переместил тело. Наклонился и минуту вглядывался в опухшее лицо.
– Павел Игнатьевич! – он похлопал мертвеца по щекам. – Откройте глаза.
Не добившись желаемого результата, человек в черном вытянул руку над лицом покойного. Через минуту помутневшие глаза мертвеца резко распахнулись и безжизненно уставились на посетителя.
– Ну, как вам тьма? Не радует, правда?
Покойный привстал и огляделся.
– Павел Игнатьевич, как вы и хотели, вечное упокоение вам уже обеспечено. Я оказал вам услугу, а теперь и мне нужна ваша помощь. Видите ли, мне самому вступать в контакт с людьми, по некоторым причинам, нельзя, поэтому придется воспользоваться вашим телом.
– П… п… му, – Воронов сделал глубокий вдох, наполняя живительным воздухом легкие. – Почему вы так постарели? Это же вас я видел на набережной…
– С вопросами придется подождать, – отмахнулся Тихонов костлявой рукой. – Мне нужно подробно изложить вам свое дельце, а потом мы вас немного преобразим.
Он помог Воронову подняться и сделать несколько шагов.
– Сами идти можете?
Покойный неуверенно кивнул и сделал пробный шаг.
– Вот и отлично, нам нужно пройтись, тут недалеко…
Температура воздуха резко понизилась. Окна покрылись тонким кружевом инея. Чтобы согреться, охранник заварил чай и сделал пробный глоток обжигающего напитка. В пустынной тишине снова послышались шаги. Он вышел из регистратуры с кружкой в руке и застыл от ужаса. По коридору, высоко поднимая ноги, как цапля, разгуливающая по болоту, шлепал голый, приземистый, лысый мужчина. За ним тянулась водяная дорожка до самой лестницы. Он подошел к охраннику и вежливо спросил:
– Уважаемый, а что это за место?
– М—м—морг, – заикаясь от страха, ответил охранник.
– Я так и думал. Меня уполномочили вам сообщить, что я буду вынужден покинуть ваше заведение на непродолжительное время для выполнения некой секретной миссии.
Охранник не знал, как в подобных ситуациях нужно действовать, поэтому бухнул первое, что пришло в голову:
– Э—э—э, вы кто? Как сюда попали? И почему голый?
– Как попал, не помню, кто меня раздел не знаю и вещей я своих не нашел, – Воронов оглядел образовавшуюся под ним внушительных размеров лужу. – Скорее всего, я умер, поэтому меня сюда привезли. Вы проверьте мои данные по компьютеру. Воронов Павел Игнатьевич. Самоубийство через утопление.
С потолка опустилось устрашающее черное облако и накрыло голову покойного.
Побледневший охранник попятился к стене. На плиточный пол со звоном упала кружка и разлетелась на части. Тьма, от которой он не мог оторвать взгляда, приковала к полу внезапно онемевшие ноги. Его забила мелкая, назойливая дрожь. В горле застрял тяжелый ком. Охранник быстро слабел, чувствуя, как тьма вытягивает из него жизненные силы. Тело Воронова, напротив, с каждым мгновением преображалось: прояснились глаза, мышцы налились силой и упругостью, постепенно возвращалась память. Покойный осознал свою наготу и прикрыл ладонями интимную часть тела.
– Мне тут подсказывают, что с моими документами вышло недоразумение. Паспорт и бумажник остались в плаще, а он зацепился за корягу и бултыхается на дне моря. Так что вы, пожалуйста, сообщите кому надо мою фамилию, – он повторил имя, назвал адрес проживания и домашний телефон.
Тьма, что кружила над ним, сгустилась и загудела. Воронов зашел в регистратуру и снял с крючка вешалки длинное пальто. Заметив на полке забытую кем-то шляпу, водрузил на голову. Примерил туфли сменщика охранника, которые оказались ему велики, внезапно замер и прислушался: за окнами, неистово каркая, кружила стая ворон.
Охранник медленно скатился на пол и, не издавая ни звука, наблюдал, как Воронов, шаркая туфлями, вышел из здания. Окружившая его стая ворон, «повела» в сторону дороги. Свет в морге погас, погружая охранника в промозглую темноту. В оглушительной тишине был слышен лишь слабый стук его сердца. В голове вертелась лишь одна мысль: «Мне никто не поверит».
***
Утром Клара приехала в цветочный салон и, увидев подругу, приветственно улыбнулась. Лиля выглядела взволнованной и светилась от счастья. Вынув из сумки снимок УЗИ, она помахала им и радостно воскликнула:
– Я беременна!
– Поздравляю! – Клара обняла подругу. – Я рада за тебя. Какой срок?
– Семь недель.
– Мужу сказала?
– Нет еще, ты первая. Он в командировке. Сегодня после обеда приедет. Хочу приготовить потрясающий ужин, зажгу свечи, надену красивое платье и скажу новость.
Подруги перешли к рабочим темам. Клара открыла в ноутбуке журнал заказов и стала просматривать заявки.
Прозвенел колокольчик на двери, она подняла глаза и удивленно уставилась на Уварова. Следователь зашел в салон и оценивающе огляделся.
– По вашему виду, Клара Владимировна, можно предположить, что вы не рады моему приходу.
Клара искоса посмотрела на свою сумку, убедилась, что дневник Тамары надежно скрыт и ответила:
– Называйте меня по имени, и вы не правы, я просто не думала, что мы с вами еще когда-нибудь встретимся.
– Я пришел купить цветы для мамы. У нее сегодня день рождения. На пляже вы обмолвились, что у вас цветочный магазин на этой улице.
Пройдя вдоль холодильной витрины, Уваров ткнул в букет из бутонов роз нежно-розового оттенка.
– Я возьму этот. Сколько с меня?
К разговору подключилась Лиля: озвучив цену, она завернула цветы в подарочную упаковку. Уваров отсчитал и протянул ей деньги. Забрал цветы и обратился к Кларе:
– Мы можем переговорить наедине?
Магазинчик был маленьким, уединиться негде. Клара предложила поговорить на улице. Следователь положил цветы на заднее сиденье и подождал, пока Клара подойдет к машине.
– Есть новости по делу утопленника, – сделав паузу, он тихо и таинственно добавил: – Из морга пропал труп. Патологоанатом утром планировал делать вскрытие и не нашел тела. Охранника, что дежурил этой ночью, нашли без сознания в коридоре на полу. Он ничего не помнит. Проводится следствие.
– Как может пропасть тело?
– Морг переполнен, иногда случается путаница. Не думаю, что его специально выкрали.
– Какой ужас. А Тихонова нашли?
– Нет. Мы обыскали квартиру, которую он снимал, обнаружили в его вещах письма, адресованные некой Тамаре Золотаревой. Видимо, у них были любовные отношения. Мне непонятно: если он адресовал их Золотаревой, как они оказались у него? На конвертах есть штемпель об отправке и получении писем. Первое письмо написано сразу после эмиграции, в нем он сообщает, что прибыл в штат Аризона и отлично устроился, что будет искать возможности для ее переезда в Америку, и это странно.
– Почему?
– При его деньгах иметь такую невзрачную любовницу – как-то не с руки: он мог позволить себе молодую красивую женщину, а судя по фото, которое он ей прислал, она не очень—то привлекательна.
– Он что, прислал ей ее же фото? – удивилась Клара.
– Да. Это была как бы шутка. В каждом письме он высылал ей одну и ту же фотографию с разным фоном: океан, каньон, небоскребы. Фотографии он подписывал: «Тамара в Нью-Йорке. 2008 год», «Тамара на Гаити. 2009 год».
– А у вас есть эти фото при себе?
– Одно у меня с собой, – Уваров вынул из пиджака фотографию.
Клара взяла снимок и стала разглядывать автора заинтересовавшего ее дневника. Это была хрупкая девушка невысокого роста, с длинными, черными, как смоль, волосами. Черты лица правильные, но Уваров прав, ее нельзя назвать привлекательной. Она улыбалась, но глаза оставались грустными. На обороте фотографии было написано: "Усть-Каменогорск. 1974 год".
Вернув фотографию следователю, Клара спросила:
– А вы не могли бы дать мне почитать его письма?
– Нет, к сожалению, это запрещено, – Уваров убрал фото в карман пиджака.
– Жаль, интересно было бы узнать историю их отношений.
Следователь замотал головой, но заметив ее разочарование, обнадежил:
– Может, после того, как закроют дело.
***
После работы Клара приехала домой с двумя сумками продуктов. По примеру подруги она решила приготовить особенный ужин и еще раз попытаться отговорить мужа от переезда. Но, как только зашла на кухню, обнаружила записку Аркадия: «Мы с Полей пошли в торговый центр купить все для школы».
Клара обиженно поджала губы, скомкала записку и бросила в мусорное ведро. Будто в отместку, достала из сумки бордовую тетрадь и расположилась на диване в гостиной. Открыла лист, на котором остановилась и, вспомнив лицо Тамары, углубилась в чтение.
«Очнулась я в юрте. Рядом сидел красивый светловолосый русский парнишка с голубыми глазами. По родинке в виде полумесяца на запястье я поняла, что это мой спаситель. Выяснилось, что он приехал к нашим соседям с матерью, которая была врачом в местной поликлинике. Пока его мать была занята пациентом, вышел прогуляться и услышал мои крики о помощи.
Первое, что он у меня спросил, было: «Ты чем-то больна?» Я помотала головой. Он посмотрел на меня и сказал: «Ты очень худая». Я поспешила его заверить, что ничем не больна, но есть хочу так сильно, что съела бы сейчас целого барана. Он закатился от смеха и напомнил мне кудрявого белокурого ангела с рождественской открытки, оставшейся от мамы.
Почему я влюбилась в него, понятно: он был красивый, веселый, сильный, смелый и немного авантюрный. Чем приглянулась ему я, для меня оставалось загадкой, пока я не узнала, что нас объединяет один и тот же случай в детстве – только перенесли мы его по-разному.
Его звали Петр Тихонов, но с самого детства к нему приклеилась кличка Тихоня, хотя тихим он никогда не был.
У нас было свое тайное место для встреч. В двух километрах от нашего городка протекала речка, в ее устье стоял заброшенный рыбацкий сарай. В этом сарае мы часами ждали друг друга. Поначалу между нами были дружеские отношения, но годы шли, мы взрослели, и отношения становились более близкими.
Однажды меня избила мачеха, я прибежала в сарай вся в слезах. Тихоня долго успокаивал меня, потом разорвал рукава своей рубашки, намочил их в реке и стал промокать мои ссадины. Его движения были такими нежными, что я закрыла глаза и разомлела. Он опустил меня на деревянный пол и стал целовать.
Тогда наша любовь была не плотской, ничего лишнего мы себе не позволяли, лишь целовались, но чаще лежали, обнявшись. Помню, что в один из таких дней он сказал, что увлекся книгой об учителе по имени Конфуций, и часто повторял его фразу: «Молчание – великий друг, который никогда не изменит». Мы молчали и смотрели друг на друга, словно ученики, постигшие слова учителя.
Нас выследил сводный брат и рассказал мачехе о встречах с Тихоней. Когда отец пришел с работы, она сказала ему, что брат застал меня за неприличным поведением в рыбацком сарае. Я кричала отцу, что это неправда, но брат поклялся памятью покойного отца, и ему поверили. После этого отец со мной не разговаривал. Сводные брат и сестра, проходя мимо, плевали мне в лицо. Удовольствию мачехи не было предела, она не скрывала своего злорадства.
Через два дня Тихоня подобрался к загону и стал подавать мне знаки. Я не успела его предупредить: отец, брат и еще несколько пастухов поймали его и сильно избили. Он кричал, что любит меня и хочет на мне жениться, но они не слушали. Еле живого, его привезли к дому матери и бросили на пороге. В этот же день, чтобы избежать семейного позора, отец дал поручение мачехе найти мне жениха и сжег рыбацкий сарай. Меня поспешно сосватали пастуху с отдаленных пастбищ.
В день свадьбы жених подъехал к нашему дому в свадебном наряде, на черном коне. Его борик – национальный мужской головной убор – украшали огромных размеров перья филина. Мне он показался таким смешным, что я не удержалась и закатилась от смеха, за что тут же получила подзатыльник от мачехи. С женихом приехали друзья. Меня привлек парень, державшийся позади всех. Когда я к нему пригляделась, то поняла, что это Тихоня. Он так замаскировался, что его не узнали ни отец, ни сводный брат. По знакам, которые он мне незаметно подавал, я поняла: Тихоня приехал не прощаться – у него был план моего побега».
Дверь открылась и в квартиру со смехом зашли Аркадий и Полина. Клара отложила тетрадь и вышла им навстречу.
– Где вы пропадали?
– Мы покупали подарки! – Полина бросилась к матери с большими пакетами. – Мамочка, папа купил мне настольные игры, школьные принадлежности и красивое голубое платье с кружевами!
– Тогда надень платье! Я хочу посмотреть, как оно на тебе сидит.
Полина схватила пакеты и вприпрыжку побежала в свою комнату. Когда дверь за ней закрылась, Клара подняла глаза на мужа и, еле сдерживаясь, спросила:
– Что это за фокусы?
– Никаких фокусов. Я решил, что сейчас самое подходящее время для покупок. Мы с Полей прекрасно провели время. – Аркадий пошел на кухню к холодильнику, достал банку пива и сделал пару глотков. – Не уделяю ребенку время – плохо, уделяю – опять плохо.