Искушенные раем на земле

Самолёт плавно приземлился в аэропорту популярного турецкого города. Оживившись, пассажиры радостно зааплодировали. Рыжеволосая статная Тина в шёлковом брючном костюме, модных туфлях на невысокой шпильке, подхватив кокетливый саквояж, поспешила к выходу. К смотринам она готовилась с присущей ей ответственностью. Не щадя живота своего, села на голодную диету, объявила войну веснушкам, с детства расписавшим аккуратный нос под перепелиное яйцо. Она даже решилась на татуаж бровей, нарисовав несмываемую уверенность в себе, зачеркнувшую природную наивность и непосредственность. В общем, после всех «make up» она стала не хуже и не лучше, а вот её кошелёк почти опустел.

Поборов нерешительнось, Тина прошла вдоль многоликого строя встречающих, но жениха не увидела. К предательскому волнению прибилась трусливая паника, ноги показались ватными, изящный саквояж неподъёмным мешком. Она заставила себя вернуться. И тут услышала хриплый голос, увидела своё имя, криво нацарапанное на плакате, который вверх тормашками держал знакомый по фотографиям мужчина.

Многочисленные Интернет знакомства Шимона научили: наяву, как правило, женщины разочаровывают. В мониторе компьютера он долго и недоверчиво изучал Тинино лицо, беспардонно щёлкая курсором по милой позолоте веснушек, серо-зелёным глазам в удлиненной каёмке ресниц, смущённой улыбке на пухлых губах. Растерянно оглядываясь, Тина вновь прошлась вдоль строя встречающих, и Шимон решился её окликнуть. Они неуклюже обнялись. Жизненный опыт Тине подсказывал, незнакомые мужчины побаиваются к ней подступиться, поэтому заготовила милую фишку – в такси по-свойски взяла ладонь жениха и заботливо вытерла своим носовым платком. Расплывшись в доверчивой улыбке, Шимон обнял русскую невесту. Заметив грязный мазок на белом батисте, Тина поспешно спрятала платок в карман.

О такой невесте Шимон и не мечтал. Не худышка с пышной грудью, при этом длинная шея, гибкая талия, стройные ноги с тонкой щиколоткой. Тихий голос завораживает, заставляет вслушиваться в тягучую речь с лёгкой картавиной. Гораздо старше оказался Шимон. Начав компанию Интернет знакомств одиннадцать лет назад, свои фотографии он не обновлял, самоуверенно полагая, что ничуть не изменился. Пред Тиной предстал немолодой мужчинка с неуверенной походкой, съеденные залысинами тусклые волосы собраны в жиденький хвост. Фирменные джинсы, швейцарские часы, в золотой оправе очки на цепочке, рисующей грязные закорючки на потной сорочке.

В скромной заморской гостинице Шимон деликатно снял два одноместных номера. Из огромного парусинового чемодана вытрусил одежду, обувь, деловые папки, фотоаппарат, видеокамеру, три мобильных телефона, бритву, парфюмы, маникюрный набор. А ещё ласты, походный утюжок, кипятильник, сухие супы, чай, кофе, будильник, складной нож. Его гостиничный номер стал напоминать палатку «сэконд хэнд», а сам Шимон – нервного покупателя в постоянном поиске. В своём номере Тина аккуратно разложила скромный гардероб. Она всегда стремилась одеваться по принципу: «Мы не такие богатые, чтобы покупать дешёвые вещи!», но возможность имела редкую.

На отдыхе время летело незаметно. Скрывая небольшое превосходство в росте, Тина обувала туфли на низком ходу и брала под локоть прихрамывающего спутника. На вопросы любопытных турков, не моргнув глазом, Шимон отвечал, что родом из Саудовской Аравии и гордо добавлял: «А моя подруга – русская!»

Удивлённой невесте он объяснил: «Зачем перед всеми отчитываться, что я из Израиля? Нас, евреев, не любят во всём мире!»

– Зря ты так, какое значение имеет национальность человека? Лишь бы душа светлая и помыслы добрые! – искренно убеждала Тина.

Они пили крепкий душистый чай из стаканчиков формы песочных часов, сваренный на песке кофе, расцвеченный аппетитной пенкой. Случайно забрели в лабиринт огромного рынка, где благодаря навязчивым торговцам, неожиданно для себя, Тина получила в подарок от жениха недорогую золотую цепочку и жакет из тонкой кожи. Обедали в маленьком ресторане на улице, Тина попросила креветки. Услужливый турок предложил ей пройти вместе с ним в рыбные ряды, на свой вкус выбрать морепродукты. Минут через пятнадцать они возвращались. Навстречу, прихрамывая, бежал взволнованный Шимон.

– Мне показалось, что турок увёл тебя навсегда! – шумно выдохнул он.

Бросившись на поиски Тины, он забыл на ресторанном столике пухлый бумажник и дорогую видеокамеру. К счастью всё обошлось – вещи не пропали.

Глубокий шрам на виске Шимона, ассиметрия в лице, неустойчивая походка невольно бросались в глаза. А он спешил сообщить о своих возможностях и связях, сыпал фамилиями израильских архитекторов, финансовых экспертов, адвокатов, партнёров по бизнесу. Тину это озадачивало – людей не знала, чужие имена запоминать не собиралась. В гостиничном номере на видном месте Шимон разложил чертежи нового проекта семейного бизнеса – современная жилая высотка с торговым центром и подземными гаражами. Рисованные «галочки», будто залётные чайки, заглядывая в окна верхнего этажа с видом на Средиземное море, острым крылом указывали на новые апартаменты Шимона и его будущей жены.

– Я открою для тебя бизнес – кафе «русские блинчики». У тебя есть водительские права? Я куплю тебе дорогой автомобиль! Твой паспорт в порядке? Мы будем путешествовать по всему миру! – назойливо одаривал обещаниями Шимон.

Если Тина присматривала недорогие сувениры, Шимон прикрывал рукой её кошелёк и самоуверенно заявлял: «Ты – моя жена, я обязан тебя обеспечивать!»

Она боялась обидеть, но всё-таки спросила: «У тебя такие возможности…. Почему не нашёл спутницу жизни у себя в городе или хотя бы в своей стране?»

Он будто ждал этот вопрос, ответил без запинки: «У нас маленький городок, небольшая страна, а, главное, я всегда мечтал о русской жене!»

Миниатюрные бухточки Средиземноморья облепили колонии крошечных крабов и морских ежей. Под изумрудной линзой воды кружевами раскачивались водоросли, сказочно красивые рыбки виляли павлиньими хвостиками. С первого шага дно уходило из-под ног. Держась руками за парапет, Тина плескалась у берега. Плавать и нырять она умела с детства, страх перед водой появился в юности. В надежде обратить на себя внимание соседский паренёк пытался её утопить – глупая выходка едва не закончилась трагедией для обоих.

В день перед отъездом Тина с берега наблюдала ныряющего Шимона – благо, видимость, как в аквариуме. А он ловил момент: вода скрывала хромоту и позволяля казаться плейбоем. Совсем расхрабрившись, не рассчитав направление, он сильно оттолкнулся и устремился головой прямо в риф. Тина пронзительно закричала – визг разрезал абсолютную тишину. Шимон резко дернулся на её голос, но столкновение с острыми камнями не избежал. Заметно обмякнув, жених камнем пошёл ко дну. «Кошмар! Нелепица!» молнией пронеслось в сознании Тины. Не раздумывая, она стремительно нырнула в воду, схватила Шимона за спасительный хвостик волос.

В медпункте долго выковыривали из лысеющего темечка жениха едва заметные иголки морских ежей. Обработанные раны заклеили пластырем, который шаловливо напоминал пробивающиеся рожки. Настроение Шимона явно испортилось, раздражение чувствовалось во всём. В ресторане он отказался от оплаченного ужина, угрюмо отвернушись. Тина в облегающем серебристом костюме, припасённом для последнего вечера, рассеянно ковыряла ложечкой фруктовое желе.

– В этом наряде ты похожа на змею! – прохрипел Шимон.

– Значит, тебе нравятся пресмыкающиеся… – невесело отшутилась она.

Мысленно она возвращалась к инциденту в воде, с ужасом представляя непоправимое.

– Я понимаю, сегодня ты спасла мне жизнь, но лучше бы мне утонуть…

– Почему так? – изумилась Тина.

– Потому что ты меня не любишь!

Тина взяла жениха под руку и повела на набережную. Он упрямился, усевшись на лавочку, заявил, что в отель не вернётся. Напомнив, что пора собирать вещи к утреннему самолёту, она ушла с тяжёлым сердцем. Вскоре явился и Шимон, сообщив, что расплатился за проживание, демонстративно удалился на балкон, закуривая сигареты одну за другой. Упаковав свою дорожную сумку, от нечего делать Тина включила телевизор.

– Сейчас я выброшусь с балкона! Я не хочу больше жить – ты меня не любишь! – выкрикнул Шимон.

Она совсем растерялась, и тут в телеэкране заметила отражение Шимона. После каждой своей фразы, по-жирафьи, вытянув шею, он воровато наблюдал за реакцией Тины. Похоже, жених начал психологическую игру, обязывающую невесту принять его правила. Выручил внезапный ливень. Выскочив на балкон, Тина взяла за руки Шимона.

– Скорее в комнату – намокнешь! Всё хорошо: я люблю тебя!

Этого он только и ждал.

В аэропорту он всё извинялся за инцидент в отеле, оправдываясь последствием былой травмы, перед дождём ему всегда плохо. Виновато заглядывая Тине в глаза, он всё вопрошал: «Yes, forever?»

Смущаясь, как девчонка, она краснела и отвечала: «Да, навсегда!»

В кошелёк невесты Шимон по-хозяйски положил тысячу долларов «на мелкие расходы».

– Поверь, я буду тебе не просто мужем, я буду ангелом – хранителем! И ты даже не представляешь, какая жизнь тебя ожидает!

В самолёте хотелось подремать, но, закрыв глаза, Тине виделся прихрамывающий Шимон, растерянно бегущий навстречу. «Трогательный, трогательный человек!» умилялась она.

Израиль никогда не был страной её мечтаний – не любила жару, пугали военные конфликты. Из знакомых на земле обетованной успела побывать приятельница вездесущая Майя, упорно скрывающая свои еврейские корни. В перестроечные времена она летала «на разведку» на историческую Родину под предлогом проведать онкологическую подругу, задержалась на полгода. Вернувшись, она никому не рассказала, как в капиталистической стране доживала последние дни бывший преподаватель советского университета Алла Матвеевна. За умирающей дочерью ухаживали престарелые родители. Жили в маленькой съёмной квартире, экономили на всём. В конце пятницы перед шабатом на рынке покупали уценённые подвядшие овощи. Дома варили картошку, запивали жидким чаем. Мыли посуду и умывались в тазиках, использованную воду сливали в вёдра и ставили возле унитаза. К этой семье и прибилась Майя, взявшаяся подрабатывать на уборке вилл богатых израильтян.

Приспособленка Майя умела всегда со всего получить выгоду. Просидев двадцать лет в научно – исследовательском угольном институте, неизвестно как, она добилась зачисления подземного стажа, надеясь в будущем на льготную пенсию наравне с забойщиками и проходчиками. Замужем Майя побывала много раз, с последним мужем свели общие друзья. Поговорив с Юликом по телефону, она взяла чистое постельное бельё и поехала к нему домой знакомиться. При ладной фигурке Майю можно было назвать привлекательной, если бы не выступающие челюсти с крупными жёлтыми зубами, напоминающие экспонат неандертальца в краеведческом музее. Впрочем, самоуверенная Майя считала себя обладательницей голливудской улыбки, которой навязчиво одаривала окружающих.

Циничный шутник и матершинник Юлик возил кого-то из начальства. Синюшной одутловатостью и рыбьими глазами он смахивал на запойного водяного. Моложе Майи на семь лет он имел двухкомнатную квартиру в престижном районе города. Выгодного холостяка Майя быстренько окрутила, на себе женила и отправила под свой каблук. Под давлением новоявленной жены Юлик отказался от родного сына, через суд лишил права на жильё. Квартиру продали и купили новую на имя Майи, Юлика прописали в шахтном общежитии.

Единственную дочь Лину – юную блондинку, похожую на куклу Барби, Майя «поступила» в медицинский институт через любвеобильного профессора, сначала переспав с ним сама, потом сблизив абитуриентку. И замуж Лина вышла согласно маминому сценарию. В министерский пансионат на берегу Чёрного моря регулярно приезжал погулять сын крупного чиновника. Майя отправила дочку на отдых в нужное время с правильной установкой. Всё сбылось, согласно плану интриганок. Невзрачный Олег с круглой, как тыква, головой, мышиными глазками и чебурашкиными ушами, просто обалдел от внимания белокурой длинноногой студентки мединститута. Родители его выбор не одобрили, хорошо зная будущую сваху, но переубедить сына не удалось – свадьбу сыграли пышную. Красивая Лина родила, один за другим, двоих детей, некрасивый Олег загулял. Вместо скандалов, мудрые мать и дочь умело вымогали компенсации у состоятельной родни.

Знавшая всё обо всех Майя свои тайны никому не доверяла. Случайные вести о ней казались анекдотичны. Могла выпросить у сотрудницы дорогое платье, объяснив необходимостью показать фасон портнихе. Через время в этом платье Майю видели на свадебных фотографиях дочери. Будучи невероятно скупой, она питалась впроголодь, экономила даже на мелочах. На обед сотрудников «вскладчину» Майя традиционно приносила отварной картофель и свеклу, ссылаясь на язву желудка. Тут же забыв об объявленных болячках, она уплетала не диетическую снедь на общем столе. Имея особый нюх на застолья и талант незваного гостя, она без зазрения совести являлась на чужие семейные торжества и отъедалась на халяву.

В мутные перестроечные времена растерявшиеся итээры, мэнээсы, кандидаты и доктора наук пытались выжить, а может, наконец, разбогатеть. Все ринулись в кооператоры и предприниматели. Требовался стартовый капитал. Неожиданно для всех Майя оказалась состоятельным кредитором, предлагала взаймы крупные валютные суммы под свои двадцать процентов в месяц. Ростовщиком она была безжалостным, обнажив в коварной улыбке жёлтые зубы до бледных дёсен, насчитывала проценты и на долг прошлого месяца.

Для разговора об Израиле Тина пригласила Майю в итальянское кафе, веря в женскую солидарность и доброжелательность приятельницы. А Майя в предстоящем замужестве Тины видела лишь интригу. Авось, у Тинки всё получится? И тогда Майя полетит на землю обетованную погостить в доме богатого мужа хлебосольной подруги. А там…, чем чёрт не шутит? Внимательно рассматривая фотографии Шимона, Майя обратила внимание на огромные апартаменты, породистую собаку.

– Коренной израильтянин? Сразу видно: из богатых! Подсуетись, подруга, шанс не упусти! И, вообще, скажу я тебе: Израиль – рай на земле!

– Почему в «рай на земле» не стремишься ты, имея на то все права? – заметила Тина.

– С чего ты взяла? Еврейскими кровями родители меня не одарили! – как всегда, отказалась Майя.

Позже она вместе с Юликом эмигрировала в Германию, рассчитывая прожить на пособие. «Рай на земле» её не устраивал – там надо работать.

Сомнения не оставляли Тину. Какой Шимон настоящий, что ждать от семейной жизни с ним? Как понять и не ошибиться? Она давно уже не наивная девочка, мечтающая о любви. Шимон внушал доверие, не раздражал, что-то в нём трогало и делало невозможным обидеть. Казалось, он похож на её отца, который тоже намного старше мамы, тоже невысокого роста, и родился в тот же день января, что и Шимон. Добрый, заботливый, радушный Егор до старости лет жену называл: «Алёнушка», «ангел», «голубка моя». Любовь к ней и дочке он выражал словами душевной старины: «жалкие», «незабвенные», а редкое недовольство беззлобным: «кукла безмозговая». А Тине так хотелось поверить в счастливую беззаботную жизнь!

Чувствуя колебания невесты, Шимон звонил утром и вечером. Она приветствовала жениха его родным «шалом», и он радовался, как ребёнок. Как-то в трубке на ломаном русском языке заговорил чужой голос: «Привет, Тина! Я – Вагнер, не композитор!»

«Не композитор Вагнер», а проще Хаим, на правах друга Шимона тревожно вопрошал: «Ты не просишь деньги у жениха – как это понимать? Не доверяешь? Несерьёзно относишься? А, может, всему виной языковый барьер?»

В одном из бесконечных телефонных разговоров Шимон признался: «Ты просто обязана ко мне приехать, ведь о моей предстоящей женитьбе на русской знает весь мой город!»

– Причём здесь город? – недоумевала Тина.

Боязнь совершить жизненную ошибку её не оставляла. Не давали покоя нерадостные мысли, пугала разлука с сыном. Муж Вадим погиб шесть лет назад, оставив Тину тридцати трёх лет вдовой, Марка в трудном подростковом возрасте без отцовского плеча и твёрдого слова. А в стране девяностые, бандитам – лихие, народу – прискорбные. Сыну едва исполнилось восемнадцать, собрался жениться на однокласснице, уже беременная. На Тину всё также засматриваются мужчины, иногда вслед бросят: «И есть же счастливчик, который с ней спит….» А с кем спать-то? Вокруг крепко попивающие холостяки или трезвенники при жёнах…. Она невольно стала просыпаться в пять утра – оказалось, в это время обычно встаёт Шимон. «Не просто телепатия – родство душ!» решила она. После долгой бюрократической волокиты она получила гостевую визу в Израиль.

Предстояло определить любимцев – пекинесов, которых Тина из месячных щенков вырастила до пятилетнего возраста. Беда в том, что их предстояло разлучить. Серебристая сучка Сана улетала с хозяйкой в Израиль, а рыжий кобелёк Султан оставался у родственников. С радостью Тина забрала бы обеих собачек. И Шимон не возражал: площадь его дома и сада, как он уверял, позволяла. Но в его доме хозяйничал пёс мужского пола ризеншнауцер Рокки. А задиристый Султан соперника не потерпит. Однажды он отважно бросился на дога, фривольно понюхавшего Сану. Наглость маленькой шавки возмутила огромного пса. Забыв о своей гордой родословной, он захватил пекинеса в пасть. Спасла Султана буйная шерсть и истеричный визг его хозяйки – дог закашлялся и брезгливо выплюнул наглеца. Тина в слезах принесла своего драчуна домой, как ей казалось, умирать. А «рыжик» отлежался несколько дней и пришёл в себя к неописуемой радости всей родни.

Заранее договорившись с родственниками, Тина пришла к ним с обеими собачками. Славный «рыжик» почувствовал предательство задолго. Отказываясь от взяток в виде угощения и игрушек, он бдительно караулил каждое движением своей хозяйки. Уходя, Тина взяла на руки только Сану. Султан рвался следом, лаял, скулил и царапал дверь. В новом доме его любили и заботились. Но он редко отходил от двери, всё прислушивался в надежде услышать спешащие к нему родные шаги. Через четыре месяца измученное тоскливым ожиданием собачье сердечко остановилось. Тина узнала об этом не сразу – печальную весть от неё дружно скрывали.

Декабрьским вечером на вокзале Тину провожали только самые близкие: сын с будущей женой Настей и подруга Марьяна. Марк был суровее обычного, Настя помалкивала, Марьяна безуспешно шутила. Сославшись на холод, от шампанского все отказались – отъезд Тины в новую жизнь не «обмыли». Прощаясь, она расплакалась, и долго вытирала горькие слёзы в поезде, не замечая удивлённые взгляды попутчиков. Уже утихли соседи по купе, отчаянно храпел мужик на верхней полке, уютно посапывала Сана, тёплым комочком прижавшись к растревоженной хозяйке. Тина забыться не могла. Как же хотелось ей защитить, одарить жалких любимых – сына и его будущего ребёнка! В вечных мечтах о счастье рисовался бескрайний зелёный луг и табун резвящихся под солнцем шелкогривых лошадей – идеальная картина вольницы, радости, невозможности одиночества, всего, что желается родным людям! Под утро Тина забылась, казалось, только закрыла глаза, а уже настойчиво потрясли за плечо.

К счастью, Сана избежала испытания багажным отделением самолёта, её разрешили взять в салон. Усевшись в кресло, Тина обменялась дежурными фразами с соседями. Впереди расположились Целя Львовна и её немолодой сын Эдуард, которые настойчиво тянули руки к растревоженной Сане. Из кармана кресельного чехла Тина достала толстый журнал. Среди рекламной макулатуры, обнаружив детальную карту СНГ, она разыскала село, в котором остался любимый дачный домик. После ужина стюардессы собирали грязную посуду. Напряжённый разговор впереди заставил Тину поднять голову. Стюардессы стояли возле Цели Львовны, тихо, но настойчиво, требовали вернуть столовые приборы. В ответ женщина громко возмущалась, отрицая наличие у неё казённой посуды. Сын угрюмо отмалчивался, одаривая мать косыми взглядами. Минут через десять препинаний Целя Львовна нервно открыла свою сумку, со дна достала металлические ложки, вилки, ножи и обиженно швырнула стюардессе. Работники ушли, молча, мать и сын ещё долго обменивались злым шипением.

– Посмотрите, до чего красивые руки, длинные пальцы у женщины! Ногти, скорей всего, накладные! – послышались интригующие реплики позади.

Тина машинально оглянулась и с удивлением поняла, что говорят об её руке, свободно лежащей на спинке кресла. Незнакомки приветливо закивали.

– Вы – пианистка?

– Нет, я – всего лишь экономист. Правда, в детстве мечтала о скрипке, но не сбылось. А ногти у меня настоящие! – смутилась Тина.

Нервно заёрзав, пассажирка в соседнем ряду бросила: «Ничего, этой «пианистке» Израиль ноготки быстро обломает!»

Задолго прибыв в аэропорт, не доверяя электронному табло прибытия самолётов, Шимон в панике бегал к киоску справки. Что, если русской невесте, всего, лишь нужно попасть в Израиль, и она тотчас скроется?

Непривычно душным декабрём встретила Тину святая земля. Неожиданно быстро она прошла пограничный и таможенный контроль. Толкая впереди себя тележку, загруженную чемоданом, дорожной сумкой и контейнером с собачкой, она вышла в зал встречающих. В этом раз ликующий жених и растерянная с припухшими глазами невеста сразу узнали друг друга. Настроение Тины Шимону не понравилось. Не рада встрече? Она смущённо оправдывалась усталостью, обмолвившись о неприятном инциденте в самолёте.

– Не обеднеют! В моём доме вся посуда для обихода из авиарейсов. Набрался, работая в авиакомпании, и когда пассажиром летаю, случай не упускаю! – с детской непосредственностью объявил Шимон.

Тина оговорилась о странном пророчестве для её ногтей.

– Ну, тебе же не придётся идти на грязную работу для русских! – успокоил жених.

– Как это: «грязная работа для русских»? – совсем потерялась Тина.

– Поживёшь в стране – увидишь: метут улицы, моют подъезды и дома коренных израильтян эмигранты, приехавшие из СССР! – насмешливо произнёс он.

– Так ведь они – евреи, причём здесь русские? – добивалась ясности Тина.

– Да, какие они евреи? Евреи те, кто здесь родился! Вот я – еврей, у меня даже в паспорте написано: «палестинец»! – высокомерно заявил Шимон.

– Ты сам рассказывал: твои родители тоже не аборигены – из Польши переехали перед войной!

Показав рукой куда-то в космос, Шимон изрёк загадочное: «Э-э-э!»

Поднявшись лифтом на третий этаж автостоянки, он, по-хозяйски, распахнул дверку презентабельного «Chrysler» цвета «шампань».

…. В мечтах рядом с собой Шимон всегда видел пышногрудую славянку, но с лёгкостью увлекался любой подвернувшейся пассией. Покорял он женщин крепким телосложением, наглостью светлых глаз, пушком рыжих волос на бронзовой коже. От природы неглупый, хитрый и пронырливый, он всегда стремился быть на виду, в молодости служил стюардом в международной авиакомпании. Он рано женился на хорошенькой, как античная богиня, соотечественнице Юдит, родили двух прекрасных сыновей. Семью вниманием и заботой Шимон не баловал, жил в своё удовольствие, изменяя жене с международным размахом. Юдит подозревала, что муж ей не верен, о многом даже не догадывалась. В бесконечных ссорах прошли двадцать лет совместной жизни.

Всегда на стороне матери старший Нир отца ненавидел открыто, младший Офир, похитрей, помалкивал и прятал глаза. Повзрослев, они с готовностью покинули родительское гнездо, отслужили в армии. Нир оказался натурой творческой, писал музыку и стихи. Чувства, бродившие годы жизни в отчем доме, эмоциональной волной вылились в душевную песню, ставшую хитом. Получив известность, Нир продолжал сочинять, но шедевры не удавались. Бесталанный Офир работать не желал, старался ладить с отцом, постоянно выуживая деньги. Двадцать лет назад Фокштэйнам от одинокого родственника свалилась манна небесная – земля, недвижимость, деньги. Капитал возглавил отец семейства Томэр, обеспечив бизнесом троих взрослых детей. Богатство Фокштэйны ценили, образованностью не обременялись.

За рулём новенького спортивного автомобиля Шимон спешил на свидание к очередной женщине. Понимая, что бессовестно опаздывает, он тревожно посматривал на часы. Заход солнца косыми лучами брызнул в глаза, на мгновенье ослепил – на огромной скорости Шимон врезался в бетонный столб. Больше всего пострадала голова, глубоко в виске застряло боковое зеркало автомобиля. Уверяя, что пациент обречён, врачи спрашивали согласие родственников на донорство его органов. С потерей сына родители смириться не могли – за спасение боролись, подключив все человеческие и финансовые возможности. В коме Шимон пребывал одиннадцать дней, перенёс трепанацию черепа, не одну сложную операцию. И выжил, встал на ноги, хотя координация движения осталась слегка нарушенной. По-прежнему, он мог водить машину, но теперь со значком инвалида. Сигнальный треугольник ущербности он ненавидел, при первой возможности брезгливо забрасывал под водительское сидение. От давнего увлечения пилотированием спортивного самолёта ему пришлось отказаться навсегда.