Видит народ:
– Пустое дело!
Расходиться начали меломаны, к другим, таким же, как мы, кадровому потенциалу с предприятий, приставать.
А один, самый настырный любитель Баха и прочих корифеев симфонизма, господи прости, мало того, что в шляпе, а умишком пораскинул.
Сбегал быстренько куда-то. Приносит.
– Я вам это, – убеждает. – А вы мне – билеты!
Только у нас просить бесполезно. Сами, кого хочешь, уговорим:
– Лишь бы было!
Так и разошлись.
Тот симфонист, головастый, в шляпе, отправился-таки на концерт. А мы как обычно – в знакомую подворотню, где в укромной щели пластиковые стаканы давным-давно припрятаны с прошлой культурной вылазки.
Утром только неудобно было.
Все участливо о симфонической музыке говорят. Пытают, видимо, как мы к культуре приобщились.
А мне, Иванову, да дружкам моим – Сидорову и Охапкину не до разговоров о классическом музыкальном наследии.
Воды охота:
– Холодной!
Гроза
Когда Глеб Шустриков на работу вовремя приходит – жди грозы!
Просто чутье какое-то.
Раздевается. Костюм – в шкафчик, а робу – на себя. Встает к верстаку и тихо так, чтобы другим н7е мешать, напильником хрумкает заготовку.
– Давай, Шустриков, – предлагаем от чистого сердца. – Уде открыли!
А он – ноль внимания!
Мастера ждет.
Только мастер не спешит, а едва появляется, сразу за Глеба Шустрикова:
– Вот он где, чтобы глаза мои на него не глядели!
И далее в том же духе.
– Ты, – говорит. – Вчера опять там был?
И по тому, как скромно потупил взор бессловесный Шустриков, становится понятно, что не ошибается наш руководитель участка.
Да и как ошибиться, если полная информация так и прет наружу от разгневанного мастера:
– Опять счет прислали за специальное медицинское обслуживание!
И так добрых два часа.
Говорит так, как по заранее написанному тексту, наш замечательный, красноречивый мастер:
– О чести коллектива!
Затем:
– О тех, кто ею не дорожит и плюет, в конечном итоге, на товарищей по работе!
Только Глеб Шустриков молчит.
Затаился у верстака. Выжидает, когда гроза пройдет. Ждет удобного момента перевести дыхание и попросить закурить, так как получку вчера всю оставил, незнамо где.
Всю – копеечки.
Но словеса мастера не остаются воплем вопиющего в пустыне. Играют свою роль. На несколько дней после этого, до самого аванса воздерживается Глеб Шустриков от залетов и на работу, как всегда, только перед самым обедом появляется.
Знает, когда нужно вовремя приходить:
– Перед грозой!
Хобби
Иннокентий Семкин завел собаку.
Не какую-нибудь там болонку или бульдога. Самую, что ни есть, обыкновенную дворнягу – хвост крючком!
И назвал он ее не так, как любят придумывать клички все прочие, слишком образованные сограждане: – Не Гектором или Вулканом. А в традициях русского фольклора: – Шариком!
И жил этот пес у него даже не на кровати в квартире, или в конуре у порога. А в самом подходящем месте:
– Где придется! Там же и еду себе промышляет!
Но на выставки собак Иннокентий Семкин водит своего Шарика регулярно. Ни одну не пропускает.
Хобби у него такое: – Не отставать от других!
Посмеиваются зрители над питомцем Семкина.
А вот в жюри придерживаются противоположного мнения. Присуждают Шарику не только жетоны участника, как прочим. Не одни розетки лучшего представителя породы.
