– Киев – это тебе не Русь с ее законами и не родичи, не черниговские леса, где привольно дышится. Здесь постоянно надо за спину смотреть, чтобы удар сзади не пропустить. Прямо в Киеве не ходят, все интригуют, но родовые законы той или иной мерой и там соблюдаются, особенно в нижнем городе, что на Подоле.
– И куда мы идем?
– Туда, где тебе с некоторого времени быть нужнее всего, – заключил Кудес и вздохнул.
– Почему вздыхаешь?
– Предстоит дорога дальняя да схватка жаркая. Ее не миновать. Ты, Илюша, не стесняйся, коли с разбойниками столкнешься. В этом деле жалость ни к чему. Могут задеть мечом или копьем, а нам пред князем надо предстать без потерь и ранений. Царапины в счет не идут. Понял?
Я кивнул.
– Да, понять-то понял, теперь дело за малым осталось: не оплошать и сделать так, как сказано. В путь. Дозорные донесли, что обоз с Соловьем и воями близко. Нам его надо опередить. Быстрым шагом пойдем.
Путь наш лежал к урочищу, что возле Велесова бора находилось. Там мы и собирались Соловья и «дорогих гостей» дождаться. Заблуда – молодец рисковый был. Не испугался жизнь на кон поставить.
Так и шли сразу несколько групп воинов, родичей и татей, наблюдая за обозом, во главе которого, полагаясь на помощников и воев, находился Заблуда Бередай по прозвищу Соловей. Обоз неспешно продвигался по дороге, которая проходила все больше по лесу. Лишь в редких местах она выходила на открытые пространства лугов или пашни, или на поляны. Нападение могло произойти на обоз в любое время, но Соловей прекрасно знал, что вблизи Чернигова в лесу его не атакуют. Не было смысла это разбойничкам делать. Недалеко отошли от людных мест.
А путь из Чернигова в Киев-град петлял и разветвлялся. Дорога не один раз все больше тропой лесной становилась или на открытой местности изобиловала ямами. Распутица весенняя уже прошла, но дождички шли почти каждый день, наполняя сердца хлебопашцев радостью. Ближе к вечеру или ночью шел дождь, а утром и днем светило солнце – что может быть лучше для рачительных хозяев, чтобы взошли хлеба, а потом колосья набрали силу? Нет в мире большей радости, чем наблюдать, как всходят ростки ржи и других зерновых растений, суля обильный урожай.
Так вот, дорога из Чернигова, по которой Соловей шел, вначале даже не на юг пролегала, а немножко на восход солнца заворачивала, выбираясь из гущи лесов, выходя к местам, где лес уже соседствовал кое-где со степью, где не было единого лесного покрова. Скрипели телеги на ухабах и рытвинах, бдительно смотрели дозорные по сторонам, а воины были готовы в любой момент взяться за оружие, но лес был тих. Ничто не предвещало нападения. Только все знали, насколько обманчива эта тишина.
Далее уместно сказать о помощнике Мокреши, некоем Миловите. Его после раздумий взял с собой Соловей в помощь с десятком воинов. Догадывался Соловей, что не все чисто, что Миловит специальное поручение Мокреши выполняет, но, как говорится, оно дело думать, а другое – поступать так, как думаешь. Впрочем, по-иному, как я вижу с высоты лет, вглядываясь в молодые годы, и быть не могло. Миловит этот и должен был на самом деле Заблуду-Соловья пленить, когда Мокреша и остальные молодцы-удальцы его в укромном месте настигнут.
Мокреша, как только Соловей отбыл, сразу же, как и договаривались, отправил гонцов к Якиму, Кощевиту и Тимию, уведомив их о том, что обоз двинулся. Сказал для пущей важности и убедительности, что шесть телег в обозе, а что в них – он не знает, но сундуки видел, как на телеги клали и сеном их сверху прикрывали. Врал Мокреша, но то – для успеха дела. Вранье очень часто оборачивается против того, кто его для достижения своих целей использует. Врать еще уметь надо, чтобы не выглядело откровенным обманом. И во вранье Мокреша палку не перегнул.
Правда, вместо того, чтобы наладить взаимодействие среди разбойничков, большая часть которых к Заблуде не присоединилась, а вынуждена была принять главенство Мокреши, Сытий, так Мокрешу звали по имени, как положено, круг не собрал. Он решил, что и того одного факта, что Заблуда его главным назначил, вполне хватит, чтобы руководить. Но одно дело двумя десятками отчаянных парней руководить, а другое – почти полутора сотнями мужчин, которые здесь зимние поселения имеют. И не какие-нибудь, а частоколом обнесенные, так, на всякий случай… В поселениях свои старосты и управляющие имеются.
У Соловья были еще два первых помощника: Прокий и Козьма. Оба верховодили примерно пятью десятками здоровых и крепких мужиков, привычных обращаться с оружием. В их рядах люди разные были. Но, что всех объединяло, добычу страсть как любили. Жить-то ведь надобно за что-то, а хочется жить не как бедняк, едва концы с концами сводя, а так, чтобы и погулять было за что и зимой не голодали.
Так вот, Прокий и Козьма, когда узнали, кому Заблуда руководство передал, явно не обрадовались. Не любили они Мокрешу, выскочкой его считали. Против Мокреши еще и то сыграло, что он, когда дело до дележа доходило, в свою пользу обманывал татей. Ненамного, конечно, но дурил. Застукали его пару раз на таком действе, после чего дурная слава за Мокрешей так и закрепилась, как женщина, которую вроде бы и прогнали, и нет ее, а она все по следу твоему следует и всякий раз в самый неподходящий момент о себе и напоминает…
А как узнали Прокий и Козьма Минович, что обделил их Заблуда, сразу же Жедиславу, еще одному главарю татей сообщили. Собрались втроем, поразмыслили и решили к Соловушке перед отъездом нагрянуть, чтобы прояснить вопросы назревшие и уже наболевшие. Невдомек рыцарям дорог и путей купеческих было то, что Заблуда, сообразив, специально так сделал, чтобы посеять раздор среди помощников своих «верных». Ждал он их для беседы. И не обманули ожиданий Соловья помощники. Нагрянули в гости. Беседа в гостевом тереме произошла, который по приказу Соловья в минувшем году сразу за стенами Чернигова выстроили. Там время от времени на подворье и появлялся Соловей. Он теперь и сам средства, которые на большой дороге добывал, вкладывал в купеческие дела. Вынужден был вкладывать, чтобы не прогореть.
Что добро, когда оно прикопано, и в дело не пущено? Почти ненужный хлам, который не приносит доход, а делиться с нужными людьми за прикрытие надобно, чтобы Нефед и другие волком не смотрели. Зависть надо как-то унимать у других. А нет вернее способа недовольство в отношении себя унять, кроме как нажитым поделиться, но дать столько, сколько нужно, не меньше и не больше.
Умел Соловей определять, кому, когда и сколько дать. Ученый был, поскольку быстро учился. Тут ведь промашка может не только добра, но и жизни стоить, если тебя добры люди подставят невзначай. А Нефед, воевода Черниговский, это Соловей точно знал, на такое вполне был способен. И кто знает, что у воеводы в голове? Никому это неведомо. Воевода черниговский в те времена, по сути, князем в Чернигове был. Верховную власть в Чернигове и в округе держал, вздыхал, правда, часто, чуя и понимая, что вскоре его сменят. И время то близилось. Годик или два оставалось до момента, пока он еще в здешних местах главным будет.
Так вот, как бы то ни было, а ближе к вечеру одного из весенних дней, когда солнце, выполнив свою обычную работу и обойдя по небу владения, стало закатываться за горизонт, собрались в просторной горнице, что в тереме на верхнем этаже была, други-атаманы, чтобы о жизни поговорить.
Соловей тогда был весел. Игрок он умелый был, знал, когда надо слегка притвориться, да так, чтобы его не уличили в неискренности. Радостно посматривал Заблуда на друзей. Его слегка косые глазки, угадывалась тюркская кровь, исполнены были какого-то особого веселья, как будто Заблуда собирался на празднество, а не переезжал на новое место жительства. Прокий, Козьма и Жедислав сразу же отметили в Заблуде перемены. Прокий, как человек, который постарше друзей-атаманов был, да и знал Соловья раньше всех, беседу-то и начал. Слегка прищурившись, усевшись основательно на скамью, которую предложил радушный хозяин, Прокий сразу к делу перешел и задал наболевший у всех вопрос:
– Ты чего это Мокрешу вместо себя главным оставил?
Соловей ответил не сразу, только еще больше прищурился и, как показалось его друзьям, слегка втянул голову в плечи, чуял, значит, что не прав.
– А кого, посоветуй, мне надо было назначить?
– А хоть бы и меня, – не полез за словом в карман Прокий. – Меня поддержат. У меня от друзей нет секретов, как у тебя. Мы договорились втроем, – Прокий сделал широкий жест рукой в сторону соратников, – что я вместо тебя главным буду. Поэтому ты решение измени, меня главным вместо себя назначь.
Соловей слабо усмехнулся, что не понравилось его сотоварищам, и молвил:
– Я решений не меняю. А что мешает вам Мокрешу атаманом вместо меня не считать? Он круг созовет, там ему свои претензии и выскажите, а также свое право сильного.
– А если не созовет, тогда что? – раздался голос Жедислава.
– Тогда будете поступать так, как принято и как вы знаете. Мое дело – решение свое дать, а ваше – его выполнить или нет.
– Ты что же это, в раздор нас вводишь? Не будем мы подчиняться Мокреше. Пусть он своими воями руководит, – с недовольством высказался Козьма.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
