Сулейман-Бен-Дауд услышал, что пестрый мотылек сказал своей спутнице:
– Удивляюсь, как ты дерзка! Не смей таким образом говорить со мной! Разве ты не знаешь, что стоит мне топнуть ногой, и дворец султана Сулеймана с садом тотчас же с грохотом исчезнет?
Услышав это, Сулейман-Бен-Дауд позабыл о своих девятистах девяносто девяти надоедливых женах и засмеялся, засмеялся так, что камфарное дерево затряслось. Его рассмешило хвастовство мотылька. Он поманил его пальцем, сказав:
– Поди-ка сюда, ты, малыш!
Мотылек страшно испугался, но подлетел к руке Сулеймана и вцепился лапками в его палец, обмахивая себя крылышками. Султан наклонил голову и тихо-тихо прошептал:
– Маленький мотылек, ведь ты знаешь, что, как бы ты ни топал ножками, тебе не удастся согнуть и былинки. Что же заставило тебя сказать такую ложь своей жене? Потому что эта бабочка, без сомнения, твоя жена?
Мотылек посмотрел на Сулеймана, увидел, что глаза мудрого султана мерцают, как звезды в морозную ночь, взял свое мужество в оба крылышка, наклонил маленькую голову и ответил:
– О, султан, живи долго и счастливо! Эта бабочка действительно моя жена, а ты сам знаешь, что за существа эти жены.
Султан Сулейман улыбнулся в бороду и ответил:
– Да, я это знаю, мой маленький брат.
– Так или иначе, приходится держать их в повиновении, – ответил мотылек, – а моя жена целое утро ссорится со мной. Я солгал ей, чтобы ее хоть как-нибудь угомонить.
Сулейман-Бен-Дауд заметил:
– Желаю тебе, чтобы она успокоилась. Вернись же к ней и дай мне послушать ваш разговор.
Мотылек порхнул к своей жене, которая, сидя на листе дерева, вся трепетала, и сказал ей:
– Он слышал тебя. Сам султан Сулейман-Бен-Дауд слышал, что ты говорила.
– Слышал? – ответила бабочка. – Так что же? Я и говорила, чтобы он слышал. А что же он сказал? О, что сказал он?
– Ну, – ответил мотылек, с важностью обмахивая себя крылышками, – говоря между нами, дорогая, я не могу порицать его, так как его дворец и сад, конечно, стоили дорого; да к тому же и апельсины начинают созревать… Он просил меня не топать ногой, и я обещал не делать этого.
– Что за ужас! – сказала бабочка и притихла.
Сулейман же засмеялся; он до слез хохотал над бессовестным маленьким негодным мотыльком.
Балкис, красавица султанша, стояла за деревом, окруженная красными лилиями, и улыбалась про себя; она слышала все эти разговоры и шептала:
– Если я задумала действительно умную вещь, мне удастся спасти моего повелителя от преследований несносных султанш.
Она протянула палец и нежно-нежно шепнула бабочке-жене:
– Маленькая женщина, лети сюда.
Бабочка вспорхнула; ей было очень страшно, и она приникла к белому пальчику султанши.
А Балкис наклонила свою очаровательную голову и тихо сказала:
– Маленькая женщина, веришь ли ты тому, что только что сказал твой муж?
Жена мотылька посмотрела на Балкис и увидела, что глаза красавицы султанши блестят, как глубокие пруды, в которых отражается звездный свет, собрала обоими крылышками всю свою храбрость и ответила:
– О, султанша, будь вечно здорова и прекрасна! Ты ведь знаешь, что за существа мужья!
А султанша Балкис, мудрая Балкис Савская, поднесла руку к своим губам, чтобы скрыть игравшую на них улыбку, и снова прошептала:
– Да, сестричка, знаю; хорошо знаю.
– Мужья сердятся, – сказала бабочка, быстро обмахиваясь крылышками, – сердятся из-за пустяков, и нам приходится угождать им, о, султанша. Они не думают и половины того, что говорят. Если моему мужу хочется воображать, будто я верю, что, топнув ногой, он может разрушить дворец султана Сулеймана, пусть; я притворюсь, что я верю. Завтра он забудет обо всем этом.
– Маленькая сестричка, – сказала Балкис, – ты права, но когда в следующий раз он примется хвастать, поймай его на слове. Попроси его топнуть ногой и посмотри, что будет дальше. Ведь мы-то с тобой отлично знаем, каковы мужья. Ты его пристыдишь, пристыдишь сильно.
Бабочка улетела к своему мужу, и через пять минут у них закипела новая ссора.
– Помни, – сказал жене мотылек. – Помни, что случится, если я топну ногой!
– Я не верю тебе! – ответила бабочка. – Пожалуйста, топни, я хочу посмотреть, что будет! Ну, топай же ногой!
– Я обещал султану Сулейману не делать этого, – ответил мотылек, – и не желаю нарушать моего обещания.
– Какой вздор. Если ты топнешь ногой, ничего не случится, – сказала бабочка-жена. – Топай сколько хочешь; ты не согнешь ни одной травинки. Ну-ка, попробуй! Топай, топай, топай!
Сулейман-Бен-Дауд сидел под камфарным деревом, слышал разговор мотылька и его жены и смеялся так, как никогда еще не смеялся в жизни. Он забыл о своих султаншах; забыл о звере, который вышел из моря; он забыл о тщеславии и хвастовстве. Он хохотал просто потому, что ему было весело, а Балкис, стоявшая с другой стороны дерева, улыбалась, радуясь, что ее любимому мужу так весело.
Вот разгоряченный и надутый мотылек порхнул в тень камфарного дерева и сказал Сулейману:
– Она требует, чтобы я топнул ногой. Она хочет видеть, что случится, о, Сулейман-Бен-Дауд. Ты знаешь, что я не могу этого сделать; и теперь она уже никогда не поверит ни одному моему слову и до конца моих дней будет насмехаться надо мной!
– Нет, маленький братик, – ответил Сулейман-Бен-Дауд, – твоя жена никогда больше не станет над тобой насмехаться. – И он повернул свое кольцо на пальце, повернул ради маленького мотылька, а совсем не для того, чтобы похвастаться своим могуществом. И что же? Из земли вышли четыре сильных джинна.
– Рабы, – сказал им Сулейман-Бен-Дауд, – когда вот этот господин, сидящий на моем пальце (действительно, на его пальце по-прежнему сидел дерзкий мотылек), топнет своей левой передней ногой, вызовите раскаты грома и под этот шум унесите мой дворец с садом. Когда он снова топнет, осторожно принесите их назад.
– Теперь, маленький брат, – сказал он мотыльку, – вернись к своей жене и топни ножкой, да посильнее!
Мотылек полетел к своей жене, которая продолжала кричать:
– Ну-ка, посмей топнуть! Топни ногой! Топни же, топни!
Балкис увидела, как джинны наклонились к четырем углам сада, окружавшего дворец, весело захлопала в ладоши и прошептала:
– Наконец-то Сулейман-Бен-Дауд сделает для мотылька то, что он давно должен был бы сделать для самого себя! О, сердитые султанши испугаются!
И вот мотылек топнул ногой. Джинны подняли дворец и сад в воздух на тысячу миль. Раздался страшный раскат грома, и все окутал мрак, черный как чернила.
Бабочка билась в темноте и кричала:
– О, я буду добрая! Мне так жаль, что я глупо говорила! Только верни на место сад, мой дорогой, милый муж, и я никогда больше не буду с тобой спорить!
