– С ним самым. Ты с ним и побеседуешь. Дружинники ведь не все в дозоре или на службе, некоторые и отдыхают. Нам нужно воев двадцать, но проверенных.
– Не согласится Светел.
– Тебе не откажет. Забыл, кто ты есть? Ты победитель соревнований. Если правильно беседу поведешь, Светел не откажет. К тому же не придется особо биться, но силу явить необходимо будет, если дело пойдет так, как я вижу. Да и дело вы будете угодное воеводе делать: разбойничков, которые шалят и зарвались уже, в плен брать. Черниговский воевода возражать не будет, но ему ничего не надо о деле знать преждевременно. Вмешается, все дело испортит. Умом короток, жаден, но боевит. Этого не отнять, да и, когда надо, своего не упустит.
– А чего ты говоришь, что послезавтра отправляемся? Не управлюсь я так быстро.
– Сегодня с нами переночуешь. Чего зря ногами землю топтать. Утром в Мурому отправишься, а потом – в Ивлицу к Митию. Оттуда в Чернигов наведаешься. Как дело сделаешь, возвратишься к месту, где по дороге, что от Чернигова в стольный град идет, темный бор шумит. Место знаешь?
– Кто же его не знает.
– Мы тебя с родичами там ждать будем. Как явишься, Никита, а он сообщит Соловью, что мы согласны ему пособить, к нам вернется, снова с весточкой к Заблуде пойдет. Тогда он с обозом и охранением выступит. Мы в таком случае сразу несколько дел сделаем, в том числе и округу от разбойников очистим. Только действовать надо осторожно так, чтобы до Нефеда не дошли раньше времени слухи о том, что Соловушка решил Чернигов покинуть и его бросить. Нужен Заблуда воеводе для дел лихих. Живя здесь, Заблуда подневолен. Он будет делать то, что ему говорят, взамен того, что его в погреб не бросят и имущество не отберут. И жизнь такая, когда тебя в любой момент могут схватить, богат ты или нет, не очень-то и привлекательна. Соловья понять можно. Непонятно, что у воеводы на уме. Пока что мирятся они, но так не всегда будет…
С Кудесом тогда мы еще немного побеседовали, а потом я и с Никитой поговорил. Женился Никита, как и я, осенью. Был разбойник, а родичем стал. Только связи прежние остались. К нему Соловей за содействием и обратился. Понял он к весне, что в здешних местах обложили его со всех сторон, что уходить надобно. В Киев Соловей поехал, разузнал, что там и к чему, вернулся удовлетворенный, только все вздыхал, говорил, что бояре да люди знатные много за содействие хотят. С другой стороны, в могилу с собой золото не возьмешь. Вот и решил Заблуда, трезво обстоятельства взвесив, в Киев снова перебраться, и на этот раз окончательно покинуть землю Черниговскую. Кудес такое его желание приветствовал. Да и как не приветствовать, когда разбоя и людей лихих поубавится?
Я же, как и было договорено, переговорил с отцом, Митием и Светелом. Все они, выслушав меня, на дело пойти согласились. Конечно, больше всего сомневался Светел. Сотник и так и этак взвешивал, плечами слегка водил, хмурился и руки на груди складывал, и вздыхал, но, наконец, поразмыслив, постановил:
– Поможем мы родичам, если не врешь.
– А мне зачем? Всем лучше станет, если Заблуда из здешних мест уйдет. А подельников его, лихих друзей-атаманов мы на богатство Соловья и соберем. Все явятся за монетами, мехами да шелками. Гривен у Соловья тоже хватает и украшений. Ты в накладе не останешься.
– Так напасть могут в любом месте. Не успеть можем.
– Соловей лагерем станет у развилки, там, где Велесов бор шумит. Дорога через него проходит. Рядом, чуть в низине, речушка протекает. Места укромные. Лагеря там часто разбиваются. Прямо на дороге разбойничать не будут удальцы.
– Кто знает, что на уме у Мокреши или Якима. Только я бы на месте Соловья Мокрешу вместо себя главным не ставил. Предаст. Сильно злато и серебро любит.
– Так на то и расчет.
– Умен ты стал, Илюша, – прищурился Светел, на меня глядя.
Я хотел, было, сказать, что не я план придумал, но вовремя язык прикусил. Не хватало только Кудеса засветить, как организатора. В том, что Светел воеводе Нефеду скажет, когда сделано дело будет, кто его задумывал, я не сомневался.
– Стало быть, договорились?
– По рукам, – отозвался Светел.
Я протянул ему ладонь. Светел сверху накрыл ее, и мы не спешили разнимать рукопожатие.
– Только надо бы мне проводника из местных и гонца тебе нужно будет вовремя послать, чтобы я вовремя с воями явился. Я на переход позади идти с воинами неспешной рысью буду.
– Родичи вперед по дороге пойдут, да все перелесками…
– Сколько их?
– Со мной десятка два будет.
– А разбойничков?
– Раза в три больше прибудет, если не сотня объявится. Яким, Кощевит и Мокреша без людей к Соловью не явятся.
– Сколько у него воев?
– Будет с десяток, но Заблуда в два раза больше возьмет. Все-таки богатство везет.
Светел вздохнул.
– Можем не успеть.
– Ничего, перехватите тех, кто обратно поскачет.
– Управишься сам с родичами? Ты сможешь. Только родичи полягут. Тати, когда речь о золоте пойдет, стесняться не будут.
– Так родичи все в боях проверенные, почти все бывшие дружинники. Нам тати возле родовищ не нужны, а они тут себе зимние стойбища облюбовали. Места у нас глухие. Им здесь нравится. Да и с воеводой некоторые в сговоре.
При этом я посмотрел на Светела. Он лишь вздохнул.
– Заблуда воеводе нужен, чтобы родичей стращать, – вслух поразмыслил он. – Негоже так жить, но времена ныне наступают иные. Родовые законы все больше становятся пережитком. Вот воевода по ветру нос и держит. Все принюхивается, что же это будет, да чем повеяло. А все больше Византией пахнет. Говорят, – Светел по сторонам оглянулся, – скоро надо будет всем креститься, чтобы немножко ромеями стать. Новый бог у нас будет. Перуна князю мало, Макоши, Стрибога и Даждьбога тоже. Поговаривают, что не боги они, что не подобает дереву поклоняться. Я в толк не возьму, а чем Христос лучше? Ему тоже поклоняются. Как поклоняться хлюпику, который дал возможность себя распять? Это что же выходит?
– Новое время приходит.
– Ты у волхвов учился. Многое знаешь. Скажи, ночь Сварога уже началась?
– Начнется, как только Владимир станет крестить родичей насильно.
Светел поежился.
– Дожили, – вырвалось у него. – А что, без крестика я не воин?
– Еще лучший, чем с ним.
– Я с вами, но всякое может быть. Сам знаешь, что за все поручиться нельзя.
– Схватишь разбойников, о тебе князю доложат киевскому. Может, и повышение будет в дружине. Не все же тебе под Нефедом ходить.
– Тут не знаешь, что лучше, чтобы князь о тебе знал или не ведал, что ты такой есть. Нрав, говорят, у Владимира не постоянный. Может приблизить, а потом отдалить или в погреб куда-то бросить. Говорят, что у него есть лица, которые особые поручения выполняют. Варяги за монеты и плату что хочешь сделают. Им Один все разрешает. Чем больше врагов или людей с собой заберут, тем лучше. Так и живут.
Мы со Светелом еще немного побеседовали, вопросы уточнили и разошлись. Я пошел к родичам, ждавшим меня в условленном месте, а Светел остался выполнять свои обязанности. В дальнейшем пошел на повышение сотник. Я же расскажу, как дело с Соловьем продолжалось, чем и как оно завершилось в следующем рассказе.
План Кудеса
К родичам, которые меня ждали, как и договорено было, я вернулся через несколько дней, сообщил о том, что согласие Светела и дружинников получено. Кудес, выслушав меня, только усмехнулся в усы и сразу же Никиту отправил к Соловью, чтобы тот ему знак дал выступать. Соловей уже был тогда наготове. Как, я и сам не знаю, узнал он, что я с сотником говорил. А раз так, то несложно было догадаться, что дальше последует. Заблуда не допускал того, что Светел откажется помочь. Все-таки я был и для него после победы на соревнованиях героем, которому отказать – себя не уважить. К тому же, о чем Соловей догадывался, я ведь не один действую. С Кудесом он уже беседовал и дело имел, знал, что волхв не обманет, дело, за которое взялся, делает с выдумкой и тщательно, если уже за него взялся.
Поэтому Соловушка, долго не думая, на следующий день, как только Никита ему весточку передал, сразу же в путь с сотоварищами и направился. Выбрал для сопровождения самых преданных, как он считал, разбойничков, пообещал им, что щедро заплатит, даже задаток дал, чем порадовал братию. Да только зависть иной раз все больше глаза застилает, а за усмешками и видимой расположенностью таятся темные чувства, желание отнять и себе чужое добро присвоить. Мокреша, которого Соловей по совету Кудеса главным после себя поставил, имел на добро Соловушки совсем иные виды. Себе все и без остатка присвоить, а Соловья либо убить, либо связать и в стольный город Киев, как главного татя и доставить.
Не один был Мокреша. Подговорил он Якима, Кощевита и Тимия, который уже от побоев оправился, чтобы они пособили ему, не за просто так, конечно… Собрались други-атаманы лихие, чтобы обсудить, что же это такое происходит на Руси, что их брат-разбойник вдруг решил ремесло свое бросить, да новой жизнью зажить. Не укладывалось у них в голове, что такое вообще между татями может быть, если они атаманы. Только невдомек им было, что Соловей, прежде чем окончательное решение принять, переговорил с Кудесом. Волхв ему многое сказал, в том числе и то, что если он дело свое лихое продолжит, то больше двух-трех лет не проживет.
Кудес, слегка щурясь, смотря чуть мимо Заблуды, так и сказал:
