Джип затормозил под зданием местной больницы. Трёхэтажной, жалкой на вид, но единственной в округе и поэтому вечно переполненной. Здесь ничего не изменилось. Кое-где в глубине парка блуждали поражённые недугом страдальцы. Здесь всегда всё неизменно. Но даже профессора Пинто, видавшего виды доктора, устрашил воистину голливудский бред. Представилось: вокруг густо и бестолково слонялись «тонто» – так в городке величали горемык, разбитых болезнью Альцгеймера. И, как по команде, они, словно враз учуяв здорового человека, повернулись, протянули руки и, монотонно подвывая, медленно двинулись к нему. Лицо его оставалось бесстрастным. Чему удивляться? О чём сожалеть? Они воспринимают происходящее, как нечто само собой разумеющееся. Вгляделся, лишь призрачная зависть окрасила их глаза, пробранные буйством.
Ничего подобного не произошло. Выдумка, короткое наваждение. Примыкающая к больнице площадь пуста. Люди с утра подались на работу – кто в поле, кто на текстильную фабрику. Лишь по одной из улочек зигзагами перемещался юноша. Останавливался, снова шёл. Тонто, один из них. Хайме почувствовал на себе взгляд Альберто.
– Что-то случилось, сынок?
– Нет… Показалось, что вы на мгновение исчезли.
– Я стал невидимкой? – поинтересовался профессор.
– Нет, вроде этого тонто, – ответил ассистент.
Ни намёка на шутку, но Хайме улыбнулся, глядя, как приближается юноша. Вне всякого сомнения, местный. Эталонный образчик нынешнего горца: джинсы, цветное пончо, набриолиненные волосы. Хранитель уникальных анатомических и физиологических характеристик – низковат при плотном телосложении и кряжист. Не так уж неправ Альберто. В тонто одновременно и странно, и явно чувствовался человек не от мира сего, с душой, резонирующей безответности. Блеклое звено, вплетённое в окружающую явь – начало, продолжение и слияние с нею. Парень растерянно смотрел на незнакомцев – то на профессора, то на его помощника, пытаясь осознать, кто они, и прежде, какое отношение он сам к ним имеет, как оказался здесь.
Хайме Пилар мягко взял его руку и, как можно участливее спросил, помнит ли он, где живёт. Лицо юноши осветила счастливая улыбка. Радостно закивал. Наказав Альберто заняться неотложными приготовлениями, профессор попросил тонто показать путь к дому.
Вскоре Альберто растроганно отвечал на приветствия коллег. Ему обрадовались, и он позволил увлечь себя в больничные недра.
– Доктор, вы ещё помните Марину Эрнандес? – с грустью спросила молодая медсестра, красиво краснея, – теперь она не может встать на ноги…
Альберто забыл, о ком речь, зато отлично помнил другое – во время предыдущего приезда, эта медсестра имела на него виды, но Хайме Пилар строжайше запретил отношения с местными жителями, помимо связанных с работой.
– Это и есть Марина Эрнандес, – печально вздохнула девушка, – на ноги стать уж не может…
Доктор взглянул на высохшую старуху, привязанную ремнями к креслу-каталке. Мужчина, сверкая смуглыми залысинами, тщетно пытался согнуть ей в локте руку. Рука закостенела, и он шептал что-то ласковое, уговаривая расслабить мышцы.
– Всего час гимнастики в день снижает риск контрактур, – подбодрил Альберто мужчину, но, заметив недоумение в его глазах, добавил, – увеличивает подвижность сустава…
И внезапно осёкся, узнав в окаменевшей старухе женщину, пышущую здоровьем всего год назад, её привёз в клинику муж, этот мужчина с залысинами.
Вспомнилось, как жутко смущалась сеньора Эрнандес, когда супруг рассказывал, что его жёнушка в последнее время по многу раз переспрашивает одно и то же. Профессор просил женщину постоять и попрыгать на одной ноге, затем с закрытыми глазами достать пальцем кончик носа. Вышло на третий раз. Когда бедняжка не смогла ответить, какой нынче год, стало ясно. Профессор нахмурился. Увы, у Марины Эрнандес – Альцгеймер. Скоро ей понадобится постоянный уход, и жить осталось недолго. Тогда Альберто предположить не мог – сколько. За год из несчастной женщины вытекла душа.
Доктор положил руку на плечо мужчины. Тот даже не поднял головы, продолжая методично сгибать и разгибать локоть любимой. Медсестра, справившись с неловкостью, тронула Альберто:
– Люди узнали о вас! У них появилась надежда! Храни вас Господь! Во веки веков храни.
Если бы она знала.
Глава 10. Конкиста – Желаете испытать судьбу, сеньор?
Кто бы мог знать заранее! В Испании доблестный рыцарь Перо Далипагич не нашёл для себя земли обетованной, зато врагов нажил немало. Набрался мастерства у плутов всех мастей. Неистово играл в бабки в Мадриде, в экарте – в Толедо, сражался в пикет в Севилье. Здесь веселятся, там поносят Бога, ещё дальше сорятся и дерутся, но повсюду жульничают и воруют. Сегодня, после короткой стычки, он твёрдо решил покинуть империю, разбогатеть, вернуться обеспеченным человеком, чтобы прикупить потомственную идальгию. На случай, если она не будет пожалована за невероятную храбрость и достойные баллад подвиги.
На въезде в город Перо совершил непростительную ошибку. Залюбовавшись гирляндой человеческих обрубков – останков четвертованных преступников, вывешенных на городской стене, прозевал приближение монаха. Эти солдаты инквизиции, словно гарпии, подстерегали путешественников, вкрадчиво интересуясь: «нет ли в вашем багаже еретических писаний, запрещённых Святой Церковью». Если таковые находились, путешествие заканчивалось. Если нет, требовали заплатить за проверку скромный взнос. Монах, встретившийся Перо, обладал молодым весёлым баском и, когда кабальеро решил отделаться монетой в су, решительно преградил дорогу. Но Перо благоразумно пожертвовал на дело инквизиции полноценный реал, заслужив заочное благословение Его Святейшества Папы из Ватикана.
Сиеста. У дворца в такое время никого не встретишь. Далипагич положил остановиться на постоялом дворе, а утром, отдохнув и подкрепившись, двинуться ко дворцу. Выходило: реал за постель и по реалу за еду и свечку.
Постоялый двор, приличный снаружи, внутри вызывал оторопь. Несколько оборванных нищих – то ли женщин, то ли мужчин, распивали вино, горланя похабщину. Перо спросил лучшего вина у брюнетки, с виду цыганки, а когда та отвернулась, чтобы исполнить заказ, не без удовольствия проследил за вызывающей игрой попки, благодушно прикинув: «Похотливая сучка!».
На него косились, но зверская рожа в очках, вкупе с телом исполина, не позволяли мыслям, затуманенным алкогольной дрянцой, завладеть рассудком. Вскоре девка вернулась с бурдюком. В благодарной спешке Перо шлёпнул её пониже спины, вызвав интригующий смешок, и отхлебнул вина. Проглотить пойло, отдающее козлятиной, оказалось невыносимо. Ошарашенная девчонка приняла на себя кислый душ, перемешанный со слюной.
За подобное подношение бедняжке пришлось оплатить причинённый ущерб собственным телом. Далипагич взвалил её на шею и уволок в номер, где учил уму-разуму до утра. Проснувшись часам к одиннадцати, наотрез отказавшись жениться и даже подарить несколько пистолей, Перо, словно собака, отряхнулся от блох, покрывавших тело копошащейся коркой. Затем наскоро позавтракал мясным паштетом, почему-то отдающим мертвечиной. Наверняка на городской стене не окажется вчерашних останков, случись вернуться к главным воротам – в этом он мог присягнуть. Затем, одевшись, всё же сжалился и кинул несколько монет рыдающей девушке.
На выходе из постоялого двора доблестный всадник задержался на пару минут, заинтересовавшись мясистой бабищей, вывалившей гигантские груди на нетёсаный стол. Поражали размерами соски, такие, что ими впору кормить телёнка. Перо решил проследить за развитием событий, но тут же разочарованно сплюнул. К столу деловито приковылял мальчонка с волосатым тельцем и грубоватыми чертами лица, обеими руками приподнял молочную необъятность и прикипел к чёрному соску.
Наблюдать завтрак мальца стало скучно. Перо спешно покинул гостеприимное местечко. Среди приземистых, как один, и смуглых брюнетов, синьор Далипагич выгодно отличался статью и светлыми волосами, чем не преминули заинтересоваться встречающиеся на пути донны. Из ближайшей подворотни доносились вопли человека, умоляющего об исповеди. В воздухе, густом, как черепаховый суп, терпко пахло конкистой. Было хорошо.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
